Именно она заставила меня побежать наверх, к телефону. Если вы сразу не отвечаете на звонок, телефон прекращает звонить. И наступающая при этом тишина сродни засунутому в мясорубку пальцу. Эмоциональный шок подавляет все остальное.
Как только я схватил трубку, в ней раздался взволнованный голос Джорджа Фича.
— Алло! Это Дэвид? Дэвид, послушайте меня. В зоопарке произошел несчастный случай. Из-за Вирджинии я сразу же подумал о вас. Это касается Каррутерса.
Холодок предчувствия пробежал у меня по спине.
— Каррутерс, — выдохнул я. — Вы имеете в виду, ему стало плохо?
— Каррутерса не стало, — сказал Фич.
Пот выступил у меня на лбу.
— Но я только что оставил его, — задыхаясь, прошептал я. — Он делал рентген питону…
«Он делал рентген питону». Собственный голос показался мне похоронным звоном, рыдания стиснули горло.
— Вы хотите сказать, что его укусила змея? О, Боже, Джордж…
— Нет, нет, Дэвид, — повысил голос Фич. — Был взрыв. Вы слышите меня, Дэвид? Взрыв в зоопарке. Все вольеры рептилий разнесены на кусочки.
Ошеломленный, охваченный ужасом я сидел и слушал, как он живописал катастрофу.
— Вы знаете, что такое циклон затмения, Дэвид?
— Нет, — хрипло ответил я.
— Это специфическое явление, — стал объяснять Джордж. — Когда происходит затмение солнца, температура воздуха падает и давление понижается. Воздух извне этой области втекает в нее по спирали, но прежде чем он достигнет центра, вращение Земли отбрасывает его. Он начинает кружиться и образует то, что называют циклоном затмения.
— Но не было никакого солнечного затмения, — заметил я.
— Знаю, Дэвид. И это совершенно необъяснимо. Мои приборы зафиксировали самый настоящий циклон затмения, ограниченный небольшой площадью, охватывающей вольеры рептилий.
— Но что вызвало взрыв?
— Не знаю, — признался Фич. — Земля осела, а постройки превратились в почерневшую груду мусора. Словно что-то высосало вольеры прямо из пространства.
Я сидел в безмолвном ужасе, сжимая в руке телефонную трубку. И лишь звяканье дверного звонка вывело меня из летаргии.
— Я сообщу об этом Вирджинии, Джордж, — закончил я и повесил трубку.
Я медленно спускался по лестнице. Мои ноги казались налитыми свинцом, а позвоночник окаменел. Но жизнь тут же вернулась в мое тело, едва я открыл дверь.
За дверью стоял Каррутерс, крепко сжимая зонтик костлявой рукой, в белой от снега одежде. Я был ошеломлен, но все же отметил, как молодо он выглядел.
Каррутерс вошел в прихожую и закрыл за собой дверь.
— Доброе утро, Дэвид, — поздоровался он.
Он выглядел не более, чем лет на тридцать пять. Волосы черные, как уголь, на лице исчезли морщины.
— Генри! — изумленно воскликнул я. — Я думал, что вы погибли. Фич только что позвонил мне и рассказал о взрыве…
Он удивленно поглядел на меня. Теперь я на самом деле поразился произошедшим в нем изменениям. Он стоял в прихожей, крупный, массивный, с румяными щеками и звучным голосом.
— Я уехал сразу же после вас, Дэвид, — произнес он. — Я собираюсь подать в отставку.
— Но взрыв! — настаивал я. — Конечно, вы…
— Я слышал взрыв, когда покидал зоопарк, — сказал он. — Это было, как удар грома. Но я не стал останавливаться и выяснять, что к чему. Дэвид, я устал от змей. Я теперь молодой человек, Дэвид, а не старый хранитель рептилий…
— Боже правый! — пробормотал я.
— Дэвид, все это очень неопределенно, все смешалось у меня в голове. Я не могу даже вспомнить, что произошло вчера. Я помню только, что мы разговаривали с вами меньше часа назад в вольерах рептилий. Мы обсуждали… обсуждали… — Он нахмурился. — Черт побери, не могу вспомнить! Что-то о кишечных паразитах… Внезапно он расправил плечи. — Вы ушли в гневе, не так ли? Кажется, я помню это. Вы были расстроены чем-то, что я сказал. Вы должны простить меня, Дэвид. Я застрял там, как древняя окаменелость, и утратил самостоятельность. Дэвид, я мечтал об истоках Амазонки, о джунглях Борнео… — Глаза у него внезапно вспыхнули. — Дэвид, только молодые нормальны. Годы все портят. После сорока никто не проявляет себя лучше. Даже Маккиавелли в двадцать пять был идеалистом. Дарвин никогда не был ближе к величию, чем тогда, когда плавал на «Бигле» двадцати двухлетним парнишкой. Тогда у него были свои интересы. Он был увлечен…
Я не мог поверить своим глазам. Передо мной, неся полный бред, стоял молодой Каррутерс. Каррутерс, каким-то чудом сбросивший пятьдесят с лишним лет. Я почувствовал себя очень странно и пробормотал:
— Послушайте, Генри, вам нехорошо. Давайте я отведу вас домой, к Вирджинии.
Это было неудачное предложение. В нем тут же вспыхнуло раздражение, которое мне всегда не нравилось.
— Я сам способен добраться до дому, — ощетинился он. — Вы, молодой идиот!
Он прожег меня взглядом и вышел, хлопнув дверью.
Я прождал целый час, прежде чем позвонил Вирджинии. Я знал, что Каррутерсу хватит этого времени, чтобы добраться до дома, расположенного на окраине города.
Голос любимой был ужасно взволнованный, когда она ответила на мое краткое приветствие.
— Дэвид? — сказала она. — О, я так рада, что ты позвонил! Дедушка уехал пять минут назад. Я вышла, чтобы принести ему снотворное, а когда вернулась, его уже не было. Нет, я не видела его после прихода. Крэйг сказал, что он промчался наверх и заперся в своей комнате. После этого он позвонил в пароходство «Уайт Бэнда». Крэйг случайно услышал этот разговор. Дэвид, он собирается в кругосветное путешествие. Он заказал билет на «Утреннюю звезду». Пятый док, Западный причал. Да, я знаю, Крэйг должен был воспрепятствовать тому, чтобы он покинул дом. Но нельзя же ожидать, что дворецкий…
— Вирджиния, послушай меня, — прервал я ее. — Нужно добраться до этого судна до его отплытия. Когда оно назначено?
— Оно отплывает в полночь, Дэвид. — В ее голосе слышалось рыдание.
— Ладно, — сказал я. — Сиди дома, пока не получишь известия от меня. Я привезу его домой.
Западный причал пятого дока был плохо различим в тумане. Я постоял в его начале, глядя на темный силуэт грузового корабля. Огромное судно покачивалось на волне. Большое, как бегемот, черное, не считая тонких лент света, льющихся в ночь из его иллюминаторов, наполняло меня какой-то тоской.
Меня охватила вдруг трудноопределимая ностальгия, заставляющая мечтать о далеких портах и экзотических женщинах. «Черт побери, — подумал я, — почему я тоже не могу все бросить? Почему не могу сказать юноше, в которого превратился Каррутерс: «Я присоединяюсь к тебе, парень. Мы поплывем вместе, и если тебе будет нужен совет опытного человека…»
Я встряхнул головой, отгоняя безумные мысли.
Каррутерс не был так молод. Или был? Я не видел его несколько часов. Мне что, придется разговаривать с двадцатилетним юнцом, одержимым жаждой приключений?
Я энергично встряхнулся, пересек причал, поднялся по трапу и врезался прямиком в Медные Пуговицы.
Медные Пуговицы был самым старым первым помощником, какого я когда-либо видел. Но меня поразил не столь его возраст, сколько бледность. Его невероятно морщинистое лицо было белым, как снег. Он уставился на меня бегающими глазами.
— Что это значит? Чего вам нужно?
— У вас есть на борту пассажир по имени Каррутерс? — спросил я.
Я потряс бы его больше, только если бы врезал ему прямиком в челюсть, да и то сомневаюсь в этом. Он отскочил от меня, ужас буквально сотрясал его сухое, старческое тело.
— Вы его друг? — пробормотал он. — Тогда вы тоже должны быть призраком!
Я схватил его за руку.
— Что вы имеете в виду? Каким призраком?
— Не прикасайтесь ко мне! — завопил он. — Я этого не выдержу. Мне восемьдесят лет. У меня больное сердце. Я солгал о своем возрасте, когда выправлял лицензию, сказал, что мне пятьдесят шесть. Но я говорю правду о призраке. Я сам слишком близок к этому. Зачем вы мучаете старика, стоящего на краю могилы?
— Ну-ну, старичок, — сказал я. — Я совсем не призрак. Вы же трогаете меня, не так ли?
— Его я тоже могу потрогать! — продолжал он вопить. — Но все равно он — призрак!
— Кто он, дедушка?
— Генри Каррутерс! Человек, с которым я плавал шестьдесят лет назад. Сперва я подумал, что это его сын. Но откуда бы сыну знать о малютке Цветок Лотоса в Китае в восьмидесятых? Или как мы хлестали пиво на черных причалах с сахарным тростником в Рио?
На мгновение его глаза засияли, и из них исчез ужас. Но затем воспоминания о далекой юности увяли, и страх снова зажегся в его глазах.
— Он мог рассказать об этом сыну, — продолжал он. — Но не во всех же мелких подробностях. Не так, как это происходило на самом деле! — Он выдернул у меня руку и снова попытался. — Уйди, призрак! Не мучай старика!
Я изменил тактику.
— Ну, ладно, пусть Каррутерс — призрак. Мы оба призраки. Но я пришел за ним, понимаете?
— Он тот же самый мальчик, с которым я когда-то плавал! — вопил Медные Пуговицы. — Тот же высокий, беззаботный паренек.
— Проведите меня к нему, — попросил я. — Если вы этого не сделаете, то я стану преследовать вас до конца жизни.
Он прекратил пятиться и ошеломленно уставился на меня.
— Мы покинем судно вместе, — пообещал я. — Так где он, дедушка?
— Призрак внизу, в кочегарке. Помните, вы обещали покинуть корабль. Вы обещали не преследовать меня…
Каррутерс лежал на куче угля, держа в каждой руке по бутылке. Жидкость в одной бутылке была черной, как уголь, в другой, напротив, светлой, румяно мерцающей в свете топки.
Он отпивал из бутылок попеременно и во всю глотку орал какую-то песню. Глаза его, налитые кровью, уставились прямо в лицо Медным Пуговицам.
— Это же Джеки Вистл! — проревел он. — Это мой старый добрый приятель, украшение Королевского флота!
В отчаянии я нагнулся и потряс его за плечо.
— Генри, посмотрите на меня. Не делайте вид, что меня не узнаете. Это же я, Дэвид.
Его глаза медленно сосредоточились на моем лице.