— А кто тебе сказал, что он есть?
— Кто-кто… В АДП[5] знакомый сказал. Пауза.
— Нет. Лучше здесь бичевать будем. Пока прямого на Озерное не дождемся.
— Как знаешь…
— Не «как знаешь», а как прикажу. Кого начальником назначили?
Баранчук не мешкая подошел к этим двум и как можно вежливее обратился к ним с вопросом:
— Извините, пожалуйста, вы не скажете, откуда идет этот спецрейс на Октябрьский?
Они посмотрели на него, на его нейлоновую куртку, молча переглянулись и, не сговариваясь, пошли прочь к выходу из аэровокзала.
Эдик поглядел им вслед, а потом на свою куртку: ничего, куртка как куртка, разве что яркая, трехцветная, подумаешь…
Мимо шла девушка в форме Аэрофлота с серебристыми тонкими шевронами на рукавах. Баранчук быстро догнал и пошел рядом: по всему было видно, что девушка очень спешит. Он тронул ее за локоть.
Девушка остановилась, дружелюбно улыбнулась Баранчуку:
— Вам что-нибудь нужно?
— Вы не скажете, откуда летают спецрейсы?
— Налево за угол, пройдете с километр, там кругом склады и арка такая — весы для машин. Что вам там надо? Какую организацию?
— Мне самолет нужен, — невесело улыбнулся Эдуард. — Такой, чтоб летел до Октябрьского.
Она тоже посмотрела на его куртку.
— А-а, все понятно, из отпуска, трассовик… — улыбнулась девушка, — Деньги, наверно, кончились… Одолжить?
— Да что вы! — возмутился он. — Деньги есть.
— Так я вам и поверила. Судя по куртке, в отпуск, еще летом, наверно, уходили.
— Точно, — соврал он.
— Вам позавидуешь: отпуска по три, по четыре месяца. Так дать денег на билет? Потом пришлете…
— Спасибо. Не надо. На ближайшие три дня все равно нет билетов, — он полуопределенно указал в ту сторону, где должны были формироваться спецрейсы. — А там у меня знакомые, отправят, как из пушки.
— Ну смотрите. Если понадобится, я до девяти утра в окне справок. Счастливо добраться до трассы.
— Спасибо! Всего вам хорошего.
Он еще постоял, глядя ей вслед, даже залюбовался: фигурка, точеные ножки, тонкие чулки, туфельки — аккуратная, стройная, очень симпатичная девушка. Добрая — вот что главное. Доброту Баранчук ценил превыше многих других черт, свойственных человеку.
«А эти двое испугались, — думал он по дороге к весам. — Наверно, решили, что бичую, деньги буду просить. Ну дела! Видно, и на Севере раз на раз не приходится — всякие люди бывают…»
Он поежился и прибавил шагу.
«А девушка эта из справочного — молодчина. Теперь точно улечу — она талисман. Если буду еще в этих краях, надо бы ей что-нибудь приятное сделать. Цветы или что-нибудь такое».
А теперь одну минуту, читатель. Отойдем в сторонку. Эта девушка покинула наш рассказ и уже не вернется, поэтому ждать не надо. Просто надо сказать, что Баранчуку через год довелось побывать в этом аэропорту. Первое, что он сделал, так это пошел к справочному окну, но там сидела другая девушка, тоже хорошая, но не та. По описанию Баранчука она индентифицировала образ с реальной личностью: да, работала такая, но два месяца назад уволилась.
— А где она сейчас работает?
— Не знаю… Она иногда заходит. По старой памяти, с девчонками поболтать.
Эдуард сунул в окошко руку и поставил перед девушкой небольшой флакон французских духов.
— Если вам нетрудно, когда она в следующий раз появится…
— Будет сделано. А… что передать?
— Передайте ей… большой привет.
Девушка понимающе улыбнулась:
— От кого?
— Это неважно. Она сразу поймет, — скупо улыбнулся Эдуард Никитович — Спасибо. До свиданья.
Он уже отошел на несколько шагов, но вернулся. Девушка смотрела на него с интересом.
— А… как ее зовут?
— Кого? — не поняла «справка», морща носик от напряжённого мышления.
— Ну… о ком мы сейчас говорили.
— Света Журавлева.
— Вот-вот, — подхватил он, — действительно… Большой привет Свете Журавлевой.
Эта девушка действительно сыграла роль талисмана. Он нашел грузоотправителя, а тот послал его к пилотам. Дальше — больше: пилоты оказались москвичами, более того, по выговору признали сразу в нем москвича.
— До Октябрьского?! — сказали хором они оба — и первый, и второй. — Доставим в лучшем виде. Вот только замерзнешь ты, мы не герметизированы, мы — грузовики.
Но в целях доставки «в лучшем виде» они ему подарили ватник, забытый грузчиками, который он с удовольствием и напялил поверх «отпускной» куртки.
— Держи хвост пистолетом, земляк! — сказали они ему в грузовом отсеке и пошли заводиться. — Четыре часа — и мы на месте.
— Точно! — бодро ответил он и залег на мороженые оленьи туши, которые и были грузом этого «лайнера».
Его вместе с тушами немного потрясло на ВПП — взлетно-посадочной полосе, но вскоре они оторвались, и самолет круто пошел вверх. Он сразу понял разницу между пассажирским аэропланом и грузовым — чем выше, тем холоднее.
Лежал он на этих деревянных розовых тушах и думал о том, что два дня назад он и предположить не мог, какую штуку с ним выкинет эта самая судьба. А ведь могло быть и иначе, если по справедливости: и сейчас еще работал бы в такси.
Зимой сюда можно добраться только на самолете. Удивленному взору человека, впервые прибывающего в эти места и ожидающего увидеть редкие огни северного аэродрома, предстает неожиданная по своему размаху картина: из-под плоскости ринувшегося к земле самолета выплывают гроздья огней обжитого и вовсе не тихого края — символ прогресса и созидания.
Ты, слегка взволнованный и смущенный отсталостью своих представлений, уже готовый и к другим неожиданностям, спускаешься с трапа и проходишь насквозь через небольшое, но основательное здание аэровокзала. За ним на «площади» в белесой полутемноте северного утра тебя встречает неумолкающий гул моторов самых разнообразных машин. Тут и КрАЗы и МАЗы, и «Магирусы», и «Уралы», и «уазики» начальства с непременными антеннами всегда включенных на прием раций. Все это скопище техники стоит вперемешку: машины — не люди, субординации нет. Но моторы работают… Холодно!
— Не так уж и холодно… — сказал пилотам Баранчук, спустившись по трапу и не попадая зубом на зуб. — А говорили, Север, Север…
— Ничего, еще почувствуешь, — заверили они его.
А первый добавил:
— Разомнись, попрыгай да беги в вокзал, а то вон какой синий.
— Эт-то от т-туш, — пробормотал Эдик, прыгая и разминаясь, — они ж-же… м-мороженые.
— Мы же говорили, — сказал второй. — Все претензии — к небесной канцелярии.
— Н-ничего. Спасибо. Г-главное, я на месте.
Эдуард хотел было вернуть ватник, но они его остановили укоряющим жестом.
— Бери, бери — не соболя.
Он сердечно попрощался с экипажем и бегом ринулся к зданию аэропорта. Там было почти пустынно, но зато хорошо натоплено. И работал буфет. Эдуард съел кусок холодной курицы, запил ее двумя стаканами обжигающего кофе с молоком и почувствовал себя готовым к новым свершениям.
Баранчук вышел из аэровокзала, бросил пустой зеленый рюкзак на утоптанный хрусткий снег и принялся ждать попутной машины: от аэропорта до поселка было довольно далеко.
Поначалу он холода не чувствовал, но первое впечатление оказалось обманчивым. Через пару минут задубели щеки, а модные ботинки «на рыбьем меху» вскорости стали тверже самой твердой кирзы.
Неподалеку стояли два молодых, окутанных паром дыхания бывалых бородача в унтах и полушубках. Стояли, видимо, не ощущая мороза, да еще и курили. Баранчук подошел к ним в надежде что-нибудь выяснить.
— Парни, как добраться до треста? — спросил он у них.
Ребята переглянулись, а один из них, видимо тот, что постарше, сказал:
— Вань, спроси у него — до какого треста?
— Тебе до какого треста? — спросил Ваня.
— Мне?
— Тебе.
— А что их здесь… два?
— Ну два не два, а десяток точно наберется…
Эдуард задумался, поеживаясь и стуча ботинком о ботинок, попеременно меняя ногу.
«Эх, надо было у этого с путевкой спросить, какой трест», — огорчился Эдик.
Бородачи молча изучали своего эклектически одетого ровесника.
— На работу, что ли, устраиваешься? — спросил один из них, не выпуская папиросы, примерзшей к губе.
— Устраиваюсь, — подтвердил Эдуард.
— А профессия есть у тебя?
— Шофер.
— Вань, как ты думаешь, где шофера нужны?
— Везде, — отвечал покладистый Ваня.
— А где лучше платят?
— Известно где, на трассе.
Бородач, тот, что был чуть-чуть старше, оценивающе примерился взглядом к Эдику.
— Парень ты вроде крепкий… Какой класс?
— Первый.
— Вань, у него первый. Как ты думаешь, куда ему с первым-то податься?
— В АТТ, куда же еще, — сказал Ваня. — Там его на трассу живо определят.
— А что такое это «атэтэ»? — спросил Баранчук.
— Автотранспортный трест.
— Как же до него добраться?
— Проще простого, — сказали они ему, — Походи по машинам, увидишь на дверце «АТТ» — садись да и поезжай.
Но искать ему не пришлось. Из предрассветной мглы, сияя огнями ослепительных фар и широченных окон, выплыл ярко-бордовый «Икарус» с белеющей по борту надписью «Для авиапассажиров». Во лбу трафарет «Аэропорт — Октябрьский», почти как в Москве.
«Цивилизация», — подумал Баранчук, подхватив рюкзак и устремляясь за небольшой группой по-зимнему хмуро спешащих людей.
Этот АТТ он нашел не сразу. Да и немудрено: в лабиринте вагончиков, жилых «бочек», строений барачного типа автотранспортный трест мало чем отличался от подобных трестов и управлений: одноэтажка в почти сплошь одноэтажном поселке.
К удивлению Баранчука, вопросами приема на работу занимался сам управляющий. Кадровик и разговаривать не стал, сразу послал его к начальству. Позже Баранчук понял, в чем дело. Трест был недавно создан, и поэтому одновременно с приемом на работу происходило формирование рабочих подразделений, комплектовались производственные звенья, происходила расстановка сил.