Публика аплодировала.
— Минуточку, — спокойно сказал Снусмумрик. — Тут какое-то недоразумение. Это ведь я сорвал таблички в парке. И неужели сторож до сих пор светится?
Хемуль обернулся и впился взглядом в Снусмумрика.
— Зато подумайте, какая экономия, — как ни в чём не бывало рассуждал Снусмумрик, пробираясь поближе к рампе. — Никаких тебе счетов за электричество! Можно и трубку о себя зажечь, и яйца на голове сварить…
Хемуль не говорил ни слова. Медленно приближаясь, он широко развёл лапы, чтобы схватить Снусмумрика. Он подходил всё ближе и ближе и уже приготовился к прыжку, как вдруг… сцена с бешеной скоростью завращалась. Раздался хохот Эммы — на этот раз не презрительный, а весёлый и торжествующий.
Всё происходило так быстро, что зрители уже с трудом понимали, что к чему. Потеряв равновесие, все попадали друг на друга, сцена кружилась, а двадцать четыре лесных малыша накинулись на Хемуля и вцепились зубами в его китель.
Словно тигр, Снусмумрик метнулся через рампу и плюхнулся в одну из пустых лодок. Поднялись волны, лодка Муми-тролля перевернулась, и Снорочка, Филифьонка и крошечная хемулиха упали в воду и поплыли к театру.
— Браво! Браво! Да-капо![2] — кричали зрители.
Едва высунув нос из воды, Муми-тролль развернулся и поплыл к лодке Снусмумрика.
— Привет! — сказал он, схватившись за борт. — Как же я рад тебя видеть.
— Привет! — ответил Снусмумрик. — Залезай скорей, я научу тебя убегать от полиции!
Муми-тролль перевалился через борт, и Снусмумрик быстро-быстро погрёб прочь, так что вода забурлила у носа.
— Прощайте, мои детишки, и спасибо за помощь! — крикнул он. — Будьте чистыми и опрятными и не лазайте по крышам, пока не просох дёготь!
Хемуль наконец соскочил со сцены, стряхнул с себя лесных малышей и ликующих зрителей, которые забрасывали его цветами, сел в лодку и, бранясь, припустил за Снусмумриком.
Но было поздно: Снусмумрик уже исчез в ночи.
Наступила странная тишина.
— Ага, ты тоже тут, — спокойно сказала Эмма, глядя на мокрую Филифьонку. — Только не воображай, пожалуйста, что театр — это танец на лепестках роз!
Глава тринадцатаяО наказании и вознаграждении
Снусмумрик долго грёб молча. Муми-тролль любовался привычным контуром его старой шляпы на фоне ночного неба и облачками дыма от его трубки, которые медленно поднимались вверх в неподвижном воздухе.
«Теперь всё будет хорошо», — думал он.
Крики и аплодисменты стихали, и вот уже было слышно только, как касаются воды тяжёлые вёсла.
Берег превратился в тёмную полоску.
Говорить никому из них не хотелось. Не сейчас. У них впереди много времени; целое длинное лето и всё, что оно сулит. Сейчас им было вполне достаточно того, что с ними произошло: бурная встреча, ночь, лихорадка побега. Болтовня бы только испортила всё это. Описав дугу, они снова поплыли к берегу.
Муми-тролль понял, что Снусмумрик хочет запутать преследователей. Далеко в темноте надрывался свисток Хемуля, ему вторили другие свистки.
Когда лодка скользнула в камыши под деревьями, на небо вышла полная луна.
— А теперь слушай меня внимательно, — сказал Снусмумрик.
— Ага, — ответил Муми-тролль и почувствовал, как мимо, рассекая воздух крыльями, промчался дух приключений.
— Иди назад, к остальным, — сказал Снусмумрик. — Собери всех, кто хочет вернуться в Муми-долину, и приходите сюда. Мебель брать не нужно. Поторопитесь, пока хемули не выставили в театре охрану. Уж я-то их знаю. Не мешкайте и ничего не бойтесь. Июньские ночи не опасны.
— Хорошо, — согласился Муми-тролль.
Он немного подождал, но Снусмумрик больше ничего не добавил, и Муми-тролль вылез из лодки и пошёл по берегу назад, к театру.
Снусмумрик сел на корму и осторожно вытряхнул пепел из трубки. Наклонившись, он взглянул на залив из-под веток. Лодка Хемуля удалялась. Чёткий силуэт темнел на лунной дорожке.
Снусмумрик усмехнулся и стал набивать трубку.
Вода наконец начала отступать. Свежевымытые берега и овраги снова выползали на свет. Первыми из-под воды высунулись деревья. Они покачивали сонными макушками, потягивались и шевелили ветками — проверяли, всё ли цело после катастрофы. В тех местах, где ветки поломались, уже спешили пробиться новые побеги. Птицы нашли свои старые постели и раскладывали на просушку наволочки и простыни на склонах холмов — там, где вода уже ушла.
Все спешили домой. Шли кто как мог — на вёслах, под парусом, день и ночь без остановки, а когда вода исчезла совсем, пешком добирались до покинутых жилищ.
Пока долина была морем, им, возможно, и попадались новые, более живописные места, но старые всё равно были лучше.
Сидя на корме рядом с сыном, сжимая в руках сумку, Муми-мама совсем не переживала о гостином гарнитуре, который ей пришлось оставить в театре у Эммы. Она думала о своём саде и гадала, сумело ли море разровнять дорожки так же аккуратно, как это делала она сама.
Муми-мама уже узнавала окрестный пейзаж. Они приближались к ущелью в Одиноких горах, и мама знала, что за следующим поворотом увидит скалу, охраняющую вход в их долину.
— Домой, домой, мы едем домой! — распевала малышка Мю, сидя на коленях у сестры.
Снорочка устроилась на носу и рассматривала подводный ландшафт. Лодка скользила над лугом, и временами по днищу мягко шаркали цветы. Жёлтые, красные и синие, они смотрели вверх, сквозь толщу воды, вытягивая шеи к солнцу.
Муми-папа грёб длинными ровными гребками.
— Как думаете, веранда ещё под водой? — спросил он.
— Нам бы только добраться до дома, — сказал Снусмумрик. Он оглянулся через плечо: нет ли погони.
— Дорогой мой, — сказал Муми-папа. — Хемули давным-давно отстали!
— Это ещё неизвестно, — ответил Снусмумрик.
Посередине лодки лежал купальный халат, который время от времени странно шевелился. Муми-тролль осторожно прикоснулся к нему с той стороны, где предположительно была голова.
— Не хотите выйти на солнце? — спросил он.
— Нет, спасибо, здесь так замечательно, — ответил из-под халата мягкий голосок.
— Бедняжка, там же совершенно нечем дышать, — забеспокоилась Муми-мама. — Она сидит так уже три дня!
— Маленькие хемули ужасно боязливы, — шёпотом объяснил Муми-тролль. — Я думаю, она вяжет. Так ей спокойнее.
Но крошечная хемулиха вовсе не вязала. Она старательно выводила что-то в тетрадке в чёрной клеёнчатой обложке. «Запрещается, — писала она. — Запрещается, запрещается, запрещается». Пять тысяч раз. Она исписывала страницу за страницей и получала от этого огромное удовольствие.
— Как всё-таки приятно быть доброй, — прошептала она.
Муми-мама сжала лапу Муми-тролля.
— О чём ты думаешь? — спросила она.
— Я думаю о детях Снусмумрика, — отвечал Муми-тролль. — Как тебе кажется, они правда все станут актёрами?
— Некоторые — да. А менее одарённых усыновит Филифьонка. Видишь ли, она никак не может без родственников.
— Они будут скучать по Снусмумрику, — грустно сказал Муми-тролль.
— Поначалу — конечно, — согласилась мама. — Но он будет навещать их каждую весну и присылать им письма на дни рождения. И фотографии.
Муми-тролль кивнул:
— Это хорошо. А Хомса и Миса… Ты видела, как обрадовалась Миса, когда ей разрешили остаться в театре?
Муми-мама рассмеялась:
— Да, Миса счастлива. Она будет всю свою жизнь играть трагедии и примерять на себя новые роли. А Хомса станет заведующим постановочной частью и будет так же счастлив, как она. Правда же здорово, когда твои друзья могут заниматься тем, что им нравится?
— Да, — сказал Муми-тролль. — Это очень здорово.
Вдруг лодка остановилась.
— Мы застряли в траве, — сказал Муми-папа, свесившись через борт. — Дальше придётся идти вброд.
Все вылезли из лодки и пошли по воде.
Крошечная хемулиха спрятала под платье какой-то предмет, которым она, очевидно, очень дорожила, но никто не задавал ей никаких вопросов.
Идти было трудно, вода доставала им до пояса. Но дно было приятное — мягкая трава и никаких камней. Иногда дорога шла в гору, и над поверхностью, как райские острова, плавали цветущие кочки.
Снусмумрик шёл последним. Он молчал больше обычного, то и дело оглядываясь и прислушиваясь.
— Спорим, они отстали? Если нет — я сожру твою старую шляпу! — сказала дочь Мюмлы.
Но Снусмумрик лишь покачал головой.
Горы подступали всё ближе. В узком просвете между скалами замаячила нежная зелень Муми-долины. Вот крыша, а вот весело трепещет на ветру флаг…
Вот излучина реки и синий мостик. Жасмин уже вовсю цветёт! Они шли — так быстро, что вода вокруг них бурлила, и возбуждённо обсуждали, сколько всего они сделают, когда вернутся домой.
Вдруг раздался свист — такой пронзительный, как будто воздух вспороли ножом.
Откуда ни возьмись в ущелье появились хемули. Они были повсюду — впереди, сзади, везде.
Снорочка прижалась щекой к плечу Муми-тролля. Все молчали. Это было так ужасно — почти добраться до дома и угодить в лапы полиции.
Хемуль встал перед Снусмумриком.
— Ну-с? — сказал он.
Никто не ответил.
— Ну-с? — повторил Хемуль.
И тогда к нему быстро-быстро, как могла, подошла крошечная хемулиха, сделала книксен и протянула чёрную тетрадку в клеёнчатой обложке.
— Снусмумрик раскаивается и просит прощения, — смущённо сказала она.
— Я вовсе не… — начал было Снусмумрик.
Хемуль взглядом заставил его замолчать, открыл тетрадку и начал считать. Он считал долго. Пока он считал, вода опустилась до самых щиколоток. Наконец он сказал:
— Всё верно. Здесь написано «запрещается» пять тысяч раз.
— Но… — сказал Снусмумрик.
— Пожалуйста, ничего не говорите, — попросила крошечная хемулиха. — Я получила огромное удовольствие. Огромное!
— А таблички?! — вспомнил её кузен.