— Руки! — Он заметил качнувшуюся в углу тень.
Турецкий мгновенно нажал на выключатель, и комнату
залил яркий свет.
В углу комнаты на корточках сидел бородатый мужчина, держа перед собой в обеих вытянутых руках пистолет.
— Бросай оружие, — негромко сказал Саша, но в ответ гулко и противно прозвучало несколько выстрелов подряд.
Ни одна пуля никого не задела, потому что сыщики мгновенно раскатились в разные стороны и от стрелявшего их отделяла мебель. Открывать ответный огонь было нежелательно. И Турецкий сделал еще одну попытку.
— Не дури, мужик, — хрипло крикнул он. — Если мы начнем палить, можешь быть уверен, отсюда тебя унесут вперед ногами. Бросай свою пушку. Ничего, кроме неприятностей, она тебе не даст.
Вскоре они услышали, как на пол упал металлический предмет. Саша быстро вскочил и… опустил оружие. Преступник по-прежнему сидел в углу, зажав голову ладонями.
Поднялся и Грязнов, но пистолет на всякий случай держал направленным в угол.
— Вставай и иди сюда, — уже спокойно сказал Турецкий, разглядывая поднимающегося на ноги худого и длинноногого парня, которого теперь вспомнил без труда. — Кого я вижу! Водитель «мерседеса» собственной персоной! Вот, значит, где довелось встретиться! Ну что ж, теперь, мне кажется, мы с тобой, Вячеслав Иванович, можем без особого труда установить, кто находится перед нами в таком жалком виде. Сказать или сам угадаешь?
Грязнов не успел ответить, потому что в это время Акимов ввел в комнату второго парня, который был явно моложе. Руки его за спиной сковывали наручники. Володя ногой отодвинул стул и довольно сурово, нажав парню на плечо, усадил его. Парень вел себя как заводная кукла — подчинялся безмолвно и безвольно. Было ясно, что он еще не отошел от сильного удара и потрясения, связанного с ним.
И в этот момент произошло неожиданное: бородатый вдруг с каким-то отчаянным, почти звериным рыком ринулся на Турецкого. Саша, естественно, уже не ожидал столь резкого демарша и принял нападавшего на грудь. Удар был, конечно, силен, но и он сам успел поймать бородатого крепко ухватить его и немного самортизировать. Они покатились кубарем, один через другого, сломав по дороге стул Грязнов в этой свалке не успел прийти на помощь, да она и не потребовалась, потому что Саша после двух полных оборотов уже сидел верхом на бородатом, заламывая тому руки за спину но так, что мужик яростно колотился лицом о пол, кровеня своей физиономией светлый хозяйский ковер. Наконец щелкнули наручники, Саша встал и перевернул бородатого на спину Вытер локтем лицо и только тут заметил, что за время всего этого спортивного мероприятия так и не выпустил из руки верный «Макаров» Видимо, им и вмазал второпях нападавшему А то действительно, с чего бы это у него текла такая юшка?.. Да, хорошо, оказывается, вмазал, бандит теперь вел себя вполне пристойно. Тихо, во всяком случае. Даже подозрительно, усмехнулся Турецкий. Неужели так сразу взял да и признал свою неправоту?
— Ну-с, самое время поговорить, — назидательно заметил Саша и обернулся к бородатому, но тот молча лежал на полу, отрешенно глядя в потолок.
Младший же, тупо и бессмысленно выкатив глаза, смотрел на бородатого, будто ждал от него какой-то команды.
Грязнов между тем кинул на пистолет свой носовой платок и, — подняв оружие, положил на стол.
— А это что за сумки? — поинтересовался Саша и заглянул в одну из них. — А-а… Вот и то, за чем мальчики пришли сюда. Добро хозяйское. Ну это дело мы пока трогать не будем, там на каждом предмете, поди, по сотне отпечатков, весь кодекс. Пусть эти молодцы экспертам теперь доказывают, что ничего этого и в глаза не видали и тем более — в руки не брали. А что им за это светит, Вячеслав Иванович, напомните.
— Да у них, я смотрю, много набирается. Ежели по сто сорок четвертой, то есть кража личного имущества с проникновением в жилище, до семи с конфискацией, а если иметь в виду вот эту штуку, — он кивнул на пистолет лежащий на столе, — то получается уже до пятнадцати за разбой по сто сорок шестой. Ну и ходка у них, я полагаю, будет не первая, следовательно, рецидив. А за повторное преступление и наказание строже. А ведь мы еще с ними, Александр Борисович, о самом главном не говорили, правда? Может им еще навесим и угрозу убийством, и бандитизм, и захват заложника, и вымогательство… Ого-го, сколько набирается! На две жизни хватит! Так мы и до вышки доберемся. В крайнем случае — пятнадцать лет
— Пятнадцать лет! Неплохо, усмехнулся Турецкий. — Так кто из вас начнет первым?
Грабители-разбойники молчали. Акимов рывком за воротник куртки поднял бородатого с пола и посадил на соседний стул. Быстро и профессионально обшарил его карманы, достал пачку документов, бумажник, кипу купюр и несколько связок ключей. После этого приступил ко второму Тоже документы, деньги, ключи на красивом брелоке эти явно от машины.
Турецкий показал Славе глазами на телефонный аппарат с определителем номера.
— Сними с него показания.
И пока Грязнов переписывал в блокнот номера звонивших за последние сутки, сам стал просматривать документы задержанных.
— Так, Гарибян Михаил Арташесович, шестьдесят четвёртый, армянин, — перелистнул странички. — Прописан: Тбилиси, Южная, шестнадцать. Московская прописка, естественно, отсутствует. Не иначе гастролер. Посмотрим другого. Тоже Гарибян, смотри-ка. Ашот Арташесович. Ага, понятно, родные братья. Этот семьдесят первого, совсем молодой. Прописан там же. Что ж ты, старший, младшего-то в свое дерьмо затянул? Нехорошо. И в эту квартиру проникли, надо так понимать, без разрешения хозяев, верно?
— Нет! — воскликнул вдруг Ашот.
— Что значит — нет? — удивился Турецкий. — А вы можете мне сказать, кто конкретно дал вам такое разрешение?
Бородатый тут же что-то зло сказал по-армянски, и Ашот опустил глаза.
— Володя, ну-ка отведите Михаила Арташесовича на кухню и дверь закройте. Побудьте пока с ним, а мы сами с его младшим братом побеседуем. Вдруг он умным окажется? Ведь не исключено, правда?
Акимов снова рывком поднял Михаила со стула и сильным тычком между лопаток показал, куда путь держать. Парень едва не грохнулся на пол, но устоял на ногах и снова крикнул по-армянски.
— Я думаю так, — с угрозой в голосе сказал Турецкий, — мы с Вячеславом Ивановичем, Володя, не будем возражать, если он там, на кухне, немножко помолчит и не будет нам мешать беседовать с Ашотом.
— А если он не захочет молчать? — спросил Акимов наивным голосом. — Я тогда могу, да, товарищ старший следователь по особо важным делам, могу «попросить» его помолчать?
— Разумеется, — подмигнув Акимову, ответил Турецкий. — Мы сейчас вызовем сюда оперативно-следственную бригаду и молодцов из группы немедленного реагирования. Эти, последние, тут рядом, в Хамовниках, мой район. Ну а пока они подъедут, у меня будет к вам, Ашот Арташесович, один главный вопрос. И все ваше дальнейшее, скажем так, существование будет зависеть от вашего же ответа. Поясню. Оперативники из Хамовнического ОВД с вами не станут церемониться ни минуты. Да и вопросов у них к вам наверняка наберется немало, так что отвечать вам придется долго и старательно, дай Бог, чтоб сил хватило. К тому же отвечать станете помимо вашего желания. А эти парни умеют задавать вопросы, особенно таким, как вы. Поэтому снова советую решить для себя сразу: как, в каком виде хотите ехать в следственный изолятор — в нормальном или после врачебного освидетельствования? У нас ведь очень не любят тех, кто берет заложников и занимается вымогательством. Тем более что вы оказали вооруженное сопротивление. Вон пистолет, а вон дырки в стенах. Суду будет достаточно. Вы хорошо меня поняли?
Турецкий слегка блефовал, но без этого нажима в наше время в следствии, увы, нельзя.
Ашот молчал, тупо глядя на пол.
— У вас осталось совсем немного времени. После звонка подполковника, — Саша кивнул на Грязнова, — они прибудут сюда через пять, максимум шесть минут. Но если вы станете говорить, мы, пожалуй, могли бы и сами доставить вас с братцем в изолятор, то есть по назначению. И кстати, в целости и сохранности, это хоть ясно? Не вижу реакции… Вячеслав Иванович, звони.
— Нет! — снова крикнул Ашот, будто не знал по-русски другого слова.
— Что значит — нет? — осведомился Турецкий. — Будем говорить или дурака валять?
— Скажу, — буркнул Ашот.
— Это другое дело. Подожди, не звони, Вячеслав Иванович. Ну, начнем? Итак, где сейчас находится Лариса Георгиевна Богданова? Слава, запиши показания от моего имени.
Грязнов отошел от телефона и сел за стол напротив Ашота, достав из кармана несколько сложенных листов бумаги и ручку.
— Я записываю, — сказал он, — вот протокол допроса свидетеля, вас допрашивает следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович при моем участии. Следователь ведет дело об убийстве гражданина Константиниди. Ясно? Пока вы — свидетель, потом наверняка будете обвиняемым. Но прежде обязан предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний, а заодно и за отказ от дачи показаний. Понятно? Вы уже слышали об этом?
Ашот отрицательно покачал головой.
Турецкий снял с него наручники, а Грязнов протянул ему ручку и показал, где надо расписаться в протоколе. Ашот все сделал и сел, усиленно растирая свои запястья.
— Следующее, — сказал уже Турецкий. — У вас есть возможность в дальнейшем как-то повлиять на ход вашего дела. Иными словами, вам дается право сделать чистосердечное признание, которое, я полагаю, смягчит вашу участь.
Ашот уже окончательно пришел в себя и теперь с явным чувством страха переводил взгляд с одного сыщика на другого и мучился лишь одной мыслью: не сделать хуже. А у Миши спросить никак невозможно. Он понял, в какую пропасть свалился по вине старшего брата: тот ничего не говорил об оружии. И что им будет за стрельбу, неизвестно. Но все-таки не был Ашот уж таким идиотом, чтобы не понимать, что из этой дыры есть лишь один, в сущности, выход: именно это самое чистосердечное признание. Хоть какая-то надежда. А если сейчас начать запираться и врать, будет совсем плохо. Эти ведь не помилуют, а в самом деле вызовут свой проклятый ОМОН, с которым никогда нельзя связываться, потому что не любят они кавказцев, сильно не любят. И чем тогда все закончится, лучше и не думать. Ах, зачем Миша пис