— Дэвид?
— Да, Генри. Ваш друг. Зоопарк, Генри. Ваша внучка Вирджиния. Неужели вы не помните?
Он отпил из бутылки и провел дрожащей рукой по лбу.
— Кажется, теперь я вспоминаю. Да-да, Дэвид. Вы были в моей жизни до того, как я стал молодым.
Медные Пуговицы воздел руки кверху.
— Пожалуйста, уходите оба. Я — старик на краю могилы…
— Мы уходим, дедушка, — сказал я и крепко схватил Каррутерса за плечо.
Его глаза снова ушли куда-то в сторону, но мне удалось поднять его на ноги.
— Держитесь на ногах, — велел я.
Увести его с судна было нелегко, но мне все же удалось это сделать. Я использовал ложь, лесть, строгость, все убеждение и всю силу, на какие только был способен. Он снова запел, когда мы вышли на палубу.
Когда я сводил его вниз по трапу, он махал в темноте одной из бутылок, по-прежнему зажатой в руке.
Я утащил его с причала и повел по улице. Он орал во все горло, когда я загружал его в такси в трех кварталах от судна.
Вирджиния почувствовала такое облегчение, увидел в вестибюле его высокую фигуру, что тут же впала в истерику. Я был даже рад этому, потому что так она не заметила произошедших в нем перемен.
Когда я повел Каррутерса в его комнату, она бросилась на диван и разрыдалась.
В комнате я сбросил Каррутерса на кровать. Он упал на нее, как куль с картошкой, и закрыл глаза. Я поднял на кровать его длинные ноги, накрыл одеялом, потом слегка приоткрыл окно, потому что батарея дышала жаром.
Когда он окончательно уснул, я незаметно подкрался к двери, отпер ее и спустился вниз по центральной лестнице. Вирджиния все еще лежала на диване, ее стройное тело содрогалось от рыданий.
Мне необходимо ей все рассказать. Этого никак нельзя избежать, потом что ей придется позаботиться о молодом человеке, спящем в комнате ее дедушки.
Я сел рядом и взял ее руку.
— Вирджиния, — начал я, — я должен сказать тебе, дорогая Вирджиния…
В ужасных, чудовищных ситуациях у женщин всегда появляются новые силы. Правда не сломила ее, как я опасался. Вирджиния продолжала спокойно сидеть возле меня, лицо ее превратилось в трагическую маску, пальцы напряглись в моей руке.
— И как ты думаешь, сколько это продлится? — неожиданно спросила она.
— Не знаю, — ответил я. — Сейчас он двадцатилетний юноша.
— И ты думаешь, он станет ребенком?
Кто-то застонал совсем рядом с нами. Я с тревогой поднял глаза. В дверном проеме стоял слуга Каррутерса Томас Крэйг, его длинное, вечно печальное лицо сейчас было серым.
— Я подслушал ваши слова, сэр, — извиняющимся тоном произнес он. — Я… я не хотел подслушивать. Но когда я увидел, как он вылезает из окна…
Я в ужасе подпрыгнул.
— Каррутерс покинул комнату?
Крэйг кивнул, в его ярких глазах плескалась паника.
— Он вылез через окно на дерево, сэр. Случилось то, чего вы боялись. Он стал мальчишкой.
Каррутерс действительно сидел на огромной яблоне, растущей возле самого дома. И мне пришлось умолять его. Он лез по дереву, ломая ветки и сбивая яблоки. Я глядел на него снизу в лунном свете.
— Генри, — стал умолять я, — немедленно спускайтесь.
Он импульсивно рассмеялся.
— Я не ребенок, Дэвид. Мне четырнадцать лет. И я не лягу спать, пока не найду гнездо.
— Какое гнездо?
— Гнездо малиновки, глупый. Здесь есть большое гнездо с шестью яйцами.
— Ладно, — согласился я. — Завтра можете побыть натуралистом. А сегодня пришло время спать. Вы там подхватите пневмонию.
Он громко засвистел.
— Дэвид, я нашел гнездо. Ну и дела! Видел бы ты эти яйца.
Он стремительно спустился на землю и торжествующе встал передо мной в лунном свете — маленький мальчик во взрослой пижаме, со слишком длинными штанинами и слишком широкой курткой.
Его розовощекое лицо было явно лицом Каррутерса — гладкое и детское, но с раздражающе скошенным подбородком, так хорошо мне знакомым.
Из дома вышел Томас Крэйг. На мгновение он уставился на мальчика Каррутерса, в его взгляде были смешаны облегчение и ужас. Потом он повернулся ко мне.
— Вам звонят, сэр, — сообщил он. — Я думаю, это из зоопарка.
— Спасибо, — хрипло сказал я. — Возьмите этого парня и отправьте спать.
Я стремительно вернулся в дом. Вирджиния стояла у телефона в нижнем холле, все ее тело было напряжено.
— Он спустился? — пробормотала она.
Я мрачно кивнул и взял из ее дрожащих пальцев трубку.
Это снова был Джордж Фич, в его голосе звучало волнение.
— Дэвид? Я пытался найти вас в вашем доме. У меня есть причина полагать, что с Каррутерсом будет все в порядке. Вольеры рептилий восстанавливаются. Я знаю, это кажется невероятным, но, похоже, все связано с самим космосом… По телефону это трудно описать. Если бы вы стояли со мной здесь, в парке, то сами ощутили бы это — невероятные перемены, искажение перспективы возле вольера рептилий. И звезды на небе совсем не так сгруппированы. Малая Медведица искривилась, а Большая почти налезла на Стрельца. Возможно, созвездия выглядели так миллионы лет назад, когда Земля была по-другому ориентирована в космосе. Но наиболее потрясающее — это сами вольеры. Они восстанавливаются, Дэвид, в слабых, похожих на мираж вспышках. — Он на секунду замолчал, затем продолжал: — Не думаю, что солнце, которое я видел, было реальным. Наверное, этот было обычное Солнце, только из прошлого. У меня странное ощущение, будто что-то происходит со временем. И не только ощущение. У меня есть, в некотором роде, доказательства, но сейчас я не стану вдаваться в подробности.
— Будь я проклят, если понимаю вас! — воскликнул я, но безумные абстракции уже стучали в моем мозгу по наковальне суматохи и сомнений. — Вы сказали, возле вольера рептилий что-то произошло со временем? — с сомнением спросил я.
— Ну, да, — ответил Фич. — С точки зрения современной физики, все началось, когда пространственно-временной континуум смялся, как лист бумаги, поэтому исчез вольер рептилий. А в одной из кладок я увидел Солнце из прошлого. Когда деформация пространства стала расширяться, упала температура, и произошел циклон. Вольер рептилий, казалось бы, взорвался, поскольку вообще выпал из нашего пространства. А теперь континуум, вроде бы, возвращается на место.
— Но где был вольер?
— Очевидно, в неевклидовом измерении. На Внешней Стороне.
— Снаружи?
— Дэвид, внимательно послушайте. В настоящее время известно, что время — измерение, но большинство людей все еще уверены, что есть качественная разница между временем и пространством. Но ее нет вообще. Пространство кажется нам реальней, чем время, потому что мы сами живем в нем. Мы думаем о времени как о течении. Но наблюдатель за пределами нашего трехмерного мира не знал бы ни о каком течении. Прошлое, настоящее и будущее существовали бы для него одновременно. Время было бы устойчивой, конкретной физической константой. Оно материально. С появлением новой физики вы можете в нем хоть дырки сверлить. Но вот о чем мы не подумали. Внешний наблюдатель может управлять временем, как мы управляем пространством. Я имею в виду, он мог бы перемещать его, как дети перемещают трехмерные кубики. Или можете думать о времени как о ткани — это тоже неплохо. Представьте время в виде ткани, а внешнего наблюдателя — ткачом на ткацком станке. Скажем, например, что он сделал стежок. Стежок во времени.
Стежок во времени!
— Дэвид, я думаю, что все мы — заложники, марионетки, игрушки. Игрушки Титанов снаружи. Каких-то небесных Гигантов. Назовем их Внешними. Они живут где-то вне нашей звездной Вселенной и развлекаются тем, что создают нам время, выстраивают его в прямую линию — из прошлого в будущее. И наблюдают за нами, заключенными в тюрьму времени. И предположим, что один из блоков времени выскользнул у них из рук. Несчастный случай, понимаете? Предположим, они просто потеряли контроль. И все на ограниченном участке нашего мира дрогнуло бы или исчезло в прошлом.
— О, Господи! — сказал я.
Я подумал о черепахах, которые становились моложе. Они прибыли к нам на судне из Галапагоса и теперь снова страдали от морской болезни. А к Каррутерсу вернулась юность. Но почему я не видел этого судна с черепахами? И почему Каррутерс продолжал молодеть?
— А могли эти колебания времени быть фрагментарными, неполными? — спросил я. — Мог ли человек идти в прошлое? Я имею в виду, могли они остаться в нашем мире и все же возвращаться в детство, в младенчество?
— Все возможно, Дэвид, — ответил Фич. — Человек, попавший в неевклидовые потоки и кружащийся в них произвольно, мог только частично выйти из нашей Вселенной. Он мог бы жить сразу в обоих мирах.
— Джордж, Каррутерс ушел до взрыва, — сказал я. — Он сейчас здесь, с нами. Он не попал в пространственную неустойчивость, о которой ты говорил. Но он последовательно возвращается вспять во времени. Вы слушаете, Джордж? Сейчас он маленький мальчик, находится с нами, но выглядит и ведет себя точно так же, как Каррутерс семьдесят лет назад. И он растерян. Я совершенно уверен, что он видит вещи из прошлого, но не находится пространственно в мире своего детства. Он смущен и расстроен этим. Вы понимаете, Дэвид?
Я слышал возбужденное дыхание Фича на другом конце провода. Потом он перебил меня.
— Если это так, Дэвид, то нужно привезти сюда Каррутерса как можно быстрее. Вольер рептилий быстро восстанавливается. Я думаю, что Внешние занимаются упавшим кубиком времени — пытаются поставить его на место. Вы должны вернуть Каррутерса на место несчастного случая, если хотите дать ему шанс выжни». Вольер рептилий в нашей Вселенной — это то место, где Внешние прилагают наибольшие усилия, чтобы все исправить. Находясь далеко от него, Каррутерс погибнет.
— Откуда вы знаете, что Внешние вообще существуют, — поинтересовался я. — Вы говорите так, словно видели их.
— Я видел их, Дэвид, — ответил он. — Я вам побольше расскажу, когда вы привезете сюда Каррутерса.
Мгновение спустя я открывал дверь в комнату Каррутерса, чувствуя, как по спине струится пот.