— Да, действительно…
— Но я все равно моложе тебя и лучше.
— Несомненно.
— И умнее, и добрее…
— Согласен.
— И человечнее.
— Безусловно.
— Ты — свинья!
— Я пожимаю плечами…
— Смирницкий, я еще успею в аэропорт?
— Нет.
— На такси?
— Ты же знаешь, как я люблю провожания. Потом тоски на два дня не оберешься.
Пауза.
— Так хочется увидеть твою наглую физиономию… Ты летишь надолго?
— Думаю, нет. Все зависит от обстоятельств. Мне нужно разыскать одного человека во что бы то ни стало.
— Женщину?
— По всей вероятности, мужчину. Что-то я не припомню, чтобы раньше тебе было свойственно чувство ревности.
— Я с ума схожу. Витечка, я не могу без тебя.
— Наверно, в лаборатории никого нет?
— Отчего же? Верочка здесь. Что-то смешивает…
— Сейчас как ахнет.
— Пусть ахнет! Пропади оно все пропадом! Верочка, не трогай… Смирницкий, я тебя люблю!
— Я тоже. Прости, здесь служебный телефон.
— Возвращайся поскорее, милый.
— Я постараюсь.
— Целую тебя.
— Я тоже.
Он положил трубку и несколько секунд простоял в задумчивости, ощущая какое-то странное раздвоение внутри себя. Пока что он не мог дать этому оценку, но ощущение, привкус чего-то неуловимого, неприятно-печального поверг его, с одной стороны, в растерянность, с другой стороны, как это ни было ему странно, в злость.
Подошла девушка в синей форме «Аэрофлота» — он ее здесь раньше не видел.
— Товарищ Смирницкий?
Виктор кивнул.
— Вот ваш билет и паспорт. Я приглашу вас на посадку.
— Спасибо.
Она в нерешительности медлила, не зная, к какой категории пассажиров его отнести, потому что в природе их существует две: понятливые и непонятливые. Но видимо, придя к мысли, что кашу маслом не испортишь, ровным, приветливым, профессиональным голосом произнесла:
— В вашем распоряжении два часа. Вот там — кафе, там — телевизор. Курить можно. Пепельницы на столах. Приятного отдыха, товарищ Смирницкий.
— Благодарю вас, молодая леди, — с изысканной вежливостью поклонился он. — Не беспокойтесь, я не покину этот зал ни на минуту, Вы найдете меня в том углу, где скучает этот пожилой джентльмен с Чукотки. Позвольте еще раз выразить самую искреннюю благодарность за столь внимательное отношение к моей совершенно незначительной персоне.
Пока он произносил этот мерзкий текст, у девушки постепенно расширялись глаза, а тонкие, в ниточку, брови поползли вверх.
Но ее реакция оказалась иной, нежели он ожидал.
— Ой, — сказала она, — значит, вы и есть тот самый корреспондент? Мне сказали, что вы где-то здесь, но я вас приняла за депутата…
— Неужели я так старо выгляжу?
— Почему? Среди них бывают и молодые. Даже моложе вас.
— Спасибо.
Она с беспокойством заглянула ему в лицо.
— Простите, товарищ Смирницкий, вы не смогли бы…
— Нет, не смогу.
— Почему? — огорчилась она.
— Улетаю.
— Но вы же вернетесь?
— Надеюсь.
— Вот тогда и выступите.
— Где?
— У нас в коллективе. Мы все читаем вашу газету. Она такая интересная. Ну, что вам стоит?
— Читаете? — усмехнулся он. — А меня с депутатом перепутали. Вот на билете написано — Смир-ниц-кий, а я ведь чуть ли не через номер печатаюсь…
Она покраснела:
— Ну что вы! Это от волнения… Конечно же я вас читала! Ну да, правильно — Вэ Смирницкий. Репортажи с БАМа…
Он смягчился:
— Ладно, ладно, не огорчайтесь, молодая леди. Вам более к лицу благородная бледность. Давайте лучше знакомиться.
Она первой протянула узкую, с тонкими пальцами руку.
— Вера. Вера Малышева.
«Эх, встретить бы еще одну Веру до конца дня, и тогда мое дело в шляпе…» — суеверно подумал он. Вслух же произнес:
— Вэ Смирницкий. Виктор Михайлович.
— Так вы у нас выступите?
— А что вы так хлопочете о коллективе? — ответил он вопросом на вопрос.
— Я член комитета комсомола, — сказала она. — На мне культмассовый сектор, встречи с интересными людьми…
Он приосанился:
— По-вашему, я интересный человек?
— Еще бы! Вы так интересно говорите. И пишете тоже…
«Ну вот, — с тоской подумал он, — давно ведь собирался проблемную статью написать на тему общеобразовательной школы, да так и забросил идею. А она сейчас возникла с новой силой. Возьми хоть вот эту: училась где-то, может быть, даже лучше других, наверняка лучше многих, школу кончила… Внешне — само совершенство. А две-три необычных фразы из прошлого века и — глаза на затылке…»
— Выступлю я у вас, Верочка, обязательно выступлю.
Она просияла:
— А когда? Как нам вас найти?
— Очень просто. Прилечу с Севера, зайду в депутатскую. Если ваша смена, то тут все понятно, а если не ваша, оставлю записку Вере Малышевой. Устраивает?
— Нормально!
— А теперь я пойду вздремну по-стариковски, вон и «Чукотка» освободилась…
— Я вас разбужу к посадке, — сказала она. — Отдыхайте.
Член комитета Вера Малышева ушла, задорно стуча каблучками, а член Союза журналистов Виктор Смирницкий пошел в угол и действительно по-стариковски плюхнулся в уютное мягкое кресло с удобными подлокотниками.
Кто-то прикоснулся к его руке — он действительно задремал.
— Виктор Михайлович, пройдите, пожалуйста, в «рафик», мы отвезем вас к самолету.
Над ним стояла Вера Малышева и улыбалась. Он встал, с удовольствием потянулся и пошел вслед за ней к стеклянной двери, ведущей на летное поле.
— Верочка, — спросил он ее по дороге, — вы случайно не знаете, какой тип самолета?
— Ту-154.
Он заглянул в билет: место 2–6.
— Хорошо бы «первый класс»… — мечтательно произнес он, пропуская девушку в «рафик».
— Вот этого я вам сказать не могу, — улыбнулась Вера, — сейчас сами увидите, вот он — ваш лайнер.
Смирницкий хорошо знал, что такое «первый класс».
Это когда вместо трех кресел в первом салоне установлены два. Но каких! Широкие, мягкие, опять же с удобными широкими подлокотниками… Мечта! Есть возможность вытянуть ноги и спать, спать, спать…
У трапа он попрощался с комсомольской богиней, пожелав ей легкой смены. Прощаясь, поднял указательный палец и заговорщицки подмигнул, состроив серьезную мину:
— Лектор все помнит. Не боись.
«Рафик» с Верочкой укатил, а он, зная, что она оглянулась, помахал вслед перчатками. На верхней площадке трапа стояла не менее элегантная бортпроводница и приветливо улыбалась хоть и заученной, но ослепительной улыбкой.
Она заглянула в билет и повела его в первый салон. Тот действительно оказался первым классом. Кресла были приятного синего цвета и обиты чем-то наподобие «букле».
— Вот ваше место, — прозвучало глубокое контральто.
Он сел, она продолжала:
— Над вами находятся…
— Стоп-стоп-стоп! — перебил он ее. — Это мы все пропустим: индивидуальное освещение, кнопка вызова бортпроводницы… Давайте начнем с последней фразы. Меня зовут…
— Люда, — весело закончила она.
Он с огорчением поморщился:
— Нет, не то… Нет в жизни счастья.
— Могу заменить на «Люся», — предложила она.
— К сожалению, замена в этой игре исключается.
— А что же вам надо?
— Вера — вот что мне надо.
— Так вы же только что с ней попрощались.
— Теперь другую надо…
Она кусала губы, сдерживая смех:
— А сколько всего вам нужно Вер?
— Не менее трех, — совершенно серьезно ответил он.
Бортпроводница не выдержала и рассмеялась:
— Вас посадят за многоженство.
В это время ее окликнули из прохода:
— Вероника! Автобус пришел! Давай на трап — начинаем посадку.
Он изумленно взглянул на нее и показал кулак.
— Ладно, не сердитесь, — сказала она, поворачиваясь к выходу. — Вам все равно еще одну надо.
«Нет уж, — подумал он, закрывая глаза. — Теперь комплект».
А поскольку профессиональный бродяга Виктор Михайлович Смирницкий привык засыпать в любых условиях — и при посадке, и на взлете, — а тем более здесь, в тепле и уюте просторного салона, он удобно вытянул длинные ноги, плотнее сомкнул веки и расслабился. Еще он вызвал в памяти образ Ольги и стал впадать в легкую дрему, предшествующую глубокому сну.
Пробудился он от толчка — «тушка» мчалась по взлетно-посадочной полосе и явно тормозила. Это он понял по характерному визгу турбин.
«Значит, не взлетаем, а прилетели», — подумал Виктор и потянулся за чемоданчиком.
У выхода он кивнул Веронике, она ответила улыбкой.
— Ну зачем вам три с таким умением спать? — тихо проговорила бортпроводница.
— Для дела, — честно ответил Смирницкий и, поблагодарив за приятный полет, стал спускаться по трапу.
Ему повезло: чей-то ЯК буквально через полчаса шел спецрейсом в Октябрьский, договориться не составляло труда. В обком партии он решил не идти — пока не с чем, лучше на обратном пути..
Не прошло и трех часов, как Виктор Смирницкий спускался уже по короткому трапу в хвостовой части самолета, именуемому пандусом.
Добравшись на попутном грузовике до центра поселка городского типа (было бы лучше сказать — город сельского типа), он без труда обнаружил здание райкома, несмотря на бурканье и фырканье старухи уборщицы, вошел и поднялся на второй этаж двухэтажного здания, безошибочно определив местонахождение приемной. Здесь он снял пальто и шапку, сел в кресло еще не пришедшей секретарши и задремал, поскольку по местному времени было всего лишь шесть утра.
Второй секретарь райкома партии Алексей Иванович Трубников, как всегда, пришел на работу за час до начала трудового дня. Это был довольно молодой мужчина, разве что немногим старше Смирницкого. Еще в недавнем прошлом — выпускник, отличник политехнического института — работал инженером на заводе, подавал большие надежды, уже подумывал о диссертации, но за успехи в технике, за принципиальность и за многие другие человеческие качества, был избран секретарем парткома. А спустя два года Трубникова перевели в Октябрьский вторым секретарем райкома партии, дав ему таким образом возможность хоть отчасти применить свои технические знания в этом архиважном для государства регионе.