Однако, следуя вдоль потока, мы прошли совсем немного, когда вдруг увидели перед собой бобровую плотину. Осторожно подкравшись к ней, мы обнаружили трех оленей-вапити, пасшихся на берегу пруда, в котором стояло три бобровых хатки. Бобры были заняты своей повседневной работой. Готовясь к зиме, они плавали с ветками, затапливая их поблизости от своих жилищ. На вапити они не обращали никакого внимания. Небольшое стадо состояло из двух самок: одна была с теленком, другая — одинокая двухлетка. Я прошептал, что буду стрелять в одинокую молодую оленуху.
— Конечно. Она очень упитанная, — ответил Питамакан.
Животное стояло ко мне хвостом, и я ждал, пока оно повернется боком. Но добыть его мне так и не удалось. Бобры внезапно ударили по воде своими широкими хвостами и нырнули. Вапити, сделав пару быстрых прыжков, исчезли в кустах. И тут мы увидели, как на противоположном берегу в низком сыром месте закачалась высокая трава. Из нее появилась пума и остановилась на берегу пруда. Вапити и бобры не видели ее: это ветерок, тянувший по долине, донес до них запах смертельного врага, и они поспешили скрыться. Грянул выстрел из ружья Питамакана, громадная кошка подпрыгнула высоко вверх и в судорогах упала на траву. Когда мы подбежали, она была уже мертва.
— Это как раз то, что я хотел заполучить, — довольно заявил Питамакан, поглаживая густой мех зверя.
Мне не надо было спрашивать, почему мой друг так желал добыть пуму: ни один воин из черноногих не считал свое боевое снаряжение завершенным, пока не мог включить в него выделанную шкуру этого зверя. Ею они покрывали свои седла.
Бесстрашный помог Питамакану снять шкуру, а потом сказал:
— Друзья мои, это прекрасная еда. Мясо горного льва даже лучше бизоньего.
— Только не для нас — это мясо предназначается Солнцу, — объявил ему Питамакан.
Пума, медведь гризли и белый бизон у черноногих считаются собственностью Солнца и потому священны. Этих животных можно убивать и снимать с них шкуру, но мясо должно приноситься в жертву великому богу неба. Поэтому и теперь, когда шкура была снята, Питамакан принес мясо в жертву Солнцу, произнеся соответствующую молитву. С очевидным сожалением отвернувшись от жирного мяса, остававшегося лежать на траве, Бесстрашный пошел с нами дальше.
Однако вскоре, когда я убил молодую бизонью телку, выглядевшую очень жирной, Бесстрашный забыл о дикой кошке. Мы притащили в лагерь много мяса и устроили пир. Потом мы пригнали лошадей, навьючили их и загасили костер. На ночевку мы встали уже в полной темноте на вершине гряды, где и оставались до утра.
Вскоре после восхода мы опять двинулись по тропе вдоль озера. Миновав его, мы с полмили ехали прерией, переправились через реку и двинулись по западному берегу следующего озера, к которому со стороны гор плавно сбегал откос. Большую часть его занимала открытая равнина, в которую вклинивались рощи тополей и осин, пересекаемые в разных местах ручьями. Миль через пять мы уперлись в подножие большого выступа из белого камня, поросшего соснами. Он спускался с высокой горы из красного камня и обрывался прямо в озеро. Тропа пошла вверх так круто, что мы были вынуждены спешиться и вести коней в поводу, а достигнув верхней точки, долго не могли отдышаться.
Открывшийся нам вид поистине захватывал — столь грандиозным и величественным он был! Озеро, находившееся на расстоянии четырех-пяти миль от нас, окружали высокие горы с обрывистыми склонами, скала за скалой поднималась прямо от его берегов. У ближнего берега виднелось несколько небольших каменистых островков. В этой части ширина озера была около полумили. Берега здесь были песчаными. Они полого спускались к воде и поросли смешанным лесом — елью и тополем. Большинство окружающих гор достигали значительной высоты. Вершины их были голыми, а к подножиям спускались толстые языки из снега и льда. За озером на протяжении десяти-двенадцати миль долина была обрамлена остроконечными пиками, чьи склоны поблескивали сплошными массами снега.
Пока я рассматривал эту грандиозную панораму, внимание моих спутников было привлечено совсем другими вещами. Внезапно раздался возглас Питамакана:
— Наши поиски окончены! Вон они, наши друзья кутене!
Он указывал на берег ближайшего озера. Вглядевшись, я увидел то, что мы так долго искали: тонкие многочисленные струйки дыма поднимались над вершинами деревьев. Выхватив из сумки и настроив свою трубу, я увидел не только дымки множества палаточных костров, но и рассмотрел людей на берегу — ходящих туда-сюда женщин и играющих детей. Мои спутники по очереди брали трубу и подтверждали, что сомнений нет, это тот самый лагерь, который мы ищем.
Мы сели на лошадей и поехали дальше. Тропа повела нас по склону горы из красного камня вдоль отвесных стен глинистого сланца, затем вниз к пенистой речке, вытекавшей из глубокого каньона и впадавшей в озеро, казавшееся иссиня-черным из-за своей неимоверной глубины. Переправившись через речку и проехав мимо возносящихся на сотни ярдов утесов, мы подъехали к озеру. Речка, вдоль которой мы двигались, впадала в него.
Еще с высоты гор я заметил в ближайшей к нам части голубого озера длинную белую полосу. Теперь же я понял, что вода впадавшей в него речки была белой или, точнее, цвета разбавленного молока. Поскольку уже давно не было дождей, я подумал, что это довольно странное явление, и мои спутники согласились со мной.
Однако у нас не было времени обсудить это подробнее, поскольку на противоположном берегу реки уже собралась изрядная толпа. Как только мы переправились, нас приветствовали вождь кутене Открытая Спина и двое-трое наиболее влиятельных лиц. Естественно, скальп змея, свисавший с седла Питамакана, сразу же был замечен, и все время, пока нас провожали к палатке вождя, в адрес моего друга звучали громкие восхваления.
Палатки кутене были меньше, чем у черноногих, и обставлены не столь удобно. Бизоньих шкур на ложах было меньше, спинок же в изголовье и в ногах вовсе не было. Но палатка Открытой Спины была сделана из восемнадцати шкур бизоньих самок и оказалась достаточно просторной, чтобы принять нас, особенно после того как вождь отправил всех своих жен (во главе со старшей) разместиться в других жилищах на все время нашего пребывания у него в гостях.
Как только мы уселись, вождь наполнил трубку и передал нам для раскуривания. Питамакан сделал это, произнеся краткую молитву. Когда трубка пошла по кругу, а женщины занялись приготовлением еды, мы сказали, что прибыли с посланиями от вождей пикуни и Дальнего Грома. Питамакан уж было собрался передать их, но вождь остановил его:
— Подожди, — произнес он. — Я знаю — то, что ты скажешь нам, очень важно. А большинство из моих детей сейчас ставят ловушки и охотятся. Подожди до их возвращения, чтобы мы все могли услышать ваши слова и вам не пришлось повторять их.
Это показалось нам разумным. Мы докурили трубку и получили по доброй порции жареной лосятины. За едой мы рассказали о своих приключениях на долгой тропе из Форт-Бентона. Между тем я вспомнил о реке и спросил вождя: почему она такая белая?
— О, это весьма интересно, — начал он. — Река берет начало в громадных толщах льда, на высоких склонах Станового Хребта Мира. Но она бела не только из-за талых вод. Дело в том, что лед постоянно ползет вниз по склону, перетирая камни. И вода становится белой именно от этого — ведь чистый, белый камень гор не то, что пыльная земля равнин.
— Как удивительно! И вы можете увидеть, как лед движется, сползая вниз? — спросил Питамакан.
— Нет. Это происходит слишком медленно, — отвечал вождь. — Но мы знаем, что лед движется. Иногда мы видим, что он стоит прямо против какой-нибудь скалы. А в следующие дни замечаем, что он уже сдвинулся ниже. Затем — еще ниже. Время от времени мы слышим (а порой и видим), как большие массы льда отламываются и обрушиваются на дно ущелья. Шум от них подобен грому.
— О, я должен подняться в горы и взглянуть на этот лед! Мне надо увидеть его, прежде чем мы отправимся домой, — воскликнул я.
— Да. Мы должны увидеть это создание Творца Мира, — поддержал меня Питамакан.
Было около трех часов дня, до назначенного заседания совета еще оставалось время, и мы пошли пройтись по большому лагерю. Все встречавшиеся нам люди приветствовали нас с улыбкой. Я обратил внимание на необычайное множество бобровых шкур, распяленных для просушки. Также мы отметили и некоторое количество шкур выдр. И повсеместно можно было видеть шкуры вапити, лосей, снежных баранов, коз и белохвостых оленей.
Осмотрев лагерь, мы вышли на берег озера и с полчаса постояли, разглядывая его и поистине удивительный горный ландшафт вокруг. Вечер был тих и ясен, вода в озере напоминала стекло, лишь изредка возмущаемое всплесками играющей рыбы. Но в наших ушах все время стоял какой-то странный звук: то громкий и низкий, то тихий и высокий. Сначала я никак не мог понять, что это такое, а затем осознал — это голос множества водных потоков, стекающих вниз по горным склонам, срывающихся в глубокие каньоны, перекатывающихся через камни и впадающих в озеро.
Я поделился своими мыслями с Питамаканом, и он сказал:
— Да, я знаю. Много лет тому назад, вот таким же вечером, мы с отцом сидели на самом краю белого каменного уступа на полпути к этому озеру. Я спросил его об этих странных звуках, и он ответил мне так: «То, что слышат твои уши — звук падающих вод. Они смеются над нами. Они говорят: „Слушай нас, смотри на нас, сколько сможешь, ты — существующий всего несколько лет. Как же много подобных тебе видели мы, приходящими сюда и уходящими прочь. Мы иные — мы поем свою песню вечно. Мы не можем умереть"“.
Бесстрашный поежился.
— Давайте не будем о мрачном! — воскликнул он, встал и пошел к лагерю. Мы последовали за ним.
А тем временем мужчины понемногу возвращались в лагерь с охоты на крупную дичь и обхода бобровых капканов. Некоторые шли пешком, другие ехали, сидя поверх груд мяса, навьюченных на лошадей. И почти каждый охотник нес одну-две бобровых шкурки. Неудивительно, что две великие меховые компании Запада так остро соперничали за торговлю с этим племенем.