— Ты плохо меня понял именно из-за твоего языка, который я нахожу грубым и неадекватным, — ответил ардатианин. — Тримаран-Намиксы являлись более прогрессивной частью Би-Чейнисов. Когда я сказал, что цивилизация последних погибла, я имел в виду совсем не то, что подразумевается на твоем языке. Ты должен понять, что через пятнадцать тысяч лет с твоим будущим человеческая раса должна была быстрее приспосабливаться к изменениям, приносимым наукой и техникой. Отсталые, консервативные умы не всегда могли приспособиться к новым открытиям. Группки меньшинства, состоящие большей частью из молодежи, вырвались вперед, сделали новые выводы из старых фактов, предложили радикальные перемены, развили новые идеи и в итоге стали теми, кого я назвал Тримаран-Намиксами. Со временем Би-Чейнисы неизбежно вымерли, а вместе с ними — и консервативные методы. В свое время их судьба постигла самих Тримаран-Намиксов, которых сменили мы, машинные люди Ардатии, радикально отличавшиеся от них как в физическом плане, так и в генетическом, но все же являвшиеся их прямыми потомками.
Впервые я начал подозревать, что имеет в виду ардатианин, называя себя машинным человеком. История окончательного развития человека в некий центр управления окружающей машинерией пробудила в моем сердце страх. Если это так, то что же станет с душой, духом, Богом…
Металлический голос продолжал:
— Не надо воображать, что у первых ардатиан были такие же неуязвимые цилиндры, какой окружает меня. Первые цилиндры делались из гибкого вещества и изнашивались за триста лет. Постепенно вещество цилиндров усовершенствовалось, пока срок его существования не дошел до тысячи пятисот лет, если не случится какой-либо глобальной катастрофы.
— Полторы тысячи лет! — воскликнул я.
— Да, не считая несчастных случаев, столько живут ардатиане. Но полторы тысячи лет для нас не больше, чем сотня для тебя. Помни, что время относительно. Двенадцать часов твоего времени — секунда для нас. Но, к сожалению, немногие ардатиане доживают до конца срока. Мы занимаемся многочисленными опасными экспериментами и экспедициями, происходит множество несчастных случаев. Тысячи храбрых путешественников погрузились в пучины прошлого и не вернулись. Скорее всего, они приземлились внутри твердых тел и были уничтожены. Но думаю, я справился с этой опасностью с моим усовершенствованным лучом.
— А какого возраста вы?
— По вашему счету времени, мне пятьсот семьдесят лет. И никаких изменений в моем теле не происходит с рождения. Если бы не износ цилиндра или какое-нибудь несчастье, я жил бы вечно. К сожалению, все попытки наших ученых справиться с этой проблемой пока неудачны. Но я верю в их окончательный успех. И тогда мы станем столь же бессмертны, как и планета, на которой живем.
Я уставился на цилиндр, на создание в цилиндре, на потолок, на стены комнаты и снова на цилиндр. Украдкой я ущипнул себя за бедро. Я не спал, в этом не могло быть сомнений.
— Есть ли у тебя еще какие вопросы? — раздался металлический голос.
— Да, — сказал, наконец, я, охваченный жутью. — Какие же радости остались у вас в жизни? У вас нет полов и вы не женитесь. Мне кажется, — я немного поколебался, — мне кажется, перспектива провести столетия в такой клетке хуже любого ада. Вот у меня, например, уже выросли дети, и я могу ходить, где пожелаю. Я могу любить…
Я замолк с остановившимся дыханием, испуганный призрачным светом, внезапно запылавшем в немигающих глазах существа.
— Бедное доисторическое млекопитающее, — раздалось в ответ.
— Как же можешь ты, на рассвете своего человеческого существования, постигнуть то, что лежит вне твоей непритязательной среды? По сравнению с вами мы — боги! У нас больше нет любви и ненависти как простейшей химической реакции. Все наши мысли, взгляды и эмоции находятся под нашим полным контролем. Не существует такой штуки, как мнение… Но я не могу продолжать. Ваш словарь слишком ограничен. Мнение — не то слово, что я хотел использовать, но я уже неоднократно говорил, что ваш язык слишком ограничен — всего лишь несколько тысяч слов. Поэтому я не могу объяснить. Ты сказал, что имеешь свободу передвижения. Бедный примитив! Ты даже не понимаешь, насколько скован, имея в своем распоряжении лишь руки и ноги. Конечно, ты увеличиваешь их возможности некоторыми машинами, но слишком уж они грубы и громоздки. Это ты живешь в клетке, а не я! Я же вырвался из стен твоей клетки, избавился от ее кандалов и стал свободным! Посмотри же, что могу я!
Он схватил расширявшуюся на конце трубку, из которой брызнул веер белых лучей, окутавших мое тело. И тут же я ощутил, что меня поднимают и тянут вперед с неимоверной скоростью. На одно мгновение я повис в воздухе возле цилиндра, в нескольких дюймах от немигающих глаз собеседника. В этот момент у меня возникло чувство, что меня изучают. Потом меня несколько раз повернули в воздухе и вернули обратно в кресло.
— Верно, что я никогда не покидаю сосуд, в который заключен, — продолжал металлический голос. — Но в моем распоряжении всегда есть лучи, которые выполнят все, что я пожелаю. В Ардатии же машины — машины, которые бесполезно и пытаться описать тебе, — дают мне возможность летать, передвигать горы, копать землю, изучать звезды, и еще много чего, о чем ты и представления не имеешь. Эти машины — механические части моего тела, продолжения моих рук и ног. Я снимаю и надеваю их, когда потребуется. С их помощью я могу изучать один континент, пока развлекаюсь на другом. С их помощью я сделал машину времени, окутывающий луч и погрузился на тридцать тысяч лет в прошлое. Позволь-ка мне проиллюстрировать…
Похожая на щупальце рука взмахнула трубкой. Пятифутовый цилиндр запылал ярким светом, завертелся и, вращаясь, растворился в пространстве. Пока я сидел, застывший, как камень, прошло секунд двадцать, — и цилиндр вновь появился с той же быстротой.
— Я только что пролетел на пять лет в твое будущее, — объявил металлический голос.
— В мое будущее! — воскликнул я. — Как это может быть, если я не дожил до него?
— Конечно, дожил.
Я в изумлении смотрел на него.
— А как бы я смог посетить прошлое, если бы ты не жил в будущем?
— Не понимаю, — слабым голосом сказал я. — Мне не кажется возможным, чтобы в то время, пока я сижу здесь, вы слетали в будущее и посмотрели, что я делаю через пять лет, в будущее, которого я еще не достиг.
— Это потому, что ты не способен осмыслить, что такое время. Думай о времени, как об измерении — четвертом измерении, — которое, подобно дороге, простирается вперед и назад от тебя.
— Но даже тогда, — возразил я, — я могу быть только в одном месте на этой дороге, и не могу находиться одновременно в другом ее пункте.
— Вы никогда не находитесь в одной точке, — ответил металлический голос, — а во всем прошлом и будущем. Но я вижу, бесполезно пытаться объяснить тебе истину, до которой предстоит развиваться еще тридцать тысяч лет. Я уже сказал, что пролетел на пять лет в твое будущее. Люди разрушили этот дом…
— Разрушили дом? Ерунда, его построили всего лишь два года назад…
— Однако его снесли. Я послал поисковый луч, чтобы определить твое местонахождение. Ты находился…
— Да, да? — нетерпеливо спросил я.
— В каком-то большом помещении, где было еще много людей. Они вели себя странно и делали непонятные вещи. Было еще…
В этот момент в дверь моей квартиры раздался стук.
— Что происходит, Мэттьюз? — послышались громкие голоса.
— С кем вы все время говорите? Вы что, больны?
Я издал раздраженное восклицание, потому что узнал голос Джона Петерса, газетчика, жившего в соседней квартире. Сперва я хотел крикнуть ему, что занят, но тут же у меня появилась другая мысль. Он был человеком, которому я мог показать цилиндр и существо в нем, он мог засвидетельствовать, что видел это помимо меня. Я бросился к двери и открыл ее.
— Быстрее, — сказал я, хватая его за руку и волоча в комнату.
— Что вы думаете об этом?
— О чем? — спросил он.
— Вот об этом… — начал было я, указывая пальцем, и замолчал с открытым ртом. На том месте, где несколько секунд назад стоял цилиндр, не было ничего. И цилиндр, и ардатианин исчезли.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА: материалы этой рукописи попали ко мне странным образом. Год спустя после того, как газеты перестали печатать искаженные версии рассказа Мэттьюза, я познакомился с Ходжем. Я спросил его о Мэттьюзе. Он ответил:
— Вы знаете, его заперли в сумасшедший дом? Не знаете? Так оно и есть. Он совершенно сошел с ума, бедный старик. На мой взгляд, он всегда был немного странным. На днях я ходил навестить его, это было настоящее потрясение, знаете ли, увидеть его в палате с кучей чужих людей, и все они ведут себя странным образом… Между прочим, Петерс на днях мне сказал, что дом собираются сносить. Город хочет убрать несколько зданий на берегу озера, чтобы расширить бульвар. И Мэттьюз говорил, что его дом снесут в течение трех-четырех лет. Забавно, а? Он оказался прав. А вы не хотели бы посмотреть записи Мэттьюза?
Я хотел и получил эти записи. И, как и Мэттьюз, я предоставляю эту историю читателям и позволяю им делать собственные выводы.
AMAZING STORIES, 1927, № 11
РЭЙ КАММИНГС, УИЛЬЯМ ГАРМОНДЗаброшенный в пространство
Сперва я увидел корабль из переднего иллюминатора наблюдательной рубки. Потом зазвенел сигнал тревоги и раздался топот ног. Но я едва слышал их, завороженный зрелищем внезапного появления корабля в безмолвной бесконечности окружающего нас космоса.
Здесь, в этой вечной пустоте, где мы считали, что являемся первыми и единственными людьми, проникшими так далеко от Земли, появился Погибший Корабль. Он висел в космосе не дальше мили от нас и напомнил мне один из тех старомодных космических аппаратов, на которых люди совершали неудачные полеты к Луне.
По мере нашего приближения он перестал походить на сплюснутый шар и превратился скорее в диск. Сперва я не мог определить его размеры, но Рэнс