Глава двенадцатаяО драматичной премьере
Пока крошечная хемулиха поила гостей чаем, на лес продолжали сыпаться театральные афиши. Одна из них покружилась над полянкой и опустилась на крышу дома, приклеившись к свежему дёгтю.
Двадцать четыре малыша немедленно забрались наверх. Каждый хотел лично доставить афишу Снусмумрику, а поскольку бумага была совсем тонкая, то афиша тут же превратилась в двадцать четыре маленькие афишки (а несколько и вовсе упали в трубу и сгорели).
— Тебе письмо! — кричали лесные малыши, съезжая, скатываясь и спрыгивая с крыши.
— Ах вы, морровы безобразники! — рассердился Снусмумрик. Он стоял возле дома на улице и стирал их носочки. — Мы же только утром просмолили крышу! Хотите, чтобы я вас бросил, прибил или утопился в море?
— Ни то, ни другое, ни третье! — закричали дети, дёргая его за плащ. — Читай письмо!
— Письма, вы хотите сказать. — Снусмумрик вытер мыльную пену с рук о волосы одного из детей. — Так-так. Что же, интересно, это было за письмо?
Он разложил смятые клочки на траве и попытался восстановить то, что осталось от афиши.
— Читай вслух! — закричали дети.
— «Трагедия в одном действии», — прочёл Снусмумрик. — «Растерзанные львом, или»… Здесь, похоже, не хватает кусочка. «Входная плата: любая еда»… Ой-ой… «Сегодня вечером на зака»… на закате, видимо… «Если не будет дождя или ветра»… ага, тут всё ясно… «…ание ког… …тям» — а тут ничего не ясно. «Посреди Еловой бухты».
— Так, — заключил Снусмумрик и поднял глаза. — Это, дорогие мои спиногрызы, никакое не письмо, это театральная афиша. Судя по всему, в Еловой бухте сегодня дают представление. Почему это происходит на воде, известно лишь покровителю всех маленьких зверюшек. Вероятно, по сюжету зачем-то понадобились волны.
— А детей туда пускают? — спросил самый маленький ребёнок.
— А лев настоящий? — закричали остальные. — Пойдёмте скорее!
Снусмумрик поглядел на них и понял, что обязан сводить их в театр.
«Попробую расплатиться за вход фасолью, — озабоченно подумал он. — Если хватит — всё-таки мы уже много съели… Только бы никто не подумал, что все двадцать четыре — мои… Это будет неловко. И чем я буду кормить их завтра?!»
— Ты что, не рад, что мы пойдём в театр? — спросил самый маленький ребёнок и потёрся мордочкой о его штанину.
— Очень рад, шёлковый носик, — сказал Снусмумрик. — Но для начала мы попробуем вас отмыть. Хотя бы немного. Носовые платки у вас есть? Как-никак на трагедию идём.
Платков у малышей не было.
— Ладно, — сказал Снусмумрик. — Придётся вам сморкаться в нижние юбки. Или что у вас там есть.
Солнце уже почти добралось до горизонта, когда Снусмумрик наконец оттёр все штанишки и платьица. Конечно, много дёгтя ещё осталось, но было видно, что Снусмумрик старался.
В приподнятом и торжественном настроении они двинулись в Еловую бухту.
Снусмумрик шёл первым с бочонком фасоли в руках, следом за ним парами шагали лесные малыши, все аккуратно расчёсанные на прямой пробор от бровей до хвостов.
Малышка Мю восседала у Снусмумрика на шляпе и пела. Она завернулась в прихватку, потому что к вечеру могло похолодать.
На берегу царило предпремьерное волнение. В бухте было полным-полно лодок, и все подгребали к театру.
На плоту под рампой, лучившейся светом, играл народный оркестр хемулей.
Был тихий и приятный вечер.
За две пригоршни фасоли Снусмумрик взял напрокат лодку и поплыл к театру.
— Мумрик! — сказал старший ребёнок, когда они преодолели полпути.
— Что? — отозвался Снусмумрик.
— У нас для тебя подарок, — сказал ребёнок и сильно покраснел.
Снусмумрик положил вёсла на борт и вынул трубку изо рта.
Старший ребёнок достал из-за спины какой-то мятый предмет неопределённого цвета и протянул Снусмумрику.
— Это кисет для табака, — смущённо пробормотал он. — Мы все вместе его вышивали тайком от тебя!
Снусмумрик взял подарок и заглянул внутрь (это был один из старых колпачков Филифьонки). Потом понюхал содержимое.
— Это малиновые листья, чтобы курить по воскресеньям! — гордо выпалил младший ребёнок.
— Прекрасный кисет, — одобрил Снусмумрик. — И воскресный табак мне тоже очень пригодится.
Он пожал всем лапки и поблагодарил.
— Я не вышивала, — откликнулась малышка Мю со шляпы. — Но идея была моя!
Лодка подплыла к рампе, и Мю удивлённо наморщила нос.
— А что, все театры одинаковые? — спросила она.
— Думаю, да, — сказал Снусмумрик. — Перед началом спектакля эти занавески уберут, а вы, пожалуйста, сидите тихо-тихо. И не свалитесь в воду, если произойдёт что-то страшное. А когда всё закончится, хлопайте в ладоши, чтобы показать, что вам понравилось.
Лесные малыши притихли, глядя перед собой.
Снусмумрик украдкой посмотрел по сторонам, но над ними никто не смеялся. Все взгляды были устремлены на освещённый занавес. Только пожилой хемуль подплыл к ним и сказал:
— Пожалуйста, заплатите за вход.
Снусмумрик показал ему бочонок.
— Это за всех? — спросил Хемуль и начал считать детей.
— А что, мало? — забеспокоился Снусмумрик.
— Получи́те сдачу, — ответил Хемуль и отсыпал назад полный черпак фасоли. — Всё по-честному.
Оркестр смолк, все зааплодировали.
Воцарилась полная тишина.
Вдруг из-за занавеса раздались три громких удара в пол.
— Мне страшно, — прошептал самый маленький малыш и вцепился Снусмумрику в рукав.
— Держись за меня, и всё будет хорошо, — успокоил его Снусмумрик. — Видишь, занавес поднимается.
Взорам безмолвных зрителей предстал скалистый пейзаж.
Справа сидела дочь Мюмлы в бумажных цветах и тюле.
Малышка Мю свесилась с полей шляпы:
— Сварите меня заживо, если это не моя старушка-сестра! — сказала она.
— Дочь Мюмлы — твоя родственница? — удивился Снусмумрик.
— Я же тебе все уши о ней прожужжала, — устало ответила малышка Мю. — Ты что, меня вообще не слушал?
Снусмумрик уставился на сцену. Трубка его погасла. Он видел, как из левой кулисы вышел Муми-папа и стал читать что-то странное про льва и про многочисленных родственников.
Вдруг малышка Мю спрыгнула Снусмумрику на колени.
— Почему Муми-папа сердится на мою сестру?! Пусть немедленно прекратит её ругать!
— Тише, тише, это же просто пьеса такая, — рассеянно ответил Снусмумрик.
Появилась невысокая полная дама в красном бархате, которая объясняла, что ужасно счастлива, но почему-то с таким видом, будто у неё что-то болит.
Незнакомый ему голос где-то за сценой то и дело выкрикивал: «Роковая ночь!»
Снусмумрик удивился ещё сильнее, увидев на сцене Муми-маму.
«Что это на них нашло? — подумал он. — Их семейство всегда было не без причуд, но это! Так, глядишь, и Муми-тролль выйдет на сцену и начнёт что-нибудь декламировать».
Но Муми-тролль на сцену не вышел. Зато вышел лев и зарычал.
Лесные малыши завопили и чуть не перевернули лодку.
— Всё это очень глупо, — сказал хемуль в полицейской фуражке, сидевший в соседней лодке. — И ни капельки не похоже на тот прекрасный спектакль, который я видел в юности. О принцессе, уснувшей в кустах роз. Что всё это значит?
— Ну-ну-ну, — успокаивал Снусмумрик своих перепуганных детей. — Лев ненастоящий — он сделан из старого покрывала!
Но дети ему не поверили. Они своими глазами видели, как лев носится по сцене, пытаясь схватить дочь Мюмлы. Малышка Мю визжала.
— Спасите мою сестру! — голосила она. — Убейте льва!
И вдруг, совершив отчаянный прыжок, приземлилась на сцене и укусила льва за заднюю лапу своими маленькими острыми зубками.
Лев взвыл и распался надвое.
Зрители увидели, как дочь Мюмлы взяла малышку Мю на руки, а та поцеловала её в нос. Актёры вдруг заговорили нормальными словами, а не гекзаметром. И никто не возражал, потому что наконец-то стало понятно, о чём пьеса.
А пьеса была о том, как кого-то унесла огромная волна, как этот кто-то пережил страшные ужасы, а потом снова вернулся домой. В результате все были довольны и собрались варить кофе.
— Теперь они играют намного лучше, — сказал хемуль в полицейской фуражке.
Снусмумрик пересаживал на сцену детей.
— Привет, Муми-мама! — радостно крикнул он. — Можно подкинуть тебе этих малышей?
Спектакль становился всё увлекательнее и увлекательнее. Постепенно на сцену залезли все зрители и приняли участие в действии, поедая входную плату, разложенную на обеденном столе. Муми-мама скинула неудобные юбки и носилась взад-вперёд с кофейными чашками.
Оркестр заиграл «Пришествие хемулей».
Муми-папа сиял, довольный оглушительным успехом пьесы, а Миса была так же счастлива, как на генеральной репетиции.
Вдруг Муми-мама замерла прямо посреди сцены и выронила чашку.
— Он здесь, — прошептала она.
Всё вокруг стихло.
Кто-то плыл на лодке, до них всё отчётливее доносились осторожные всплески вёсел. В темноте звенел маленький колокольчик.
— Мама! — раздался чей-то голос. — Папа! Я вернулся!
— Это ещё что такое, — сказал Хемуль. — Мои узники! Хватайте их, пока они не спалили театр!
Муми-мама бросилась к рампе. Она видела, как Муми-тролль, разворачивая лодку, уронил весло в воду. В замешательстве он попытался грести одним веслом, но лодка только беспомощно закружилась на месте. На корме сидела маленькая худенькая хемулиха приятной внешности и что-то кричала, но её никто не слушал.
— Бегите! — крикнула Муми-мама. — Здесь полиция!
Она не знала, что натворил её Муми-тролль, но была совершенно уверена, что ей бы это понравилось.
— Держите моих узников! — орал Хемуль. — Они сожгли все таблички в парке, а сторож из-за них теперь светится!
Поначалу зрители немного удивились, но скоро поняли, что спектакль продолжается. Они отставили свои чашки и сели на рампу.
— Ловите их! — злобно вопил Хемуль.