-gadjo .
– Мне понятно твое смущение. – Стеван снова похлопал племянника по плечу. – Эмилиан, почему бы тебе не остаться в Вудленде? На север можешь отправиться в любое время – ты свободный человек и сам себе господин. Но табор должен уйти. Цыгане и gadjos стали врагами. Слишком возросло напряжение, на нас то и дело бросают злобные взгляды, оскорбляют, угрожают. Даже дети выясняют отношения на кулаках. Не могу понять, что здесь творится. Возможно, на севере люди просто привыкли к нам. Они ждут нашего появления летом, когда наступает время убирать урожай и им требуются рабочие. Точно так же они ожидают, что зимой мы уйдем, но всегда знают, где нас найти, если потребуется починить колесо или стул или залатать одежду. Южные же gadjos мне совсем не по вкусу.
Эмилиан холодно воззрился на дядю:
– А северные gadjos убили Райзу.
Стеван пожал плечами:
– Эдинбург – опасный для цыган город.
– Бог повелел цыганам быть странниками, однако на протяжении веков они не могут путешествовать свободно, – сказал Эмилиан, чье раздражение росло с каждой секундой. – Вы должны ходить где пожелаете.
– Против нас всегда издавались законы, – смиренно произнес Стеван. – Если ты твердо решил отправиться с нами, мы тебе рады. – С этими словами он вытащил из кармана и протянул племяннику сложенный носовой платок. – Я собирался отдать тебе это, если ты все же решишь остаться, но теперь счел, что это в любом случае должно быть у тебя.
Эмилиан взял платок.
– Что это?
– Вещь, принадлежавшая твоей матери. Подарок твоего отца. – Стеван уже сделал пару шагов, намереваясь уйти, но, помедлив немного, добавил: – Ариэлла хорошая женщина и любит тебя. Тебе никогда не найти другой такой жены. Я бы на твоем месте не стал оставлять ее надолго и уж точно не отдал бы в руки какого-то там англичанина.
Эмилиан ушам своим не поверил. Да, Ариэлла станет хорошей женой… но не для него.
Развернув платок, он увидел тонкую нитку жемчуга с висящим на ней маленьким золотым кулоном в форме сердца.
Его собственное сердце в этот момент готово было разорваться от боли и гнева.
Эмилиан подошел к своему письменному столу, не сводя глаз с жемчуга. Его отец подарил Райзе ожерелье, и это не какая-то глупая безделушка. Означает ли это, что Эдмунд любил ее?
Сердце Эмилиана все еще пребывало в печали – печали по обоим своим родителям.
Положив ожерелье на стол, он посмотрел на миниатюрный портрет, стоящий рядом с чернильницей. Портрет этот был написан за несколько лет до того, как Эмилиан поселился в Вудленде, и выражение лица Эдмунда было суровым. Эмилиан поднес миниатюру к глазам и принялся внимательно всматриваться в нее.
Обоюдным желанием его родителей было, чтобы сын стал хозяином имения. Но, будучи обязанным Эдмунду почти всем, Райзе он был обязан еще больше.
Послышался негромкий стук – он оставил дверь открытой. Подняв глаза, Эмилиан увидел стоящего на пороге Роберта. Эмилиан замер, вспомнив, что кузен вместе с Толлманом и мэром присутствовал на его порке. Эмилиану никогда не забыть, какой ненавистью светился тогда взгляд Роберта.
Он запретил кузену появляться в имении, но тот осмелился ослушаться. Медленно, очень медленно Эмилиан поднялся из-за стола. В душе его закипал гнев.
Роберт сделал несколько поспешных шагов вперед, растягивая губы в приветственной улыбке.
– Я так рад, что ты выздоровел и вернулся домой!
– Неужели? – Пламя гнева, сжигающее его изнутри, разгоралось. – Ты так же рад видеть меня дома, как и наблюдать за моей поркой?
Роберт сжался в комок.
– Я хотел остановить их, но я же здесь чужак, у меня нет власти.
– Сколько раз с тех пор, как я получил титул виконта, давал я тебе денег?
Кузен покраснел:
– Ну, я не знаю. Раза два или три… Эмилиан перебил его:
– Ты заявлялся ко мне по крайней мере один раз в год на протяжении восьми лет, Роберт. И как ты мне отплатил? Издевками и полным отсутствием признательности. Зачем ты явился сюда?
Роберт побледнел.
– Я очень предан тебе, Эмилиан. Позволь мне доказать это.
– Мы покидаем эти места.
Кузен охнул от неожиданности.
– Ты, должно быть, шутишь! Мы с тобой – последние представители некогда большой семьи Сен-Ксавье!
– Насколько мне известно, нет у меня никакого кузена, – ответил Эмилиан, искренне имея в виду свои слова. – А сейчас убирайся прочь с моей земли и не смей возвращаться, или я лично вышвырну тебя.
Роберт засопел.
– Ты всегда обращался со мной как с ничтожеством, хотя нам обоим известно, что ничтожество – это ты : грязный, лживый цыган, и ничего больше.
Гнев Эмилиана достиг небывалых вершин.
– Убирайся, – спокойно произнес он, хотя внутренне ничего не желал сильнее, кроме как наброситься на кузена с кулаками.
Тот покраснел, осознав, что зашел слишком далеко. Резко развернувшись, он столкнулся с входящей в комнату Ариэллой. Они ухватились друг за друга, чтобы не упасть, но Роберт даже не поприветствовал девушку и не извинился за свою неловкость. Он бросился прочь из комнаты.
Ариэлла смотрела на Эмилиана широко раскрытыми глазами.
– Хочешь догнать его?
– Я хочу, – медленно произнес он, все еще пребывая в бешенстве, – никогда его больше не видеть.
Девушка угрюмо кивнула:
– И правильно. Он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить тебя от Толлмана, а потом ни разу не приехал в Роуз-Хилл справиться о твоем самочувствии.
Эмилиан молча смотрел на Ариэллу. Она была такой серьезной, целеустремленной и милой, что гнев его сам собой утих. Роберт не имел для него никакого значения – а вот Ариэлла имела.
«Тебе никогда не найти другой такой жены».
Эмилиану очень бы хотелось, чтобы Стеван не говорил о ней таких слов. Эта девушка слишком хороша для него, и он не может дать ей будущее, которое она заслуживает. После его отъезда она просто обязана прийти в себя. Находясь рядом, он внушает ей слишком сильную страсть. Кроме того, Эмилиан понимал, что семья Ариэллы никогда не допустит их брака, что бы там ни говорил ее отец. Даже самое упоминание о подобном союзе казалось Эмилиану абсурдным.
Нет, он не хотел жениться, а хотел лишь получать чувственное удовольствие, занимаясь с Ариэллой любовью.
Он жаждал любить ее сейчас, медленно и восхитительно, до тех пор, пока она не станет молить его о пощаде. Ему ничего не нужно было для себя, а лишь доставить ей удовольствие, показать, как он благодарен ей, как восхищается ею и уважает ее.
Но любит ли он ее?
Ариэлла, казалось, почувствовала исходящее от него желание, так как выражение ее лица изменилось.
– Я понимаю, что приехала слишком скоро. Ты не возражаешь?
Эмилиан подумал о том, что не должен позволять себе сердечной привязанности к этой женщине. Не он ли сам решил, что соблазнение – самое безопасное занятие, в отличие от всего остального?
– Я никогда не стану возражать против твоего скорейшего появления, – прошептал он и потерся бедрами о ее живот, демонстрируя силу своего желания.
Ариэлла покраснела.
– Можно ли быть более возбужденным, чем ты сейчас?
– Это мое выражение признательности тебе, – чуть слышно прошептал он.
Глаза ее вспыхнули особым светом.
– Возможно, тебе стоит снова заболеть, раз за этим последует такое проявление признательности.
– Возможно, – низким голосом произнес Эмилиан.
Эта девушка – его ангел. Как же можно ее не любить? Не поэтому ли он так сильно возбужден сейчас? И так сильно хочет ее?
Рука его легла ей на талию и стала постепенно подниматься выше, к груди. Он почувствовал, как участилось дыхание Ариэллы. Теперь его пальцы ласкали ее шею. Не отрывая взгляда от глаз девушки, он обнял ее ладонью за затылок и подался вперед, намереваясь поцеловать дразнящим легким поцелуем. За мгновение до того, как губы их слились воедино, Эмилиан ощутил всепоглощающую силу своего желания и замер.
Ариэлла разительно отличалась от всех его прочих любовниц. Она заслуживает большего, нежели просто любовник-цыган, гораздо большего.
Что с ним такое происходит? Почему его совесть пробудилась в самый неподходящий момент?
– Эмилиан?
Она заслуживает того, чтобы ее холили и лелеяли, но он не в состоянии дать ей этого. Он резко отстранился.
– Ты и в самом деле этого хочешь?
Щеки девушки залилась краской.
– В жизни ничего не хотела сильнее, – призналась она, – чем оказаться в твоих объятиях. Именно сюда завело меня наше естественное развитие событий.
Он посмотрел на нее.
– Тебе не нужно бояться меня, – добавила она.
Эмилиан скрестил руки на груди, словно желая защититься.
– Вовсе я не боюсь, – сказал он, удивляясь про себя, так ли уж Ариэлла не права. Неужели ее так называемое «естественное развитие событий» все же сделало их друзьями, практически любовниками? – Ты слишком многого от меня хочешь.
На некоторое время воцарилось молчание, затем девушка прошептала:
– Почему ты снова отвергаешь меня?
– Ариэлла, я обязан тебе слишком многим – и вовсе не таким образом должен тебе отплатить.
Она сделала глубокий вдох.
– Ты ничего мне не должен. Я пришла к тебе, движимая чувством любви и привязанности, и я уверена, ты хочешь дать мне взамен то же самое.
– Ты просишь большего, чем я готов дать тебе. Я лишь разочарую тебя и причиню боль. Тебе лучше уйти.
Ариэлла бросилась к Эмилиану:
– Ты не разочаруешь и не ранишь меня. Я слишком сильно люблю тебя – а ты слишком сильно нуждаешься во мне.
Девушка была права: он действительно до боли нуждался в ней, но это не было чисто физическим влечением, а скорее зовом сердца.
– Боюсь, я осознал одну горькую истину, Ариэлла: я для тебя всего лишь временное увлечение. Это пройдет.
Она покачала головой.
– Ты моя первая любовь, но также и последняя, – уверенно произнесла Ариэлла, не собираясь сдаваться.
– Ты очень нужна мне, – хрипло произнес он. – Я хочу делить с тобой ложе, хочу, чтобы ты смотрела на меня с надеждой и любовью. Но я не вижу смысла продолжать эти отношения. Это нечестно.