— Нет. Мы похоронили останки погибших, а тела тех, кого смогли опознать, отправили родным. Эвакуировали гражданских. Теперь ремонтируем повреждённые тварями маголёты, вставляем окна. Казарма тоже пострадала. Если тебе требуются люди, дай знать.
— Нет, мы справляемся. Хорошо, что успели обновить запасы медикаментов.
— Ты успела, — поправил командор. — И это спасло жизни. Тебе что-то нужно?
— Только накопители.
— Накопителей больше нет.
— Тогда ничего.
— Ладно, не буду тебя отвлекать. Когда будешь готова к разговору, найди меня.
Я снова кивнула.
После ухода командора погрузилась в работу с головой и вскоре забыла о нём. Никогда раньше не выкладывалась досуха, и только теперь поняла, как целитель может ошибиться и случайно позволить своему духу развеяться, отдав все жизненные силы без остатка. Если бы на руках у меня сейчас оказался ещё один тяжёлый раненый, я бы тоже отдала ему всё, лишь бы он выжил.
Мне до конца открылась обратная сторона целительства — непомерная цена ошибки. Внутри поселился новый страх — потерять пациента, и он был настолько мощным, что парализовал бы целиком, если бы я не загнала его куда-то вглубь, на задворки сознания.
Кирк Лейн держался на грани, Фоль даже послал за старым ворчливым жрецом, чтобы тот смог вернуть дух, если интендант умрёт. Но я не позволила этому случиться. Несколько часов сидела рядом с постелью интенданта, по капле отдавая силы, с трудом успевавшие восполняться. Вливала в него столько, что в глазах темнело, но отступать не собиралась. Почему-то это казалось особенно важным.
До сих пор было мучительно больно оттого, что не получилось спасти Мервела, и эта боль не позволяла сдаться.
В итоге в схватке со смертью жизнь интенданта осталась за мной!
К вечеру он очнулся, нашёл меня глазами и попытался заговорить, но я отрицательно покачала головой:
— Разговаривать пока нельзя. Вы были ранены в грудь, выжили чудом, — голос звучал тихо и успокаивающе. — Нужно лежать и спать. Я погружу вас в сон, не сопротивляйтесь. Командор вас навестит, как только закончит свои дела. Всё хорошо. Всё будет хорошо, — не запнувшись ни на мгновение, солгала я.
Последние крупицы магии ушли на заклинание, и когда интендант уснул, поднялась и, с трудом держась на ногах, распорядилась:
— Капрал Фоль, поставьте, пожалуйста, двух дежурных. Пусть разбудят меня через три часа или раньше, если у кого-то из больных начнётся жар или бред. Хотя думаю, что до этого не дойдёт. На данный момент все стабильны.
— Гарцель Боллар, позвольте вас проводить до ваших покоев. Вы шатаетесь, — сочувственно проговорил он.
— Разве что чуть-чуть… — сдалась я, понимая, что выжата досуха.
— Пойдёмте. Где ваша спальня?
— В медблоке. Рядом с кабинетом командора.
— Тогда идти туда не стоит. С северной стороны штаба выбило все окна, и их пока не везде вставили обратно.
— О, это не будет проблемой, — устало хмыкнула я. — Кстати, хотела от души вас поблагодарить за всю вашу помощь. Без вас с капралом Тоулайном я бы не справилась.
— Что вы! Это вы спасли столько жизней!
— Я могла бы спасти больше, если бы осталась на земле.
— Нет, на земле вы, скорее всего, погибли бы. Здесь творился хаос, а у вас, уж простите мою прямоту, нет ни опыта, ни подготовки, ни боевой магии. Командор поступил правильно, что поднял вас в небо.
Я так не считала. Из-за меня погиб лейтенант Мервел. Если бы я не оступилась, он успел бы забраться внутрь. Вместо этого он прикрыл меня собой и заплатил за мою жизнь своей.
— Вы правы… ни опыта, ни подготовки… — сокрушённо прошептала я. — Мервел умер из-за моей неуклюжести. Было бы справедливее, если бы из-за неё погибла я сама.
— Не говорите так. Что бы ни случилось, он поступал так, как считал должным, гарцель Боллар, — заверил капрал Фоль, ловя мой взгляд. — Поверьте, он прекрасно соображал, что делал. Если бы я был рядом с вами, то тоже прикрывал бы вас до конца. Это просто инстинкт — защищать девушку в момент опасности.
Мне стало не по себе. Ведь это я должна спасать их жизни, а не наоборот!
Если бы не неимоверная усталость, я бы разрыдалась прямо в коридоре. Но сил ни на что не осталось, поэтому я просто шла в сторону своего кабинета, механически переставляя ноги.
Есть события, о которых слишком мучительно думать сразу. Нужно, чтобы прошло время, появился некий защитный буфер между тем страшным днём и другими. Словно разуму требуются доказательства, что жизнь не кончилась в тот ужасный момент, что она продолжается, что она не остановилась. Иначе боль просто раздавит.
Когда я споткнулась на ровном месте, капрал Фоль заботливо подхватил меня под локоть и оставшуюся часть пути поддерживал, позволяя опереться на него. От этого стало легче. Столкнись я с осуждением или гневом, не уверена, что мне хватило бы мужества дожить до вечера.
Ключ вошёл в замочную скважину не с первого раза, и когда я шагнула в медблок, то поначалу оторопела. Всё было засыпано осколками, все шкафы раскрыты, а на полу в лужах снадобий валялись вперемешку бинты и банки из-под зелий. Окна зияли пустыми рамами, а под ногами хрустело стекло. Что не попортило взрывом, то случайно растоптали военные, когда забирали медикаменты для медблока на южной стороне.
— Спасибо, что проводили, — обернулась я к капралу Фолю и вымучила улыбку признательности.
Видимо, усилие оказалось слишком значительным — мгновенно закружилась голова, и я покачнулась. Рука Легранда скользнула мне на поясницу, и он прижал меня к себе, а потом горячо зашептал на ухо:
— Позволь уложить тебя спать и остаться рядом. Здесь слишком опасно. Новую тревогу могут объявить в любой момент. Я просто побуду с тобой.
— Не нужно, — отстранилась я.
— Аделина, — он удержал меня и попытался поцеловать, но я отвернулась.
— Нет, капрал Фоль! Отпустите немедленно.
Он разочарованно разомкнул руки и вопросительно посмотрел на меня:
— Почему ты меня отвергаешь?
У меня был только один вопрос, начинающийся с «почему»: почему он решил начать приставать ко мне именно сейчас, когда я едва не падала с ног от усталости? Что с ним не так? Как он вообще мог сейчас думать об этом?
— Подобные отношения запрещены уставом, — устало ответила я, с трудом соображая.
— Никто никогда не узнает, я дам клятву, что никому не скажу… — с готовностью заверил он.
— Если вы никому не скажете, это ещё не значит, что никто не узнает, — опустошённо возразила я, теряя терпение. — И вы зря считаете, что от внебрачной связи меня останавливает только то, что о ней кто-то может узнать. Мой ответ — нет. И он не изменится от обстоятельств.
— Я не отступлюсь, Аделина, — то ли пообещал, то ли пригрозил он.
Только теперь стало понятно, что вступать с ним в диалог было ошибкой. Словно я начала торговаться там, где требовалось просто отказать. Некоторым бесполезно пытаться что-либо объяснить.
Светло-голубые глаза пылали решимостью, и вот такой, наэлектризованный желанием, Легранд был невероятно красив, но внутри ничего не дрогнуло, и я сухо проговорила:
— Будет лучше, если вы будете держать дистанцию. Я не хочу давать вам ложную надежду, поэтому сразу говорю, что шансов на близость со мной у вас нет. Не только у вас. Ни у кого. Пожалуйста, оставьте меня одну. Уходите, капрал.
Фоль усмехнулся, и по его лицу стало понятно, что он действительно не отступится.
Жаль. Но это — проблема другого дня.
Двадцать девятое эбреля. Вечер
Кеммер
Умом Кеммер понимал, что случившееся — не его вина. Что никто не мог предсказать такого поворота. Что подобного не случалось ранее. Что атака пришлась на самое неудачное время — утреннюю пересменку. Что он как командор не мог предотвратить нападение. Что на момент атаки он был ближе к ангарам и в небе принёс больше пользы, чем мог бы на земле.
Умом понимал. Но всё равно раз за разом возвращался в злополучное утро и скрупулёзно анализировал каждое решение, каждую деталь, каждый шаг. И раз за разом находил ошибки и убеждался, что мог действовать рациональнее, эффективнее и жёстче.
На восстановление здания штаба понадобилось до смешного мало — всего три дня. А вот вернуть людей уже нельзя.
Несмотря на рапорт и просьбу целиком эвакуировать часть, ему прислали доспехи и новых боевых магов, ветеранов стычек у Разлома.
Единственное, на чём удалось настоять — из части уехал весь вспомогательный персонал. Ужин и рассветник теперь привозила полевая кухня. На вечерник он поставил дежурить курсантов.
Всех гражданских вывезли из авиачасти ещё в день атаки, и на авиабазе осталась только одна женщина — Аделина.
Кеммер морально готовился к предстоящему разговору всю прошедшую ночь. Понимал, насколько тяжёлым он станет, но не позволил сочувствию влиять на его решения.
— Ты вызывал? — гарцель постучалась в открытую дверь, и он кивнул, стоя напротив окна.
— Проходи.
Она вошла, настороженно посмотрела на командора и замерла по стойке смирно у его стола.
Казалось, будто это абсолютно другая девушка. Не та, что переступила порог его кабинета с назначением в руке всего три недели назад. Эта носила брюки, сапоги до колена и синий фартук поверх чужой мужской рубашки с закатанными до локтей рукавами. Неслыханная дерзость, в Кербенне за подобное её растерзали бы. Длинные светлые волосы свились тугим узлом на затылке — ни одна прядка не выбивалась из причёски, чтобы игриво обрамить лицо. Глаза тоже смотрели иначе, будто принадлежали куда более взрослой женщине.
Кеммер тяжело вздохнул, понимая, что пауза не может длиться вечно.
— Весь вспомогательный персонал эвакуирован, — наконец сказал он.
— Я знаю, — не отрывая взгляда от глаз командора, сказала Аделина.
— В лазарете никого не осталось?
— Нет. Медблок тоже приведён в порядок. Всех раненых кантрадами я отправила в тот госпиталь, о котором ты говорил. На экспериментальное лечение. Остальные давно на ногах.