Лишен советского гражданства
В середине июля я наконец получил лицензию на опыты с животными. Покупка меченого радиоактивной серой (S35) метионина оказалась исключительно простым делом. В Советском Союзе мы заказывали все радиоактивные препараты в планах работ на следующий год. Сколько стоило то или иное радиоактивное соединение, мы не знали. Планы, тем более долгосрочные, как известно, меняются в зависимости от результатов текущей работы, и нередко ампулы с радиоактивными препаратами мы получали то слишком рано, то когда они уже не были нужны. Поэтому всегда приходилось заказывать «на всякий случай» больше, чем реально необходимо для опытов. В нашем лондонском институте радиоактивные препараты нужного типа заказывал инженер лаборатории, распоряжавшийся бюджетом на оборудование, по телефону непосредственно у фирмы-производителя по одному из нескольких каталогов и к определенной дате. Через неделю после получения лицензии мы с Ритой уже сделали несколько пробных инъекций S35-метионина мышам, чтобы отработать дозировки, технику быстрого выделения органов, гомогенизирования тканей, выделения ядер клеток центрифугированием, экстракцию гистонов, работу на сцинтилляционном счетчике и множество других аналитических процедур. Все это мы уже делали раньше и в Обнинске. Но сейчас нужно было привыкать к новой аппаратуре.
6 августа среди обычной почты на адрес института я получил плотный конверт. В обратном адресе были указаны лишь улица и номер дома, но ни названия учреждения, ни имени отправителя не было. Письмо было отправлено 2 августа вторым классом. (В Англии внутренние письма, отправлявшиеся первым классом, что стоило тогда лишь три пенса, доставлялись, как правило, утром на следующий день в любой пункт страны. Письма второго класса, считавшиеся несрочными, с маркой в два с половиной пенса, прибывали на третий или четвертый день.) Кто отправитель, я понял лишь из содержания письма:
«Уважаемый Жорж Александрович!
Прошу Вас посетить Консульский отдел по интересующему Вас вопросу.
Мы принимаем посетителей от 10 до 12.30. Если Вы не сможете посетить нас утром, то прошу договориться по телефону о возможности встречи во второй половине дня.
Жорж вместо Жорес – так было в письме.
С Абрамовым и консулом я встречался при регистрации наших паспортов, а затем в марте при обсуждении возможности поездки в Сан-Франциско на Генетический конгресс.
Я сразу поехал в консульство. Абрамов был очень приветлив:
– Мы решили изменить ваш статус в Англии и разрешить вам поездку в США на Генетический конгресс. Он открывается ведь, кажется, 20 августа, вы можете еще успеть к открытию. Дайте мне, пожалуйста, ваш паспорт, мы проставим в нем новый штамп.
– Извините, – ответил я, – паспорта у меня при себе нет, только британское удостоверение личности.
– Тогда приезжайте завтра в это же время, – сказал Абрамов, – и мы быстро все сделаем.
На следующий день, взяв с собой все три наших паспорта, я снова приехал в консульство. Абрамов провел меня в кабинет консула. Там нас ждал второй сотрудник, который представился Кудрявцевым. Он сказал, что скоро придет и консул. Однако консул не появлялся. Инициативу взял на себя Кудрявцев. Просмотрев три наших паспорта, он положил мой паспорт в стол. И уже без всякой приветливости, а с достаточно суровым выражением лица сказал, что ему поручено зачитать мне Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 июля 1973 года:
«За действия, порочащие звание советского гражданина, Президиум Верховного Совета СССР лишил советского гражданства Медведева Ж. А. Лишение гражданства произведено на основании статьи 7-й Закона о гражданстве Союза СССР.
Медведев в течение ряда лет в Советском Союзе и в настоящее время в Англии, куда он выехал по частному приглашению, занимался фабрикацией, переправкой на Запад и распространением клеветнических материалов, порочащих советский государственный и общественный строй, советский народ».
Кем был подписан этот указ, мне не сообщили. На мой вопрос по этому поводу Кудрявцев не ответил. Председателем Президиума Верховного Совета СССР был в то время Николай Подгорный.
Описать мои чувства в тот момент трудно – какое-то тяжелое месиво внезапно возникшей горечи, возмущения и одновременно стыда за ту ложь, которая содержалась в указе. Я сразу же сказал Абрамову и Кудрявцеву – видимо, представителю КГБ в посольстве, что приехал в Англию не по частному, а по официальному приглашению, которое было принято и моим институтом в Боровске, и в ВАСХНИЛ. Именно на основании приглашения от лондонского института, дававшего мне статус приглашенного ученого, мне были выданы характеристика и годичная бронь на квартиру (при частных поездках за границу на такой срок ведомственные квартиры не бронируются).
– В указе утверждается, – сказал я, – что Медведев в настоящее время в Англии распространяет клеветнические материалы, порочащие советский государственный строй и советский народ. В чем это заключается? Я не опубликовал за полгода никаких статей и не сделал никаких заявлений ни в прессе, ни по радио! Можете ли вы привести мне хоть один пример клеветнических материалов? Что именно вменяется мне в вину?
– У нас в посольстве к вам никаких претензий нет, – ответил Абрамов. Он был явно смущен.
– Но зачем вы придумали предлог с Генетическим конгрессом? – спросил я. – Я бы отдал вам свой паспорт и без этой лжи… Президиум Верховного Совета не может формулировать обвинений – это функция генерального прокурора. Мне нужен полный текст указа, так как я буду его оспаривать заявлением в Верховный Совет или в Верховный суд.
– Суды не имеют права отменять решения Президиума Верховного Совета, – вступил в разговор Кудрявцев. – Лишение гражданства не является необратимым, если вы возьмете на себя определенные обязательства и будете их выполнять, то это решение может быть пересмотрено.
– Оно будет пересмотрено и без всяких обязательств, – ответил я. – Можете ли вы передать мне копию указа или показать хотя бы его полный текст? Если оно было принято 16 июля, то текст уже есть, наверное, в посольстве? То, что вы мне зачитали, – это не текст указа, реальные указы имеют подпись председателя и секретаря Президиума.
– Указ принят с грифом «без публикации в печати», и у нас нет его полного текста, – ответил Кудрявцев. – Если у вас есть какие-либо ходатайства или заявления, скажите нам, и мы передадим их в Москву.
– У меня есть лишь одно заявление, – ответил я, – можете его передать в Москву. Я считаю недостойным для великой страны отбирать паспорт своего гражданина столь унизительным обманом. Это приемы аферистов, а не государственных деятелей. Гражданство, советское или российское, принадлежит мне по праву рождения, и лишить меня права иметь родину никто не может.
– Ваши жена и сын остаются гражданами СССР, – вступил в разговор Абрамов, – они могут вернуться в СССР, или же мы их зарегистрируем здесь в Англии. Нам будут нужны заявления об их намерениях.
Беседа продолжалась еще около получаса. Я спросил собеседников, смогу ли я приезжать в СССР хотя бы раз в год как лицо без гражданства для встреч с сыном, братом и другими родственниками.
– Эта проблема решается не нами, – ответил Абрамов.
Гриф «без публикации в печати» означал лишь то, что никакого полноценного указа еще просто не было, несколько членов ЦК КПСС, входивших также и в Президиум ВС СССР, в рабочем порядке составили проект, который мог быть реализован при определенных условиях. Его могли опубликовать, но позже. Президиум Верховного Совета СССР не имел реальной власти и не проявлял собственных инициатив. В 1973 году он состоял из председателя и пятнадцати заместителей – председателей Президиумов ВС союзных республик и двадцати членов Президиума. В состав Президиума входили генеральный секретарь ЦК КПСС, несколько работников ЦК и Совета министров и несколько известных деятелей культуры, председатели колхозов и рабочие. Собирать полный Президиум, тем более часто, было практически невозможно, решения согласовывались по телефонам техническими сотрудниками. Кворума для решений не существовало, и нередко указы утверждались списком, по множеству за раз, так как даже награждения орденами и лишение гражданства эмигрантов в Израиль оформлялись через указы Президиума. (После 1977 года посты генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Президиума ВС СССР объединили, чтобы внести ясность в то, кому в СССР принадлежала реальная власть.)
Выйдя из консульства, я сначала зашел в ближайшее кафе, чтобы спокойно обдумать ситуацию. У Валерия Чалидзе в декабре 1972 года паспорт тоже отобрали путем обманного трюка. Указ, проект которого был составлен три недели назад, очевидно, объявлялся и вступал в силу лишь после конфискации этого документа. Имея его на руках, владелец юридически, по международному статусу, остается гражданином СССР и может вернуться на родину через Москву, Ташкент или Владивосток любыми транспортными средствами. В этом случае для последующего выдворения необходимо официальное обвинение прокурора, решение суда и согласие какой-либо страны на принятие изгнанника. В моем случае все это могло бы быть достаточно сложно и проблематично.
Я позвонил домой, сообщил о том, что случилось, и сказал, что скоро приеду. Дима был еще в школе. Дома мне нужно было составить какое-то заявление для прессы, для директора института и для британского министерства внутренних дел, а также написать официальный протест в Верховный Совет, единственный орган государственной власти, имевший право на отмену указа. Однако с заявлением для прессы я уже опоздал. Из посольства, очевидно, сразу же позвонили в Москву и сообщили, что паспорт Медведева конфискован, и специальное заявление ТАСС «Лишен советского гражданства», точно повторявшее формулировки зачитанного мне текста, было срочно передано в эфир уже через час после моего разговора в консульстве. Я позвонил в Москву Рою и рассказал ему о случившемся. Рой тут же написал заявление для печати, датированное 8 августа:
«Выражаю решительный протест против лишения моего брата, Медведева Жореса Александровича, советского гражданства и против той лишенной всякой порядочности процедуры, в которую облекло этот акт советское посольство в Лондоне.
Лишение гражданства как мера наказания не предусмотрено Конституцией… Всякому наказанию, по Конституции СССР, должно предшествовать судебное разбирательство, предполагающее и право обвиняемого на защиту…»
Никаких других протестов или заявлений в мою защиту со стороны советских диссидентов не последовало. Они, наверное, не считали лишение гражданства наказанием, хотя, видимо, соглашались с незаконностью такой меры. В последующие дни я не получил из Советского Союза по этому поводу ни одного письма, ни одной открытки или телеграммы.
9 августа сообщение ТАСС о лишении Ж. А. Медведева советского гражданства было напечатано во всех центральных московских газетах с одобрительными, но неопределенными комментариями. Текст самого указа не публиковался. Никаких конкретных примеров клеветы или антисоветской деятельности Жореса Медведева нигде не приводилось. Большинство читателей газет вообще не знали, кто такой Ж. А. Медведев. Обобщенный текст этих комментариев был передан на английском и на других языках Всемирной службой Московского радио. В этом тексте, подготовленном наскоро каким-то совершенно юридически безграмотным сотрудником ТАСС, говорилось:
«Гражданин СССР – это звание, которое могут носить лишь люди его достойные… которые защищают интересы рабочего класса и социализма… наша страна не нуждается в таких индивидуумах, как Ж. А. Медведев, которые нарушают принципы советской морали… Буржуазная пресса подняла шум по поводу решения Президиума ВС СССР, представляя Медведева иногда героем, иногда жертвой. На самом же деле Медведев только клеветник и провокатор. Если он и жертва, то только жертва собственных преувеличенных амбиций… Советский народ приветствует решение Президиума Верховного Совета СССР».
Совершенно противоположными были статьи и комментарии американской, западноевропейской и японской прессы. Я получил в последующие дни сотни вырезок из разных газет, нередко с фотографиями, и на первых страницах. Пришло множество писем от моих западных коллег. Участники Генетического конгресса прислали мне коллективное письмо с выражением солидарности за множеством подписей. Редакционные комментарии, крайне критические в отношении обращения советских властей с учеными, появились вскоре и в научных журналах Nature, Science, New Scientist и др.
9 августа я написал подробное объяснение случившегося директору института Арнольду Бёргену и сообщил ему, что надеюсь работать в институте до окончания намеченного ранее срока (14 января 1974 года) и что не намерен просить политического убежища или британского гражданства.
Аналогичное письмо я отправил в тот же день в отдел миграции и виз британского министерства внутренних дел. 14 августа оттуда пришел ответ. Мне предлагалось обратиться к ним для получения временного удостоверения личности (Certificate of Identity), которое даст мне право получать визы для поездок в другие страны. Такие удостоверения выдаются лицам без гражданства или тем, паспорта которых не дают им этого права.
10 августа я подготовил на английском подробное заявление для прессы. В нем я опровергал ложные заявления некоторых газет (о том, что Ж. А. Медведев создал Московский комитет прав человека, или о том, что Медведев сказал: «Лучше жить в Англии, чем в советской тюрьме»). Наконец, 18 августа я написал подробное заявление в посольство СССР в Великобритании как «Обращение» в Верховный Совет, приложив к нему копии приглашения от директора лондонского института и копию характеристики на получение паспорта. Ответа я не получил. Текст моего протеста в посольство СССР был, уже по моей инициативе, полностью опубликован 30 августа в газете «Русская мысль» в Париже и 4 сентября в газете «Новое русское слово» в Нью-Йорке.
В отделе миграции и виз, куда я приехал в один из этих дней, мне предложили заполнить анкету-заявление. После этого довольно быстро я получил особый документ для поездок в другие страны. «Действителен для всех стран, кроме СССР» – такая красная надпись на английском была напечатана сверху. Документ был действителен до конца 1974 года. Он состоял из двух плотных листов бумаги. На первой странице была моя фотография, роспись, данные о рождении и семейном положении и описание примет: рост 180 см, глаза голубые, цвет волос, форма носа и т. д. Особых примет не было. Этот документ давал мне право возвращения в Соединенное Королевство без визы. Остальные три страницы были чистыми, они предназначались для виз тех стран, которые я намеревался посетить. Особым штампом в этом документе я был ограничен возможностью работать только в Национальном институте медицинских исследований. Никакие другие виды наемного труда, оплачиваемые или неоплачиваемые, мне не разрешались. Не разрешалось мне и заниматься бизнесом без особого одобрения государственного секретаря. У меня не было пока статуса резидента, был лишь статус приглашенного, и он сохранялся еще несколько месяцев. Но писать книги, статьи и получать гонорары мне не запрещалось, этот вид деятельности не относился к понятию «занятость». Отчитываться о доходах и платить налоги я был обязан, так как пользовался в Англии бесплатным медицинским обслуживанием и другими социальными благами, а также защитой полиции и армии и правом на бесплатное образование своих детей.
15 или 16 августа меня пригласил к себе директор института А. Бёрген. Ранее он, очевидно, полагал, что финансирование моей поездки в Англию осуществлялось институтом в Боровске. Теперь ему стало ясно, что это не совсем так.
– Жорес, – сказал он, – я тут переговорил с Wellcom Trust (это большая частная биотехнологическая компания), и мы решили выделить вам грант на восемь месяцев. С сентября вы будете получать 250 фунтов в месяц (это была в то время примерно зарплата научного сотрудника. – Ж. М.). Потом мы еще что-нибудь организуем. Штатными должностями в институте я не распоряжаюсь, они принадлежат Медицинскому совету. Их возможностей я не знаю, но там много бюрократии и формальностей, так как их вакансии предусмотрены для категории государственных служащих. (Позднее я узнал, что на государственную службу можно принимать только граждан Великобритании. – Ж. М.)
Я пытался возражать, объясняя, что смогу обойтись гонорарами.
– Поберегите ваши гонорары на будущее, вам со временем нужно будет подумать и о покупке дома. Жизнь здесь намного сложнее, чем вам кажется, – ответил директор.
В августе я несколько раз соглашался на интервью русской службе Би-би-си и других радиостанций. Было много разных предложений выступить, иногда странных, например от Лиги защиты независимости Тайваня. Моя большая статья-интервью об академике А. Д. Сахарове была опубликована в британской воскресной газете Observer.
Поступило два предложения и на работу по годичным грантам в США – от Леонарда Хейфлика и от Дэвида Журавского (он предлагал работу на кафедре истории). Я искренне поблагодарил своих друзей, но объяснил, что уже принял грант в Англии.
В Советском Союзе мои друзья ждали от меня каких-либо резких заявлений и разоблачений. Однако я привык к более спокойным формам критики, основанным на историческом анализе. За несколько месяцев жизни в Англии я мог убедиться, что и британская демократия не идеальна и распространяется в основном на обеспеченные средние классы. Какой-либо полной свободы прессы здесь не было. Главный редактор и собственник старинной леволиберальной газеты Observer Дэвид Астор (David Astor), пригласивший нас с Ритой на обед, объяснил мне, что в действительности цензуру в печати осуществляют рекламодатели, от них зависит рентабельность любой газеты. «Если я изменю редакционную политику, – объяснял он, – то рекламодатели начнут бойкотировать “Observer” и мы сразу разоримся».
Моя книга «Взлет и падение Т. Д. Лысенко» была издана в 1969 году в США, а затем во многих других странах. В Англии права на ее издание купило издательство Оксфордского университета. Лысенко был тогда еще жив и состоял действительным членом АН СССР. Адвокаты оксфордского издательства заблокировали издание на том основании, что ее название «оскорбляет Лысенко» и что «он может подать на издательство в суд». Публикацию книги с таким названием можно было осуществить лишь после смерти псевдоученого. Так она и не вышла в Англии и не продавалась здесь, хотя и поступала в библиотеки по заказам из американского издательства. Книгу на английском продавали только в США, Канаде и Австралии, где за содержание книг несут ответственность перед судом авторы, а не издатели.
Между тем редактор и переводчик этой книги, профессор Михаил Лернер, придумавший и название, вполне адекватное содержанию, приезжал в сентябре в Эдинбург. Эдинбургский университет присвоил ему и еще четверым ученым из США звания почетных докторов. На церемонию, по рекомендации Лернера, пригласили и меня с женой. Принц Филипп, муж британской королевы, имел также титул герцога Эдинбургского и был почетным ректором Эдинбургского университета. Вручение дипломов почетных докторов – одна из его привилегий. Церемония завершалась большим обедом, на котором принц Филипп произносил речь, насыщенную по традиции британским юмором. О научных заслугах почетных докторов ему не было надобности говорить. Я получил приглашение, в котором оговаривался дресс-код для мужчин: черный смокинг, черные брюки и черные туфли, а также особая белая рубашка и черный галстук-бабочка, каких я никогда не носил. (Поначалу мы купили обычный черный галстук, но нам вовремя объяснили, что такие надевают только на похороны.) Такой дресс-код обязателен для гостей в присутствии королевы и ее родственников. Женщинам следовало явиться в длинных вечерних платьях. На Пиккадилли был специальный магазин церемониальной одежды, где подгоняли одежду по фигуре для продажи или давали напрокат, даже на один день. Но мы решили приобрести все в собственность. Настоящая британская жизнь в Соединенном Королевстве для нас только начиналась.