Опасная профессия — страница 51 из 51

Rule, Britannia!

В 1982 году Великобритания все еще оставалась колониальной державой, хотя термин «империя» почти не применялся. Актом Парламента в 1981 году были определены 14 зависимых или заморских территорий, среди которых большинству британцев были известны лишь Бермуды, Каймановы острова и остров Святой Елены, последний главным образом потому, что в 1821 году там умер Наполеон. В число колоний входил Гибралтар. Оставался колонией и основной остров Гонконга, но срок столетней аренды прилегающих к нему территорий континентального Китая истекал в 1998 году, и переговоры о передаче британского мандата КНР уже были начаты. О том, что колонией Великобритании являются Фолклендские острова в Южной Атлантике, многим британцам, особенно молодым, не было известно. Не знал этого и я. Население Фолклендского архипелага не превышало 2000 человек, их единственным занятием было овцеводство. Других отраслей экономики здесь не было. Холодный климат и бедные почвы на безлесных островах не позволяли развивать земледелие.

Экономические проблемы Великобритании в 1981–1982 годах продолжали нарастать, сопровождаясь рекордным ростом числа безработных, которое достигло 3,2 миллиона человек. Популярность правительства Маргарет Тэтчер падала, и на очередных парламентских выборах консерваторы, по опросам общественного мнения, неизбежно терпели поражение, уступая власть блоку лейбористов и либеральных демократов. Британская политическая система работала по принципу «качелей» и была легко предсказуема. Палата общин избирается на срок не более пяти лет. Для Тэтчер он заканчивался в начале мая 1984 года. Но она могла объявить досрочные выборы в любое, благоприятное для себя, время. Начатая консерваторами программа сокращения бюджетных расходов, сокращения регулирования финансовой системы и приватизации основных государственных отраслей экономики (угольной, металлургической, судостроительной и энергетической) продолжалась и не могла быть остановлена. По темпам она выходила на пик лишь в 1984 году, с 3,5 миллионами безработных. Лейбористы проиграли выборы в 1979 году с 6 % безработных. Консерваторов ожидали выборы с 12 % безработных и на фоне открытого противостояния всех профсоюзов правительству. Спасти Тэтчер, не получившей еще титула «железной леди», могло лишь чудо. Оно и произошло в неожиданной для всех форме – оккупации аргентинской армией Фолклендских островов.

Экономическое положение самой Аргентины было в начале 1982 года намного хуже британского. Среди развитых капиталистических стран оно оказывалось наиболее критическим. Демократических «качелей» здесь не было. Страной правила военная хунта, альтернативой которой могла стать лишь социалистическая революция. Инфляция на уровне 140 %, самая высокая в мире, девальвация национальной валюты и угроза дефолта по огромному внешнему долгу в 37 миллиардов долларов делали эту альтернативу вполне реальной. Спасти положение могла лишь успешная военная кампания. Вспышка патриотизма – это самое мощное политическое оружие для преодоления любого кризиса. Никто в Аргентине не ожидал, что Великобритания окажется способной вести военные действия за десять тысяч миль от собственной территории.

Поражение в этой короткой войне спасло Аргентину и от революции, и от дефолта. Глава хунты генерал Леопольдо Галтьери (Leopoldo Galtieri) ушел в отставку, и Международный валютный фонд обеспечил стране отсрочку в выплате долгов. Победа в войне позволила Тэтчер объявить досрочные выборы в парламент на июнь 1983 года. При безработице на уровне 13 %, самой высокой в послевоенный период, консерваторы завоевали в палате общин 397 мест, оппозиция (лейбористы, либералы и социальные демократы) – 232.

О хлебе насущном

В главе 46 я уже сообщил о том, что в конце 1980 года подписал договор с нью-йоркским издательством на книгу о сельском хозяйстве СССР. Интерес к этой теме возник в США в связи с введением президентом Картером эмбарго на продажу зерна в СССР. Для меня эти проблемы всегда были интересны. Теперь возник стимул для исторических исследований и обобщений. В отличие от западных экономических теорий, включая и марксизм, считавших главным фактором успешного развития цивилизаций рост городов и промышленности, я был убежден, что основным постоянным условием развития цивилизаций являлись воспроизводимые и возраставшие сельскохозяйственные ресурсы.

Захват новых сельскохозяйственных земель был важной целью многих войн, начиная с тех, которые вела Римская империя. Мореплавание и торговля в течение нескольких тысячелетий обеспечивали в основном обмен сельскохозяйственными продуктами. Для изготовления большей части потребительских товаров – тканей, одежды, обуви и др. – требовалось сельскохозяйственное сырье. Монгольская империя просуществовала несколько веков, отнимая продукты земледелия у оседлых наций. Сельскохозяйственные ресурсы остались главным фактором международной политики и в XX веке. Оккупация Японией Маньчжурии, а затем и вторжение в Китай в 1936 году, как и нападение Германии на Польшу в 1939-м и на Советский Союз в 1941-м – для расширения «жизненного пространства» – были прежде всего попытками захватить чужие природные ресурсы для «высших рас», развитие которых нельзя было обеспечить в их собственных исторически сложившихся границах.

Российское крестьянство было уникальным из-за природных условий. Восточные цивилизации, китайская и индийская, развивались в теплом климате и при обилии осадков. Восточнославянские племена, вытесненные кочевниками с плодородных степных черноземных земель между Доном и Днепром на север, вынуждены были вести хозяйство на подзолистых лесных почвах. Сельскохозяйственные угодья создавались здесь с большим трудом путем выжигания лесов. Зола служила и удобрением. Несмотря на огромные размеры территорий, пригодных для распашки, площадей всегда не хватало. Трудности культивации земель привели к появлению деревенских поселений и крестьянских общин. Долгая зима способствовала развитию в селах разных ремесел, существовавших в Западной Европе лишь в городах.

Основными культурами для восточных славян стали рожь, овес и лен, урожаи которых из-за бедных почв и континентального климата с коротким летом и редкими дождями почти всегда были низкими. Лесные продукты, грибы, ягоды и орехи были важной частью диеты. Охота и рыбная ловля дополняли традиционную диету животными белками. Русский народ в массе своей оставался бедным, крестьянским и крепостным на 200–250 лет дольше, чем французский, английский, голландский или испанский. Действительно стихийная Февральская революция в России в 1917 году была крестьянской, а не пролетарской. Одной из причин революции стала сильная инфляция, снизившая объемы закупок хлеба для армии и городов, и введение так называемой зерновой монополии, позволившей правительству отбирать запасы зерна не только у крупных хозяйств, но и у крестьян. Февральская революция сопровождалась захватом крестьянами помещичьих земель. После революции продовольственная торговля почти прекратилась. После отречения Николая Второго от престола царские банкноты обесценились, а продавать зерно за керенки крестьяне не хотели. Конфискация зерна у крестьян продотрядами для нужд городов – продразверстка, введенная Временным правительством, не смогла обеспечить нужд столицы. С хлебных бунтов в Петрограде началась Октябрьская революция с ее Декретом о национализации всех земель, крестьянских, помещичьих и церковных. Частная собственность на землю была отменена. Распространение уже большевистской продразверстки на юг привело к восстаниям казаков и к расширению Гражданской войны.

К началу 1982 года я завершил вчерне историческую часть книги «Soviet Agriculture», охватившую период до 1941 года. Главный, неожиданный для меня, но основанный на статистике вывод состоял в том, что коллективизация крестьянства не решала проблемы продовольственного снабжения страны, а отвечала требованиям индустриализации. Производство продовольствия, особенно животноводческих продуктов, в период с 1929 по 1939 год не возросло, а уменьшилось. При этом из деревень ушли в города миллионы крестьян, обеспечив промышленные стройки дешевой и подвижной рабочей силой. В питании населения, даже деревенского, доля животноводческих продуктов упала к 1939 году по сравнению с 1924-м. Уменьшилось и потребление хлеба. Дефицит хлебных калорий компенсировался картофелем. Реальное увеличение продовольственных ресурсов произошло лишь в рекордно урожайном 1940 году. Возобновился и экспорт зерна, по иронии судьбы – прежде всего в Германию.

Далее мне предстояло рассмотреть послевоенные проблемы в сельском хозяйстве СССР и проанализировать их по отраслям (зерновые и технические культуры, животноводство, механизация, удобрения и т. д.). Именно в это время стало известно, что майский пленум ЦК КПСС собирается в Москве для обсуждения и принятия новой радикальной Продовольственной программы, рассчитанной на две пятилетки и нацеленной на возвращение продовольственной независимости страны. Осуществить ее планировалось путем преимущественных инвестиций в сельское хозяйство нечерноземной полосы Среднерусской равнины. Подготовка Продовольственной программы велась по инициативе Брежнева в течение двух лет.

Необходимость реформ стала очевидной после низких урожаев зерновых в 1979 и 1980 годах и катастрофически низкого в 1981-м. Импорт зерна достиг 46 млн тонн в год и при падающих ценах на нефть требовал внешних займов и кредитов.

До 1972 года Советский Союз обходился без импорта зерна. Однако рост городского населения и развитие промышленности, особенно в восточных и северных районах, требовали увеличения товарных продовольственных запасов. Но росту их производства не способствовала колхозная система принудительного труда – советский вариант крепостного права, при котором крестьянская семья не только отрабатывала «барщину» в колхозе, но и платила «оброк» в виде налога на арендуемые у колхоза приусадебные участки. Функции помещиков выполняли теперь председатели колхозов и сельсоветов, секретари райкомов и чиновники райисполкомов. Невыполнение обязательного минимума работ рассматривалось как преступление и вело к сокращению или конфискации приусадебных участков, арендуемых у колхоза. До 1956 года невыполнение колхозником обязательного минимума трудодней было основанием для исключения из колхоза и высылки в отдаленные районы СССР. (Эта крайняя мера была введена в 1948 году на Украине по инициативе Хрущева и активно применялась.) Государственных трудовых пенсий колхозники не получали. Их пенсии были символическими и часто лишь в виде натуроплаты. Отсутствие паспортов у советских крестьян ограничивало их права на передвижение по стране. Институт прописки не позволял колхозникам находиться в городах дольше трех дней и лишал их квалифицированного медицинского обслуживания. Таким образом, колхозники были лишены значительной части тех прав, которые по Конституции и на практике предоставлялись городским жителям. Проводить сельскохозяйственное освоение новых восточных территорий путем создания там колхозов было невозможно. На старых территориях число колхозов после 1945 года постоянно сокращалось, главным образом из-за их разорения. Сельскохозяйственный труд при постоянно низких закупочных ценах на все виды продовольствия был нерентабельным. Отсутствие у колхозов прибылей тормозило применение новой техники и удобрений, которые следовало закупать у государства.

Освобождение советских крестьян от введенной в 1932 году крепостной зависимости началось лишь в 1974 году, когда вышло Постановление Совета Министров СССР о введении единых паспортов для всех жителей СССР. Завершить процесс всеобщей паспортизации планировалось в декабре 1981 года. По некоторым подсчетам, из беспаспортного крепостного состояния были освобождены более 50 миллионов человек – в два раза больше, чем по манифесту Александра II в 1861 году.

До 1981 года шел постоянный отток населения из деревень. Молодые люди после обязательной службы в армии не возвращались домой и не вступали в колхоз. Девушки покидали деревни, поступая в городские учебные заведения, вербуясь на молодежные стройки или просто выходя замуж за городских. Громадный отток сельского населения из нечерноземной зоны произошел в период 1956–1964 годов при освоении целинных земель Казахстана и Южного Алтая, где создавались только совхозы, а не колхозы. Бывшие колхозники, уехавшие на освоение целины, переходили в категорию рабочих совхозов, приобретая право на регулярную зарплату и паспорт. Отток трудоспособного населения из деревень происходил и по системе лимитов – найма по договорам на низкооплачиваемые и тяжелые работы в городах или в отдаленных районах. «Лимитчики», жившие в общежитиях, оказывались наиболее бесправной частью населения. Возможность получить статус рабочих и свободное трудоустройство появлялась обычно через пять лет. Система «лимитчиков» служила альтернативой ГУЛАГа.

В мае 1982 года, за несколько дней до открытия пленума, Брежнев лежал в больнице на улице Грановского. Поскольку это недалеко от Кремля, то заседания Политбюро для обсуждения проектов различных решений происходили прямо в больничной палате. Текст доклада был подготовлен помощниками и аппаратом, но внятно произнести его на пленуме генеральный секретарь был не в состоянии, длинные слова и термины Брежнев не выговаривал до конца. Закончив доклад, Брежнев снова оказался в больничной палате. Западная пресса комментировала на следующий день не столько Продовольственную программу, сколько избрание на вакантный после смерти Суслова пост секретаря ЦК КПСС по идеологии Юрия Андропова. Проблема престолонаследия была решена, и явно неожиданным образом для большинства западных прогнозистов.

Как стало известно позднее, Андропов перед переездом-возвращением на Старую площадь, где он работал до 1967 года, собрал прощальное заседание всех генералов разведки в штаб-квартире 1-го Главного управления в Ясеневе на юге Москвы. Поблагодарив их за работу, он дал понять, что лишь поднимается во власти, оставаясь их руководителем. В здании на Лубянке Андропов собрал Коллегию КГБ и представил всем нового председателя, генерал-полковника Виталия Федорчука, почти неизвестного в Москве человека, возглавлявшего до этого КГБ Украины. КГБ СССР лишался политического влияния и возвращался к статусу военной спецслужбы. В отличие от Брежнева с его реальным коллективным, хотя и клановым руководством, Андропов не намеревался делить свою власть с коллегами по Политбюро.

Смерть Брежнева

После майского Пленума ЦК КПСС Брежнев оставался в больнице еще месяц, а затем до конца лета отдыхал в своей южной резиденции на Черном море. Здесь его навещали партийные лидеры стран СЭВ – Г. Гусак, Э. Хонеккер, В. Ярузельский, Ю. Цеденбал и другие, которые имели собственные, подаренные им дачи неподалеку. Об этих визитах сообщала и пресса. Нужно было демонстрировать не только солидарность, но и личную дружбу коммунистических вождей. 7 ноября, как всегда, Брежнев появился на трибуне Мавзолея, 9 ноября приезжал в ЦК КПСС для встречи с Андроповым. В ночь на 10 ноября Брежнев умер во сне от инфаркта миокарда. Два раза в недалеком прошлом он уже оказывался в состоянии клинической смерти, из которой его выводила группа реанимации, повсюду сопровождавшая генсека в специально оборудованном автомобиле. Но ночью реаниматоров поблизости не оказалось. В 8 часов утра дежуривший в тот день сотрудник охраны Владимир Собаченков, обнаружив Брежнева без сознания, начал массаж сердца (все члены охраны были обучены методам реанимации), но было уже поздно.

Смерть Брежнева держалась в тайне до следующего дня. О ней могли сообщить народу лишь после вечернего заседания Политбюро, которое выносило решение о кандидатуре нового генерального секретаря и назначало также и председателя похоронной комиссии. На пост генерального секретаря был рекомендован Юрий Андропов. Но официальное избрание нового лидера на Пленуме ЦК КПСС могло произойти лишь после похорон. Имя председателя похоронной комиссии объявили утром 11 ноября: Андропов Юрий Владимирович. Похороны были назначены на 15 ноября.

Вечером 11 ноября мне позвонил Эндрю Уилсон, заместитель главного редактора воскресной газеты The Observer:

«Жорес! Мы решили посвятить номер нашего иллюстрированного приложения похоронам Брежнева. Наш фотокорреспондент вылетает в Москву и будет фотографировать всю церемонию… Ведь такого не было уже тридцать лет после смерти Сталина… Мы хотели бы, чтобы вы дали нам комментарии всего ритуала и сравнили бы его с ритуалом похорон Сталина… В следующем после похорон воскресном журнальном приложении мы дадим весь этот материал…»

Все воскресные газеты в Англии распространяются вместе с крупноформатными иллюстрированными журналами, по 60–80 страниц в каждом, как с новостным, так и с разнообразным развлекательным материалом. Такие журналы вызывают даже больший интерес у обывателя, чем сама газета. Мне предлагали дать репортаж для подобного приложения Observer Magazine. Рано утром, кажется в 6.30, 15 ноября, с учетом трехчасовой разницы во времени, в одной из студий Телевизионного центра BBC велась прямая трансляция Московского телецентра с Красной площади всей церемонии похорон, которая, если судить по похоронам Сталина 9 марта 1953 года, могла занять около трех часов. В лондонской студии собралось более пятидесяти человек: журналисты, политики, сотрудники посольств, возможно и представители спецслужб. Всем им обеспечивался синхронный перевод через наушники.

Похорон Сталина я не видел. Телевизоры в Москве в 1953 году были редкостью. Мы с Ритой снимали тогда комнату в подмосковных Химках, телевизора у нас не было. Я слушал трансляцию похорон по радио, у меня был хороший по тому времени радиоприемник. Недели через две я смотрел и кинохронику похорон, ее показывали перед началом фильмов во всех кинотеатрах Москвы. Звучал знакомый всем нам голос Левитана. Гроб с телом Сталина подняли в 10 часов офицеры кремлевского полка, между ними шли, лишь прикасаясь к гробу, ближайшие соратники вождя. С многочисленными венками гроб вынесли из Колонного зала Дома Союзов и установили на орудийном лафете. Не слишком многочисленные награды Сталина несли из Дома Союзов до Мавзолея на бархатных подушечках прославленные маршалы и генералы. Первыми в этой процессии несли два высших полководческих ордена «Победа», за ними Золотую Звезду Героя Советского Союза и ордена Ленина. Траурный митинг открывал и закрывал Хрущев, председатель похоронной комиссии. Первым выступил Маленков, вторым был Берия, третьим, наиболее эмоциональным и запомнившимся, оратором неожиданно оказался Молотов, бывший, после ареста и ссылки жены Полины Жемчужины в 1949 году, в опале.

В настоящее время многое из того, что я увидел 15 ноября 1982 года на большом экране телецентра в Лондоне, воспринимается и комментируется по-разному. Поэтому я приведу здесь перевод с английского тех комментариев, которые были опубликованы в иллюстрированном очерке «Funeral in Moscow» («Похороны в Москве») 28 ноября 1982 года:

«Смотря похороны Брежнева по телевизору в Лондоне, я прежде всего обратил внимание на то, насколько весь ритуал и выступления были лишены каких-либо эмоций, даже по сравнению с похоронами партийного идеолога Михаила Суслова, проходившими на Красной площади лишь 10 месяцев назад. Разница с похоронами Сталина в марте 1953-го, которые я помню, была еще значительней… Речи на похоронах Сталина звучали искренно и были полны восхвалениями “отца народов”, “гения”, “величайшего полководца”, “великого лидера коммунизма”… Короткие речи на похоронах Брежнева характеризовали покойного лишь “выдающимся” и почти не говорили о его заслугах… Создавалось впечатление, что Юрий Андропов, председатель похоронной комиссии, запретил все предположения о том, что Брежнев оставил нам пример для подражания…»

«Речь Андропова была лишь коротким введением для четырех последующих выступлений: Устинова, министра обороны, академика Александрова, за которым получили трибуну партийный секретарь Днепродзержинска – города, в котором родился Брежнев, и 40-летний рабочий-шлифовальщик московского завода, молодость которого безжалостно подчеркивала старческий вид людей, стоявших возле него. На похоронах Сталина последовательность речей была знаменательна, Маленков, Берия, затем Молотов – в то время номера Один, Два и Три, правящая тройка. Хрущев был тогда номером Четыре. В понедельник 15 ноября от Политбюро выступали лишь Андропов и Устинов, и это не было случайностью. Это показывало, что у власти в СССР стоит теперь дуумвират, состоящий из бывшего председателя КГБ и министра обороны… Содержание всех речей косвенно показывало, что Брежнев был достойным человеком, но слабым лидером… при нем процветала коррупция, работали плохо, не было дисциплины… Как только гроб с телом Брежнева опустили в могилу, траурную музыку внезапно сменил четкий военный марш… Во время объявленных трех минут молчания лидеры на трибуне Мавзолея не стояли неподвижно, а менялись местами и что-то говорили между собой… Нарушения протокола начались еще раньше. По всем традициям, даже для не столь важных похорон, награды покойного несут офицеры, каждый орден на отдельной подушечке из красного шелка. Ордена Брежнева несли в беспорядке, по нескольку на каждой подушечке и самый высший из орденов, «Победа», где-то посредине…» (How they buried Leonid Ilyich // Observer Magazine. November, 1982. P. 18–24, 26).

С орденами и медалями Брежнева кремлевский похоронный церемониал был демонстративно нарушен. Это был сигнал, понятный для всех. Леонид Брежнев, закончивший войну в 1945 году генерал-майором в должности начальника политотдела 18-й армии, имел шесть боевых наград, четыре ордена (два Красного Знамени, Красной Звезды и Богдана Хмельницкого) и две медали. Все остальные из более чем ста орденов и медалей, выставленных в Колонном зале, были получены покойным после войны, а орден «Победа», высший полководческий орден, учрежденный в 1943 году, Брежнев получил в 1978 году по Указу Президиума Верховного Совета, председателем которого был он сам. (Первый орден «Победа», учрежденный в 1943 году, был присужден Г. К. Жукову «за освобождение Правобережной Украины», второй – начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому, третий – Сталину, четвертый – маршалу К. К. Рокоссовскому «за освобождение Польши».) Четыре Золотые Звезды Героя Советского Союза, первая из которых была вручена Брежневу в 1966 году, четвертая в 1981-м, ставили его на первое место в списках Героев. Маршал Г. К. Жуков тоже имел четыре Золотые Звезды, но в списках по алфавиту он шел вторым. Маршалы К. К. Рокоссовский, А. М. Василевский и другие, имевшие по три Золотые Звезды, следовали теперь за Брежневым.

Нарушение церемониала с орденами, безусловно, санкционировалось Андроповым. Золотые Звезды Героя сгруппировали по две на подушечку и здесь же прикрепили Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Но к каждой Золотой Звезде присуждался и орден Ленина, и еще три ордена Ленина были получены независимо от званий. Группировать ордена Ленина не решились, по-видимому, из уважения к лику вождя революции. На каждый орден Ленина выделили отдельную подушечку. Их несли генералы. Остальные ордена группировались в беспорядке, и орден «Победа» был сдвоен с каким-то другим. Но и в этом случае «орденская» процессия, состоявшая из сорока четырех офицеров, в основном полковников, оказалась наиболее длинной.

По моему мнению, которое я в то время не высказывал в прессе, Брежнев страдал не просто гипертрофированным тщеславием, усилившимся после 1969 года вместе с укреплением власти, но и развившимся на его основе синдромом нарциссизма, исключительной самовлюбленности. Эта болезнь имеет разные формы, и главы государств, тем более недемократических, попадают в группу риска. То, что Брежнев не мог пройти мимо зеркала, не оглядев в нем внимательно самого себя, было замечено еще при его первых визитах в США. Брежнев стал очень ревнив, собирал отзывы о самом себе и к концу жизни был уверен, что он не только великий полководец, но и великий писатель, ученый и философ. Академия наук СССР присудила ему в 1977 году Золотую медаль имени Карла Маркса, которую лишь раз в три года присуждали «за выдающиеся достижения в области общественных наук». Но такой же медали были удостоены Михаил Суслов и Константин Черненко.

Конец эпохи застоя

Серьезные аномалии в общей политике «коллективного руководства» Брежнева начали появляться в 1974 году, когда я уже жил в Лондоне. Замечать их я стал еще позже, работая над книгой о советской науке. Примерно с 1975 года началось неожиданно щедрое финансирование всех академий. Некоторые престижные научные проекты приобретали неоправданный характер гигантизма. В этот период много новых научных институтов появилось прежде всего в столичных городах – в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Баку, Ереване, Ташкенте. В Москве возникли институтские здания-дворцы, отделанные мрамором, с зимними садами и небывалых доселе размеров: Институт кардиологии, Онкологический центр, Институт биоорганических соединений, Институт медико-биологических проблем и много других, по две-три тысячи сотрудников в каждом. Началось проектирование сверхмощных систем в физике и в космонавтике. Один из проектов намечал постройку в Протвине, недалеко от Серпухова, самого большого в мире синхротрона – ускорителя протонов с кольцевым подземным туннелем для вакуумной трубки длиной 21 км, примерно равной кольцевой линии Московского метро. Для Президиума АН СССР начали проектировать высотный дом-дворец на правом берегу Москва-реки. Это было явное подражание Сталину, оставившему потомкам высотное здание Московского университета и застроенный новыми большими зданиями институтов АН СССР юго-запад Москвы.

Нефть, по добыче которой (600 млн тонн в год) Советский Союз вышел на первое место в мире, продолжала дорожать до 1980 года и вместе с природным газом давала Советскому Союзу почти половину всех экспортных доходов. За десять лет (1970–1980 годы) баланс внешней торговли вырос почти в десять раз, обеспечивая четверть бюджетных расходов. Весь импорт Советского Союза в 1960 году составлял 5 млрд «инвалютных» рублей, в 1970-м – 10 млрд и 45 млрд в 1980-м. Уровень жизни населения, безусловно, возрастал, и именно это было основным фактором политической стабильности. Главными стройками десятилетия стали длиннейшие в мире газопроводы и нефтепроводы, а также атомные электростанции. Производство электроэнергии в стране возросло в три раза. Советский социализм формировался как потребительское общество с упрощенной экономикой, основанной на добыче и продаже природных ресурсов. В таком обществе идеологические и религиозные проблемы отступают на второй план. Рост благосостояния создавал у основной массы населения равнодушие к политическим проблемам. Заметно ослабли централизация власти и контроль партийных структур за работой правительства. Этому способствовало и то, что премьер-министр Алексей Косыгин, ставший наркомом еще до войны, был независимой фигурой.

Однако стихийно формировавшаяся новая модель экономики вступила в явное противоречие с предусмотренной Конституцией государственной монополией внешней торговли. Министерство внешней торговли СССР было «общесоюзным», и отдельные республики могли осуществлять свои внешнеторговые операции лишь под его контролем. Это министерство просто не могло справиться со столь сильно возросшими экспортно-импортными потоками огромной страны. Развитие всех видов коммуникаций и торговли вступило в противоречие с централизованным приоритетным снабжением потребительскими товарами и продуктами питания прежде всего столиц и городов-героев. Явления, которые в то время характеризовались как «коррупция на высшем уровне», были в основном попытками руководства некоторых союзных республик, прежде всего Грузии, Азербайджана, Узбекистана, Эстонии и Латвии, и некоторых областей и краев тайно осуществлять независимые от Москвы экспортно-импортные операции для лучшего снабжения собственного населения. Слабость центральной власти приводила к самозарождению частного предпринимательства и подкупу чиновников всех уровней. Эти явления противоречили сформировавшейся при Сталине модели СССР, которая была рассчитана на полную экономическую независимость страны (а после войны – группы социалистических стран) от «капиталистического окружения».

«Эпоху застоя», или «самое спокойное десятилетие» правления «позднего» Брежнева, со всей его коррупцией, некоторые вспоминают сейчас с ностальгией. Однако сам Брежнев как личность по-прежнему не привлекает к себе какого-либо внимания историков. Именно исключительная серость и слабость руководства стали причиной инерционного развития России, потому что мощный разгон экономическому росту страны в разные эпохи обеспечивали более сильные лидеры: Петр Первый в XVIII веке, Александр Второй в XIX, Столыпин в начале XX и Сталин после 1929 года.