Комната была ярко освещена. Мгновение я стоял в дверях, мигая от яркого света прикроватной лампы. Затем, когда глаза немного привыкли к освещению, я увидел что-то голое, что пищало и хватало толстыми пальчиками за большой палец Крэйга.
Каррутерс лежал в центре большой двуспальной кровати, с раздражением воспринимая окружающий враждебный мир. Кровь у меня застыла в жилах. Я с ужасом узнал скошенный подбородок и ясные голубые глаза. Этот попискивающий младенец все еще был Каррутерсом.
Крэйг с отчаянным беспокойством уставился на меня.
— Это уж-жасно, сэр, — проговорил он, пробуя освободить свой большой палец из захвата младенца. — Это ужасно и странно. Пока вы говорили по телефону, он превратился в маленького ребенка. Мне пришлось выпутать его из пижамы, а то он бы в ней задохнулся.
— Мы должны перевезти его, Крэйге, — сказал я. — Мне потребуется ваша помощь.
С помощью Крэйга я завернул дедушку Вирджинии в полотенце. Это было трудное дело, и выполнил я его неуклюже. Крэйг держал извивающегося младенца, а я закреплял полотенце понадежнее. Потом я подогнул краешек ткани, чтобы высвободить ему ручки.
Внизу у подножия лестницы ждала мрачная Вирджиния. Когда она увидела мою ношу, губы ее стали такими же белами, как и полотенце, которым я запеленал малыша. Но она не стала ни рыдать, ни кричать, а просто кивнула:
— Я еду с тобой в парк, дорогой.
Никогда не видел, чтобы храбрость так ярко пылала в женщине. Она держала дедушку на руках, пока мы не доехали до зоопарка. Ехали мы в такси, и Вирджиния сидела между нами, улыбаясь Каррутерсу. Я по-прежнему поражался ее самообладанию.
Каррутерс плакал, не переставая. Действительно ли он был более непослушным, чем большинство средних младенцев? Или он просто восставал против тирании рождения. Он попал в ловушку и сам понимал это. И он был разъярен, потому что не мог сбежать из этой большой ловушки — жизни. Он не мог предвидеть свое спасение на другом ее конце, в возрасте, вероятно, лет девяноста. А мы сумеем его спасти для того, другого, спасения? Сумеем ли мы помочь ему снова стать взрослым и обрести достойный человека выход из клетки жизни в обширную Неизвестность? Или он должен продолжать молодеть до тех пор, пока…
Эта мысль была невероятной, достойной сочинения мистера По. Я содрогнулся и постарался больше не думать о Каррутерсе в таком ключе.
Когда мы доехали до зоопарка, Каррутерс продолжал разрывать воздух горькими, озлобленными жалобами. Джордж встретил нас в Восточных воротах, в лунном свете его ребяческая походка казалась мрачной, как смерть. За ним на страже, закрывая звезды, стояли высокие деревья.
— Не слишком поздно? — задал я ему единственный вопрос.
Он ответил отрицательно взмахом головы, затем добавил:
— Но мы должны спешить. Теперь все восстанавливается очень быстро.
Быстрее, быстрее! Только луна видела, какое гротескное зрелище мы представляли собой, пока мчались по зоопарку. Тучный Крэйг с блестящей от пота лысиной и раздувающимися на ветру фалдами пальто. Тонкая, чуть дышавшая Вирджиния с дедушкой на руках. Каррутерс, вопящий в импровизированных пеленках, точно потерянная душа, с покрасневшим, сморщенным личиком. Джордж — худой, заботливо бегущий возле Вирджинии, словно он ответственен за все это.
Мы неслись среди деревьев в призрачной тишине, и лишь звезды освещали нам путь. Внезапно деревья поредели, и мы увидели, как вольеры рептилий заколебались, вспыхнув в темноте между титаническими дубами и кедрами. Мы увидели два скелета стен и столбы дверного проема, освещенного в ночи переплетающимися пламенными нитями. А между стенами было Ничто, черное, как чернила, непроницаемое, ужасное. Ночь казалась яркой по сравнению с этой пустотой.
Но схематичное здание светилось недолго. Пока мы бежали, оно снова дрогнуло и погасло.
— Через секунду оно вернется, — прошептал Джордж. — И с каждый разом оно становится все ярче, все вещественнее.
Я понял, что мы снова столкнулись с важной проблемой. Кто-то должен внести Каррутерса в область угрожающей неустойчивости и оставить его там. Точно маленький Моисей в космических игрищах, он должен остаться там один, во власти неизвестного.
Я не хотел, чтобы Вирджиния рисковала собой. Когда кубик будет возвращен на место или будет сделан стежок, нормальный человек, правильно ориентированный во времени, мог оказаться в опасном положении. Его могло втиснуть куда-нибудь в щель или запутать в невообразимом ткацком станке.
Я мгновенно выхватил Каррутерса из рук Вирджинии. Я действовал бесцеремонно, потому что любил ее так, как редкий человек в нашем мире любит женщину. Каррутерс стал извиваться в моих руках, упираясь крошечными ручками мне в грудь.
— Дурачок, — шепнул я. — Потерпи немного, глупышка.
Я пробежал по дорожке из гравия и остановился перед ямой Тьмы, где должно было появиться здание вольеров рептилий. Пропасть передо мной была неосвещенной. Черный провал в земле, у которого, казалось, не было дна. По его периметру земля была вся в миниатюрных кратерах и кочках.
Пот струился по моему лицу. Я положил Каррутерса на край пропасти и помчался обратно — туда, где стояла Вирджиния. Когда я добежал до нее, позади опять вспыхнул свет. Я взял Вирджинию за руки и крепко держал их. Наши сердца забились в унисон.
— Боже, взгляните на это! — странным голосом вдруг произнес Джордж.
Происходившее там было чистым ужасом. Небо внезапно расслоилось, и эти слои, точно старые обои, стали наматываться на бегущее по периметру пламя, лишь луна осталась висеть в пустоте, пылая подобно печи.
Крэйг что-то в ужасе забормотал. В небе на фоне пламени возникла какая-то гигантская фигура. Я не совсем уверен, будто то, что мы увидели, было и в самом деле рукой. Но длинные тени, протянувшиеся к нам с неба, очень уж напоминали когти. Они на мгновение затрепетали над колеблющимися схемами здания рептилий, затем опустились.
Перед нами ярко вспыхнуло пламя. Земля заколебалась, как бушующее море, вырвала Вирджинию из моих рук и швырнула меня вперед. Ноги у меня заплелись, и я упал на землю.
Несколько секунд я лежал, ошеломленный, и, кажется, стонал. Мой мозг раздробился на тысячу сверкающих осколков. А потом я услышал крик Вирджинии.
Я со стоном перевернулся с и трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, я зашатался, но Джордж поймал меня, не дав упасть.
— Смотрите, Дэвид. Вольеры рептилий восстановились.
— Огонь, — задыхаясь, прошипел я. — Мне показалось…
— Знаю. Все появилось из огня. Огонь был даже в моих мыслях. Вчера вечером мне тоже приснились огни, очевидно, потому что я экстрасенс. Я был уверен, что они пытались все исправить — и исправили. Я думаю, мы воспринимаем настоящую реальность, — четвертое измерение, или называйте его, как хотите, — как иллюзорное пламя. Именно поэтому огню поклоняется большинство примитивных племен, поэтому древние греки построили…
Его прервал крик Вирджинии:
— Дедушка!
Каррутерс брел к нам по дорожке. Вид у него был неважнецкий. Под глазами виднелись большие темные круги, а тощая фигура казалась даже более костлявой, чем обычно.
— Что тут происходит? Где Дэвид? Где этот молодой оболтус, — раздраженно ворчал он, когда Вирджиния бросилась его обнимать. — Питон умер. Я должен немедленно увидеть Дэвида.
Я отряхнул одежду и поморгал. Глаза продолжали слезиться, но мысли о том, что Каррутерс — старый, ворчливый, упрямый Каррутерс — полностью стал прежним, согревали мое сердце. Мне хотелось прыгать, петь и кричать.
Но я лишь взглянул в звездное небо.
— Спасибо тебе, Каменщик, Ткач или кто бы ты ни был, — пробормотал я. — Ты великий парень.
Super Science Stories, № 3 1940
ДЕННИС ПЛИММЕРЧеловек, заблудившийся на тропинках времени
«Важные новости публикуются немедленно» — это незыблемое правило газетчиков всего мира, поэтому я, Пол Дайси, живущий на Ирвинг-Плаза в Нью-Йорке, посылаю копии моих записок во все ведущие газеты мира. Должен предупредить, что над ними следует тщательно подумать всем, кто умеет читать, потому что от этого зависит их спасение, как и спасение миллиардов их потомков в будущем!
Именно для этого я описал странное посещение чужака Мока, мою встречу с Карлтоном Джервисом и серьезнейшие последствия всего этого.
Начну я с большой бури в середине сентября 1941 года.
Весь тот жаркий день в Манхэттене царила зловещая духота, а около десяти вечера началась дикая, безумная гроза, и молнии перечеркивали черное небо.
Я захлопнул окно, потому что ливень хлынул настоящими потоками. Гром оглушительно грохотал в четырех стенах меблированной комнаты на Ирвинг-Плаза. Ради прохлады я оставил открытой входную дверь, и из прихожей была видна дверь второй квартиры — последней на этом этаже, в тот момент не занятой.
Я учился тогда в докторантуре по прикладной психологии и настолько погрузился в книги, что сперва не услышал шагов на старой скрипучей лестнице и не замечал ничего, пока в подъезде не вспыхнул свет. Подняв голову, я увидел, как по лестнице поднимается госпожа Рафферти, моя старая домовладелица-ирландка. Ее сопровождал незнакомец. Отомкнув дверь, она включила в прихожей свет и велела незнакомцу следовать за ней.
Ввиду последующих событий я задавался вопросом, почему новый квартирант не произвел на меня в тот раз никакого впечатления. В тусклом свете подъездной лампы я только заметил высокого сутулого мужчину. Лицо я видел мельком, в основном он был повернут ко мне спиной. Но я видел его широкие мускулистые плечи, мощные руки, промокшую одежду и вьющиеся спутанные волосы, свисавшие из-под шляпы и закрывавшие шею.
Я вернулся к работе, тут же забыв о новом постояльце. Прошло какое-то время. Дверь квартиры напротив закрылась.
И внезапно моего плеча коснулась чья-то рука.
— Мистер Дайси! — робким, дрожащим голосом сказала домовладелица. — Могу я поговорить с вами? — умоляюще спросила она.