осторожно подводил наш корабль к нему.
И, наконец, я увидел, что это медно-красный металлический диск ста футов в диаметре и футов тридцати в высоту. По периметру тянулась блестящая полоса того, что могло быть окнами. А наверху виднелась башенка — возможно, центр управления.
Пока мы медленно приближались, я увидел, что башенка была затянута сетью проводов. Диск медленно вращался вокруг оси, и все иллюминаторы палубы проплывали перед нами. И между двумя иллюминаторами я увидел небольшой люк.
По системе внутренней связи позвонил Рэнс.
— Аллертон, ты видел люк? Он полураскрыт! Внутри нет воздуха. Это значит, что там нет никого живого.
Я ничего не ответил. Могли быть кто-то, живой или мертвый, в этом странном, заброшенном суденышке? Мне казалось, что нет. В иллюминаторах не было видно ничьих лиц. И что эта штука вообще делает здесь? Это ведь не межзвездный корабль. Тогда как он попал сюда? Кто сконструировал его и как сюда доставил?
Как бы в ответ на мои невысказанные вопросы, мне на плечо легла рука. Я обернулся. Это был старик Дорранс, отец нашего нынешнего командира. Несмотря на его семьдесят лет и седые волосы, это был человек, наиболее подготовленный к столкновению с Неизвестным.
— Я знаю, что это! Помню, лет за сорок до вашего рождения жил один парень. Вот этим он и закончил…
Остальное я пересказываю с его слов. Много лет назад ученый по имени Рональд Дилай объявил недоверчивому миру, что открыл тайну путешествий во времени. Он нашел финансы и построил Машину Времени — вот этот самый похожий на диск корабль, что лежит теперь перед нами, странно неподвижный.
Старик Дорранс продолжал рассказ. Сам Дилай, его жена Хильда и командир Джеральд Вэйн вместе с еще тремя членами экипажа должны были пролететь на этом диске на пятьдесят лет в будущее.
Десять тысяч человек — и среди них старик Доране, затаив дыхание, наблюдали за отправлением. Настал момент старта. Диск зажужжал. Его твердая, медно-красного цвета металлическая поверхность вдруг стала неясной и чуть расплывчатой. Затем диск замерцал — сделался призрачным…
И исчез — устремляясь вперед во времени.
Нет, этот аппарат не был оборудован для передвижения в пространстве. Платформа, на которой он только что покоился, казалась пустой лишь наблюдателям. В это конкретное время она была пустая. Диск же ушел на пятьдесят лет вперед — и по-прежнему оставался на платформе — или в том месте, где находилась платформа.
Но почему же тогда он оказался здесь, в космосе, за миллиарды миль от Земли?
К этому времени вокруг нас собрался весь экипаж.
— В нем наверняка нет воздуха, — сказал младший Дорранс. — Нужно проникнуть в него.
— Так что же это — машина времени Дилая? — воскликнул кто-то. — Но почему она здесь, в космосе?..
— Кто хочет отправиться со мной, идем за скафандрами, — сказал молодой Дорранс. — Посмотрим, что там… — Он вышел из наблюдательной рубки.
— Постойте, — сказал старик Дорранс. — Я знаю, почему он оказался здесь.
К тому времени, как он рассказал мне свою гипотезу, Рэнс уже приготовил вакуумные скафандры.
Машина Времени Дилая ушла на пятьдесят лет в будущее. Но Рональд Дилай, перемещаясь во времени, не мог перемещаться и в пространстве. Его судно, выйдя из потока обычного времени, оказалось оторванным от Земли. А Земля ведь не висит в космосе неподвижно, а стремительно летит. Она летает вокруг Солнца, которое, в свою очередь, летит вперед, а также перемещается вместе с Галактикой…
Дилай или ошибся, упустив это из виду, или не смог проделать необходимые корректировки. Его судно унеслось в бесконечность межзвездного пространства — туда, где через пятьдесят лет должна была оказаться Земля и Солнечная система, чтобы ждать прибытия нашей планеты и войти в нормальное время. А сейчас мы находимся на том месте, куда прилетит Земля примерно еще через десять лет.
Я с новым изумлением уставился на Погибший Корабль. Он медленно вращался вокруг вертикальной оси. Возможно, его вращение было обеспечено вращением всего небесного свода.
Он сам дрейфовал домой или Земля приближалась к предназначенному месту их встречи? И пока я пытался постичь это смешение пространства и времени, мне показалось, что именно в этом кроется секрет гравитации. Пока я смотрел на Погибший Корабль, я понял, что вижу абсолютно неподвижный предмет. Во всей громадной Вселенной лишь эта маленькая Машина Времени была неподвижна — центр, вокруг которого тек непрерывно двигающийся Космос.
— Возможно, это и так, — сказал старик Дорранс. — О скольких уже явлениях мы думали, что знаем все, а потом оказывалось, что мы не знаем о них ничего. Где мой скафандр? Вы что, думаете, что старик останется и не будет ничего делать?
Мы вчетвером пошли на борт Погибшего Корабля. Тишина и неподвижность висели над ним. Нам казалось, что здесь была сама Смерть.
Молодой Дорранс первым перешагнул промежуток зияющей пустоты между двумя кораблями. Его рука в толстом скафандре схватилась за край полуоткрытого люка и потянула его в сторону. Мы столпились на небольшой палубе Погибшего Корабля.
Несколько металлических стульев аккуратно стояли в ряд. Изгибающаяся палуба опоясывала корабль по периметру. Ближайшая внутренняя дверь была заперта. И больше не было ничего.
Но, повернувшись в другую сторону, я увидел у самого поворота палубы человеческую фигуру — мужчину, сидевшего скорчившись, обхватив руками колени. Он был мертв.
— Мертвый, — сказал у самого уха старый Дорранс. — Конечно, они мертвы уже много лет, но отлично сохранились. Я помню его. Это механик Браун. Я разговаривал с ним однажды.
Он сидел у открытой внешней двери, словно на страже, или, возможно, наблюдая, как уходит из корабля воздух. Его отношение к смерти казалось спокойным и даже философским.
В невесомости палубы поплыло еще одно тело, когда мои спутники подтолкнули его. Это был мужчина лет тридцати. Грубоватое, добродушное лицо с выпученными синими глазами.
Остальные тоже были на Погибшем Корабле. Центральная часть диска была разделена на два этажа с несколькими помещениями на каждом.
Помещения были по форме сегментами круга, разрезанного на четыре части. Четыре в нижнем этаже, винтовая лестница, ведущая на верхний к четырем другим, и еще одна лестница — в башенку. На нижнем этаже были механический отсек, диспетчерская, продовольственный склад и нечто вроде общего зала. Наверху были жилые каюты, а в башенке — приборы наблюдения.
И ко всему этому нужно добавить еще одну маленькую деталь — трупы.
Мы сначала случайно вошли на продовольственный склад. На полу лежало тело еще одного мужчины. В свете наших фонарей было отчетливо видно, что его голова и лицо разбиты тяжелым гаечным ключом, который валялся неподалеку.
На корабле были еще четыре трупа — в зале.
На стуле у столика сидел молодой человек, склонившийся над записной книжкой с карандашом, словно он усердно писал до самого конца. Красивый молодой человек. Его мечтательное, по-девичьи нежное лицо обрамляли длинные черные волосы.
Я взял его блокнот. На титульном листе было написано:
ХРОНИКИ ФИЛИПА ТОМАССОНА.
Старик Дорранс прикоснулся ко мне.
— У него было больше денег, чем нужно. Единственное, чем он занимался в жизни, — это финансами Дилая. А Хильда Дилай обезумела от любви — но не к мужу. Все это знали, кроме самого мужа. Вон она, Хильда Дилай, взгляни на нее!
Странные контрасты! Томассон сидел так спокойно. А поперек зала лежало тело мужчины, которому не хватило храбрости достойно умереть. Его руки схватились за горло. На лице был написан ужас. Толстый язык вывалился изо рта.
И было еще два человека — мужчина и женщина. Женщина была молодой, стройной и очень красивой, с губами, созданными для поцелуев, и глазами, в которых и смерть не погасила пожара любви.
Это была Хильда Дилай. Она лежала на кушетке в объятиях мужчины, длинные локоны ее темных волос закрывали его лицо, его руки крепко сжимали ее в объятиях. Они были вместе, и смерть их не разлучила.
Но что произошло? Есть факты, то, что мы увидели на Корабле. Есть «Хроники Томассона», которые он писал до самой смерти. И есть мое собственное воображение. Если свести все воедино, то, может быть, я пойму, если не абсолютно точно, то хотя бы приблизительно, что случилось на Погибшем Корабле…
Наступило время старта. Механик Браун сидел за пультом управления в диспетчерской на нижнем этаже Машины Времени Дилая. В иллюминаторе он мог видеть испуганную и возбужденную толпу, которая собралась проводить их. Но Браун не интересовался толпой.
Толпа рукоплескала, глядя на башенку Машины Времени. Браун знал, что профессор Дилай со своей женой и Джеральдом Вэйном, командиром полета, находятся там. Вэйн иронично усмехался про себя. Профессор оказался настолько глуп, что допустил свою жену так близко к человеку по имени Джеральд Вэйн.
В этот момент Хильда Дилай и ее муж помахали руками, отвечая на приветствия толпы.
Дилай обнял жену. Это был тощий, элегантный мужчина лет сорока. Но он казался старше из-за ранней седины. Он не был светским человеком. Дни за днями он проводил в лаборатории, постигая тайны Природы, а молодая жена и ее любовь были для него сами собой разумеющимися. Ее внутренняя жизнь, ее желания и стремления, из которых формируется любовь, были единственной тайной Природы, которой Дилай не оказывал никакого внимания.
— Разве это не замечательно, Хильда, — еще раз повторил он. — Послушай, как нас приветствуют. Это самый счастливый момент моей жизни!
Он не видел, как она тайком протянула руку назад. Сзади, совсем рядом, стоял Джеральд Вэйн — мрачно красивый, с широкими спортивными плечами, в мундире с золотой шнуровкой. Каким бы ни был его внутренний мир, Джеральд Вэйн был тем типом мужчин, в которых влюбляются женщины.
Дрожа от счастья, Рональд Дилай не замечал, как жена протянула руку назад, и Вэйн сжал ее в коротком пожатии, символизирующем невысказанное заверение в любви.