Глава 28
Пятница. Еще один день, тот же распорядок.
– О, твоя тень, – сказала Эмма, как обычно бросив сумку на заднее сиденье.
Райан следует за мной, пока я везу Коула и Эмму в школу. Мы вчетвером как боевой щит – чем нас больше, тем безопаснее для каждого. В школе свидетели, я всегда на виду.
– Ой, его опередила другая машина, – съязвила Эмма, выгнув шею. – Ну все, сейчас мир перевернется.
Я старалась думать об Эмме с сочувствием, потому что, в конце концов, я отобрала ее место в нашей автомобильной иерархии. Ведь это я раньше сидела сзади, а она – впереди рядом с Коулом. Теперь я захватила место Коула, сам он тоже сел впереди, а ее сослали назад, сместив с ведущих ролей. Я подумала об Эмме и таких, как Эмма, – людях, не имеющих ни малейшего понятия, сколько опасностей их подстерегает вокруг. Из-за меня с ней могло произойти что угодно, а она этого даже не понимала. Она была в опасности уже только потому, что просто сидела со мной в машине.
Райан ждал нас у машины на школьной парковке – он наклонился поцеловать меня в губы, и Эмма насмешливо раскрыла рот от удивления. Он обнял меня за талию, и я подумала, что все-таки новый распорядок не так уж и плох. Точнее, не распорядок, а сюрпризы. Мне нравилось ощущение, что происходит что-то новое и только мое – то, чего я не ожидаю. Еще один день, когда я пыталась потеряться в таких моментах, пока реальность снова не ударила меня обухом по голове. Еще один день, когда я шла по парковке, озираясь по сторонам, но ничего не увидела. Еще один день, когда я перестала бояться теней, но стала бояться того, что их нет.
Мы с Райаном вместе пошли на математику – его рука у меня на талии, – и мне так этого хотелось, мне так хотелось, чтобы это стало моей новой нормой. Но страшная правда в том, что я не хотела, чтобы тени исчезали. Потому что вместе с ними исчезнет и мама. Если я буду в безопасности, значит, она никогда не вернется. Мои страхи были моим родным болотом. Они напоминали, кто мы и кем были, что жили и продолжаем жить. Кто я без них?
– В общем, я тут подумал, – сказал Райан.
– Что ты подумал?
– Как насчет свидания на этих выходных? Только чтобы не было недопонимания, под свиданием подразумевается, что я приглашаю тебя к себе домой.
Потому что настоящее свидание будет небезопасно. Потому что он тоже хотел меня от всех спрятать.
– Тебе разве не надо работать? – поинтересовалась я, как будто наблюдая разговор со стороны.
– Мне дали отпуск после всего, что произошло. Я бы расстроился, но на этот раз смотрю на ситуацию с положительной стороны.
Я кивнула, а он улыбнулся и нагнулся поближе.
– Так ты согласна? – спросил он.
Из класса выглянул мистер Грэм:
– Может, зайдете?
И мы вошли вслед за ним.
В середине урока у меня в сумке завибрировал телефон. Я отпросилась в туалет и взяла с собой сумку. Пришло сообщение от Джен. Звонили из полиции, обыск в моем доме закончен. Дом снова мой. Она написала, что вернется с работы пораньше, и мы сможем съездить ко мне домой, если мне еще нужны какие-нибудь вещи. Но я вспомнила слова полицейских о том, что мама что-то еще с собой взяла. Куда же она могла пойти? Этот дом был ее миром. Только в доме могли быть ответы. И если кто-то за ней охотился, то, возможно, очень даже возможно, этот кто-то тоже их искал, как и я.
Я больше не хочу быть гарантией. Не хочу, чтобы меня использовали против нее. В доме есть что-то, за чем они в итоге вернутся, и я должна найти это раньше них – если они найдут это раньше меня, то исчезнут навсегда. Если я их опережу, это будет уликой в полиции. Я смогу убедить детективов, что маму похитили. А они смогут использовать это – чем бы оно ни было, – чтобы заманить их обратно. Они смогут ее найти.
Я ушла после математики, поцеловав Райана на прощание в коридоре, хотя все шли мимо и нас видели. Даже несмотря на то, что мистер Грэм многозначительно кашлянул и велел нам не задерживаться.
– Увидимся на обеде, – сказал Райан.
– Увидимся, – ответила я и, отвернувшись, закусила губу, чтобы он не понял, что я вру.
Я надеялась, что он меня простит. Надеялась, что делаю правильный выбор. Что лучше никому ничего не рассказывать. Что некоторые тайны лучше оставить тайнами, а ложь бывает во спасение. Чем дальше я отходила от маминой лжи, тем опаснее казался мне окружающий мир.
Я впервые сидела одна в машине Коула, и она показалась мне огромной, слишком широкой, слишком тихой, пустой и холодной. День стоял пасмурный, небо затянули низкие облака, над лесом поднимался легкий туман, делая все вокруг тусклым и унылым. Прохладный воздух обострил мои чувства. На парковке стояло слишком много машин, слишком много потенциальных свидетелей. Я тронулась, и меня стали одолевать страхи. Что, если кто-нибудь попытается сбить меня с дороги? Что, если они прямо сейчас следят за мной? Слишком много неизвестных, слишком много вариантов. Чтобы как-то успокоиться, я поставила телефон в подставку для кружек.
В зеркале заднего вида мелькали небо, деревья и как будто какая-то тень, но, присмотревшись, я ничего не увидела. Только клочки тумана и изгибы ландшафта. Я надеялась, что эффект неожиданности сработает в мою пользу. Что Илай не следил за мной, пока я должна была сидеть на уроках. Что, сделав фотографию два дня назад, он получил то, что хотел. До трех часов я официально была в школе, к тому же ехала на чужой машине. И тем не менее я не могла избавиться от чувства, что за мной следят, что повсюду глаза.
Въезжая в свой район, я не почувствовала былого облегчения. Ощущения дома и безопасности не возникло. Вместо этого только неизвестность и подступающая дрожь. Перед поворотом к дому я остановилась, сердце забилось, в голове гудело. Машин не было – ничего не было видно впереди на дороге и в зеркало заднего вида. Полиция уехала. Остались только я и дом, все, что случилось, и все, что могло случиться.
Я проехала мимо своего въезда и припарковалась у поворота к дому Анники. Машину нельзя было увидеть ни из ее дома, ни с дороги. На улице поднялся ветер, зашуршали деревья, и мне под ноги упали несколько листьев. Встав у машины, я прислушалась. Ничего, кроме шума ветра и шороха листвы. Как в ту ночь, когда Райан ждал меня в машине на въезде, я кралась к дому, стараясь бесшумно ступать по гравию. Я вдруг поняла, что сама перешла на другую сторону и подглядываю из леса, прячась в тумане. Стала тем, что мама вечно высматривала в лесу, стоя за тонированными окнами.
Я скользнула за деревья, откуда было видно входную дверь, и стала наблюдать. Прислушалась, но ничего не услышала. Ни машин, ни голосов, никого. Только я, деревья и пустота. Чтобы в этом убедиться, я обошла дом вокруг между каменной стеной и чугунным забором. Только я взялась за решетки ворот, как из леса донесся какой-то шум – будто кто-то наступил на ветку, – и я замерла. Я вглядывалась в лес, пока оттуда не выскочил какой-то зверек. Я толкнула калитку, и она подалась, заскрипев петлями на ветру.
Дом за воротами стоял в темноте, но на ровной стене выделялась паутина трещин вокруг воронки от пули. Приставив руки ко лбу, я прислонилась к окну, вгляделась внутрь, но шторы были плотно закрыты. Тогда я прислонилась к окну ухом и прислушалась. Убедившись, что в доме никого нет, я зашла через заднюю дверь.
Как только я зашла на кухню, в нос ударил запах. Дым исчез, дом явно помыли. Кухня пропахла запахом казенного чистящего средства – к горлу подступила тошнота. Инстинкт. Ничего больше. Или причина была в другом – в том, что я стою на кухне дома, который еще несколько дней назад был моим, а теперь нас из него удалили. Я почувствовала пустоту. Поняла, что мы обе боялись именно этого. Не химического запаха или ожога, который оставит шрам, но в итоге заживет. Мы боялись, что нас просто сотрут и от нас не останется никаких следов. Боялись, что мы никогда не были настоящими. Что наши жизни сократят до какой-нибудь несложной истории.
Внутри все было по-другому. Видимо, полиция обыскала дом, пытаясь найти доказательства того, что мама не та, за кого себя выдает, что она не тот человек, кого я знала всю жизнь. В ушах звучал голос детектива Конрада, я смотрела на дом его глазами: камеры, чтобы отследить, если приедет полиция; сумка с деньгами и фальшивыми паспортами для побега; сигнализация, чтобы предупредить, что кто-то приближается, но не вызвать полицию; стены и ворота, мрамор и сталь – все, чтобы спрятаться внутри.
Я четко усвоила инструкцию. Если зазвенит сигнализация, беги в убежище. Но теперь задумалась: я должна была бежать туда, чтобы спрятаться или чтобы оттуда начать побег? И я хотела понять, от чего именно мы должны были бежать. Тем не менее получается, что мама в итоге действовала совсем не по инструкции. Я представила, что могло произойти той ночью. Наступил вечер, ворота заперты. Горит свет, сигнализация в режиме «под охраной». У задних ворот какой-то шум, люди в капюшонах пытаются их взломать. Она берет телефон, но он не работает. Бежит в мою комнату, но там пусто. Видит мой телефон, но меня нет. Может быть, она пытается позвонить и с него, но не может.
Она должна была бежать в убежище, но не стала этого делать. Вместо этого она отключила сигнализацию и нажала кнопку, чтобы открыть ворота… И тут я будто увидела нового человека. Она, но не она. «Думаю, твоя мама очень сильная. Она способна на большее», – сказала Джен. Эту женщину я уже пару раз встречала: маленькая ложь, которую она придумывала для нашей защиты, или ее жест, как она махнула, застыв, когда пришли из службы опеки. Теперь я посмотрела на тот момент в новом свете: решение бежать или остаться. Сбежать или рискнуть.
Она позволила меня забрать, потому что не видела другого выбора, потому что это и был ее выбор. Долгосрочная игра. Риск, но потом она меня вернет. Или я сама к ней вернусь. И я вернулась. И возвращалась снова и снова. Все эти истории, которые я рассказывала Джен, и то, что скрывала от нее. Как болталась в машине над пропастью, полагаясь только на собственные пальцы и каплю надежды. Мама все знала. Она знала, что я найду способ вернуться к ней. Как я всегда возвращалась.