Несколько секунд Джордан беззвучно шевелил губами, прежде чем ему удалось выдавить:
— Они… они не могут стать нормальными людьми после такого, они вырастут демонами…
— Если такое случится, я отправлю их туда, где нашла. Но до тех пор они заслуживают шанса вырасти среди достойных, любящих людей. Они заслуживают шанса смеяться, взрослеть и узнать, что жизнь — приятная штука. Они заслуживают всего этого гораздо больше тебя.
Я встала и уставилась на него сверху вниз.
— Прежде чем я приму твое неотразимое предложение, я хочу знать, что ты собираешься сделать для своих братьев. Ты поселишь их в своем роскошном, уютном особняке? Будешь менять им подгузники, вытирать слезы? Как ты собираешься загладить вину перед братьями, которых бросил на произвол судьбы в аду?
Джордан смотрел на меня с выражением полнейшего ужаса. Каменным глазом я увидела, как аура вокруг него зашевелилась; он беззвучно творил какое-то заклинание. Атакующее заклятие или подготовка к телепортации.
Я рявкнула древнее слово, означающее «безъязыкий», и придавила его правую руку своей пылающей. Он издал беззвучный крик, глаза выкатились из орбит. Я не видела на его лице ни намека на раскаяние или жалость, лишь животный страх и боль.
— Ты думаешь, тебе больно? — закричала я. В ноздри ударил запах горелой плоти и дерева. — Я покажу тебе, что такое боль.
Я закрыла глаза и перенесла нас обоих в остатки ада Подстрекателя, что еще жили в моем пламени.
Когда я открыла глаза, мы стояли под голой желтой лампочкой в спальне Купера в холодном, пустом подвале. Пленные воспоминания светились под узкой кроватью.
— Где мы? — с серым от страха лицом спросил Джордан.
— В аду, которого ты удачно избегал все эти годы, — ответила я. — И дьявол здесь я.
Джордан рванулся к запертой двери и затряс ее. Когда она не поддалась, он принялся звать на помощь.
— Никто не услышит, Бенни, — горько засмеялась я. — Побереги дыхание.
Я наклонилась и вытащила из-под кровати один из сосудов. Кружащиеся в нем воспоминания сияли и переливались как черно-красная молния. Я сразу поняла, что они принадлежат Регги Джордану.
— Может, ты социопат, как твой дорогой папочка, и не способен сочувствовать никому, кроме себя. А может, ты просто рос испорченным, избалованным богатым ребенком. В любом случае давай посмотрим, — может, ты сумеешь проникнуться страданиями твоей семьи?
Я протянула ему банку.
— Это кошмары Регги. Они становились все ужаснее, пока он не убил себя. Что ты сделал, чтобы помочь своему двоюродному брату?
— Он… он никогда не говорил со мной о них…
— А может, он пытался поговорить, но ты не слушал?
— Он не говорил мне, что случилось, — настаивал Джордан. — Мы приехали на ферму, и оба поняли, что что-то не так. Регги велел мне подождать в машине, пока он проверит дом. Потом он поговорил по зеркалу со своей матерью, и она велела нам все сжечь. Я даже не заходил внутрь. И он не говорил мне, что там нашел.
— Кто-то выговаривал мне, что я подвела тетю Вики, но я думаю, что та лекция очень подходит к твоему случаю, Бенни. Что же мне сказали? Ах да: «Чтобы знать, что происходит, надо интересоваться». И сдается мне, что тебя не очень интересовало, что происходит с Регги. К счастью, я могу тебя просветить.
Я кинула банку на бетонный пол. Она разбилась, и содержимое растеклось неровным кругом, который быстро растаял светящейся серебристой лужицей.
Здесь Джордан не мог ничего мне противопоставить. Я ухватила его за шиворот, заставила опуститься на колени и макнула лицом в лужу.
— Посмотри, Бенни, — сказала я, удерживая его на месте. — Вот что ты не хотел видеть. Вот как ты подвел своего двоюродного брата. И вот что случилось.
Когда он обмяк в моих руках, я вытащила его из кошмара и перевернула на спину. Джордан кашлял и содрогался в рвотных позывах.
— Я не виноват, — настаивал он. — Не виноват.
Я сотворила целую банку и одним жестом смела в нее воспоминания.
— Кажется, этот букет не расширил твои горизонты. Как насчет Корвуса?
Я пошарила под кроватью и нашла сцену, где Корвуса вынуждают искалечить себя.
— Сначала ты не нес вины за их страдания и смерти. Но в тот момент, когда ты стал настоящим колдуном, когда ты решил, что сумеешь управлять городом и знаешь, что нужно для нашего блага, — после этого все случившееся с ними стало твоей виной, потому что каждый день у тебя была возможность это остановить.
Я бросила банку на пол и макнула его в новую лужу.
— Чувствуешь? — спросила я. — Чувствуешь, каково пилить собственную плоть?
Джордан кричал и дергался, скреб руками по полу, но я крепко его держала.
— Его дух проходил через это каждый день. Каждый день! Ты мог бы спасти его, но ты оставил его страдать.
Я вытащила его из лужи и приподняла его голову.
— Нет… я никогда… нет, — слабо выдавил он. С отвращением я отшвырнула его к стене.
— Так тебя не волнуют страдания Регги и Корвуса? Ну что же… — Из каждого моего слова сочился яд, пока я убирала воспоминания. — Ведь Регги был старше и должен был знать, что творит. Если он не справился с неприятностями, то он просто слабак, правильно? Все равно обречен. Ты не смог бы ему помочь, даже если бы попытался, верно? А Корвус тебе даже не родственник, абсолютно незнакомый человек. На его месте мог оказаться любой чистильщик обуви в китайском районе, чего о них думать. Не твои проблемы, так ведь?
Я подошла к кровати и достала следующий сосуд.
Когда Джордан его увидел, его глаза распахнулись.
— Нет, только не этот, — севшим голосом попросил он.
— Так ты его узнаешь, Бенни? Любой мужчина должен знать о боли женщины, которая подарила ему жизнь.
Джордан попытался отползти, но ему не удалось. Я поймала его в захват, вытащила на середину загона и опрокинула на спину. Наступила на шею, чтобы не дергался, пока откупориваю банку. Он кряхтел от боли, но не мог скинуть мою ногу.
— В этом аду жила твоя мать, пока ты развлекался в школе. — Я медленно вылила содержимое банки в его втягивающий воздух рот. — Из-за твоей трусости она жила в нем десятилетиями. Каждое Рождество, Пасху она вынуждена была проходить через него. Оправдайся. Давай, оправдывайся.
Джордан не мог говорить под потоком горькой серебристой жидкости, не мог вздохнуть, и вскоре его глаза закатились. Я отбросила банку и вернула нас в библиотеку.
Мы возникли в тех же позах, в каких были до исчезновения.
В воздухе стоял запах горелой плоти. Джордан без сознания растянулся в кресле. Я отпустила его практически кремированную руку и проверила пульс. Он все еще был жив, но я не знала, осталась ли его психика невредимой. И меня это совсем не заботило.
Я повернула ему голову набок и похлопала по щеке.
— Сладких снов… а если подумать… нет, спокойной ночи.
Я отошла от стола. Ярость ушла, но рука все еще пылала. При виде ближайшего готического доспеха на стене у меня зародилась идея. Я оторвала от него стальную перчатку, наручи и налокотник и натянула на руку. Металл раскалился, но сдерживал пламя.
Я вышла из библиотеки и нашла дворецкого сидящим в кресле в коридоре. Он сильно волновался.
— Мистер Джордан?..
— Он жив, — ответила я. — Но на вашем месте я бы вызвала лекаря.
Я миновала его и вышла во дворик к Палу.
Глава 26ВО ВЕКИ ВЕЧНЫЕ
Пал приземлился на лужайке матушки Карен; я перекинула ноги и соскользнула па землю.
«Я голоден», — заявил он.
— Я поищу тебе чего-нибудь на кухне, когда навещу Купера. Не думаю, что ты пролезешь в дом. Чего тебе принести?
«Э… — Он поскреб по земле лапой. — Ветчины».
— Значит, получишь ветчину. Уверена, что у матушки Карен найдется в холодильнике.
Я затрусила по траве к двери.
Прохладный ветерок взъерошил мои волосы, и я услышала тихий шепот, который уже обращался ко мне в доме Колдуна:
«Ты отлично справилась, моя девочка. Мама будет гордиться тобой».
— Кто ты? — остановилась я.
«У нас будет время для объяснений. Мы вскоре встретимся, — ответил голос. — У твоего мужчины крепкая душа, прочная как алмаз. На ней ни царапины, даже после совершенного в семь лет убийства».
— Он не виноват, — сказала я. — Его вынудили.
«Как и всех нас».
Я поежилась и двинулась к дому. Не успела я постучать, как Карен открыла дверь.
— Вы в порядке? — спросила я.
Она устало кивнула:
— Я наконец-то уложила младенцев спать. Одно наказание с ними.
— Извини. Я предложила Джордану возможность самому позаботиться о своей семье, но он отказался от детей. — Я помолчала. — Я не могла оставить их там…
— Конечно нет. Это был бы чудовищный поступок. Ты поступила правильно. — Карен вытерла руки о передник. — Купер спит в гостевой комнате. Я собираюсь приготовить ужин. Ты хочешь есть или слишком устала?
— Я бы перекусила. Сможешь приготовить ветчину для Пала? Я его вымотала.
— Считай, что уже сделано. — Матушка Карен посмотрела на мою перепачканную одежду и поморщилась. — Но в таком виде я тебя в дом не пущу. Жди здесь, я найду тебе одежду. Скажу Колдуну, чтобы отмыл твое снаряжение и повесил сушиться на заднем крыльце…
Купер спал под сшитым вручную покрывалом. Я нежно откинула с его лба волосы, наклонилась и поцеловала в губы. Его глаза приоткрылись и уставились на длинную, до локтя, оперную перчатку из серого шелка, которую Колдун с матушкой Карен наколдовали для меня.
— Гладкая, — произнес он заплетающимся языком. — Но она не подходит к джинсам и футболке с кошечками.
— Лучше, чем доспех. Металл сильно натирал.
— А?
— Я тоже тебя люблю, дурачок, — ответила я.
Он посмотрел на меня с удивленным обожанием:
— Ты лучшая девушка в мире.
— Благодарю, — засмеялась я.
— Не могу поверить, что ты пришла за мной. Это было… потрясающе. Я приглашаю тебя на ужин в Париже. В Риме. Где пожелаешь. — Он прочистил горло. — Я слышал матушку Карен… У. нас будут проблемы с Кругом старейшин?