— Вы и вправду так сильно озябли, что простудились? — в ужасе спросила маленькая хемулиха.
Фрекен Снорк зашлась кашлем.
— Чашка чаю со смородиновым вареньем могла бы спасти меня, — сказала фрекен Снорк. — Кто знает!
Хемулиха долго колебалась. Уткнувшись носом в вязанье, она исподтишка поглядывала на узников.
— Если вы умрете… — прошептала она дрожащим голосом, — если вы умрете, моему двоюродному братцу вряд ли будет интересно сторожить вас. — Может, мне все же снять мерку для носочков?
Заключенные закивали головами.
Тогда хемулиха приоткрыла дверцы и застенчиво спросила:
— Может, вы не откажетесь от чашки горячего чая? С вареньем из черной смородины? А носочки получите, как только они будут готовы. Как хорошо, что вы подсказали мне связать именно носочки! Когда знаешь, для кого вяжешь, работа становится интересней. Наверно, вы поняли, что я имею в виду.
И вся компания отправилась домой к маленькой хемулихе пить чай.
Не спрашивая их согласия, хозяйка испекла целую гору пирожков. Это, конечно, заняло много времени. За окном стемнело. Тут фрекен Снорк поднялась и сказала:
— Нам пора идти. Огромное спасибо за чай!
— Мне очень неприятно, что я вынуждена снова посадить вас в тюрьму, — сказала, как бы извиняясь, хемулиха и сняла ключ с гвоздя.
— Но мы не собираемся возвращаться в тюрьму, — возразил Муми-тролль. — Мы собираемся идти к себе домой, в театр.
У хемулихи аж слезы навернулись на глаза:
— Мой двоюродный брат будет так огорчен…
— Но мы же ни в чем не виноваты! — воскликнула Филифьонка.
— Почему же вы сразу не сказали об этом? — с облегчением произнесла маленькая хемулиха. — Тогда, конечно, идите в театр. Хотя, наверное, мне лучше бы отправиться вместе с вами и объясниться с братцем самой.
Двенадцатая главаО том, как прошла премьера
Пока маленькая хемулиха угощала гостей, театральные афиши продолжали кружиться над лесом. Одна из них спланировала на лесную полянку и прилипла к крыше, которую только что просмолили.
В тот же миг двадцать четыре малыша вскарабкались на крышу, чтобы подобрать листок. Они чуть не передрались, ведь каждый хотел первым вручить его Снусмумрику! А поскольку афишка была нарисована на тонкой бумаге, она тотчас превратилась в двадцать четыре клочка.
— Тебе письмо! — визжали лесные малыши, скатываясь, спрыгивая и съезжая с крыши.
— Морровы дети! — ворчал Снусмумрик, который стирал их чулочки за домом. — Вы что, забыли, мы же только утром просмолили крышу? Вы что, хотите, чтобы я ушел от вас?
Или бросился в море? Или всех вас убил!
— Не хотим! — орали малыши, дергая его за пиджак. — Прочти лучше письмо!
— Вы, наверно, хотите сказать — письма? — спросил Снусмумрик и вытер мыльные руки о волосы одного из малышей. — Ладно! Эй, что там за таинственное письмо?
Он разложил на траве смятые клочки и попытался сложить вместе то, что осталось от афишки.
— Читай вслух! — закричали малыши.
«Одноактная драма…» — читал Снусмумрик. — «Невесты льва» или (здесь, кажется, не хватает кусочка…). «Входная плата — любая еда»… (ай-ай)… «сегодня вечером, когда зайдет солнц…» (солнце), «если не будет дождя и ветра» (здесь все ясно)… ание… ать (нет, непонятно)… «посреди залива Гранвикен…».
— Ну, вот что, — сказал Снусмумрик и поднял глаза от письма. — Это, мои маленькие злодеи, не письмо, а театральная афишка. Кто-то устраивает представление. Сегодня вечером. В заливе Гранвикен. Почему в заливе, знает лишь покровитель лесных зверюшек, но, может, по ходу действия им требуется водная гладь или волны.
— А малышам вход запрещен? — спросил самый маленький.
— А лев всамделишный? — закричали другие. — Мы сразу туда пойдем?
Снусмумрик посмотрел на них и понял, что театра не миновать.
— Наверно, я смогу заплатить за вход горшочком бобов, — озабоченно рассуждал он. — Конечно, если этого будет достаточно… мы их почти слопали. Лишь бы никто не подумал, что все двадцать четыре — мои… а не то я, как это? — засмущаюсь… И чем только я буду кормить их утром?
— Разве ты не рад? — спросил Снусмумрика самый младший и потерся носом о его брючину.
— Ужасно счастлив, шелковистая мордочка, — ответил Снусмумрик. — А сейчас попытаемся привести вас в порядок. Во всяком случае, сделать почище. Платки есть? Ведь мы идем на спектакль!
Никаких платков у них и в помине не было.
— Ну ничего, в крайнем случае, можно сморкаться в подол рубашки или во что придется, — утешил малышей Снусмумрик.
Солнце уже опустилось почти до самого горизонта, когда Снусмумрик наконец справился со всеми платьицами и штанишками. По крайней мере, было видно, что он старался вовсю.
Снусмумрик шел первым, прижав к груди горшочек бобов, а за ним, взволнованные и торжественные, парами следовали лесные малыши, расчесанные на прямой пробор от ушей до самого хвостика.
Малышка Мю сидела на шляпе Снусмумрика и распевала. На всякий случай — а вдруг к вечеру похолодает, она завернулась в этикетку от растворимого кофе. По случаю премьеры у берега царило всеобщее оживление. Залив был битком набит лодками и все они направлялись к театру.
Самодеятельный оркестр хемулей играл на плоту у самой рампы, сиявшей огнями.
Был тихий, чудесный вечер.
За две горсти бобов Снусмумрик взял напрокат лодку и стал грести к театру.
— Мумрик! — окликнул его старший из малышей, когда они уже были на полпути.
— Что? — отозвался Снусмумрик.
— Мы приготовили тебе подарок, — прошептал малыш и покраснел до корней волос. Потом достал из-за спины что-то скомканное, неопределенного цвета.
— Это кисет для табака, — сказал он чуть слышно. — Мы все понемножку тайно вышивали его!
Снусмумрик взял кисет, заглянул в него (это была старая шляпка Филифьонки) и принюхался.
— Листья малины, — горделиво сказал младший. — Их можно курить по воскресеньям!
— Великолепный кисет! — одобрил Снусмумрик. — И в самом деле — приятно затянуться таким табачком в воскресенье!
Он пожал каждому малышу лапку и поблагодарил.
— Я не вышивала! — крикнула малышка Мю, сидя на шляпе Снусмумрика. — Но придумала это я!
Наконец лодка подгребла к театру, и Мю Удивленно наморщила носик.
— Неужели все театры такие? — спросила] она.
— Наверно, — ответил Снусмумрик, — когда поднимается занавес, вы должны молчать. И не свалитесь за борт, если случится что-нибудь страшное. А когда все закончится, похлопайте лапками, этим вы покажете, что вам понравилось.
Малыши сидели не двигаясь и таращили глазенки.
Снусмумрик с опаской поглядывал по сторонам. Но никто не смеялся над ними. Все взоры были прикованы к освещенному занавесу. Лишь пожилой хемуль подплыл поближе I и сказал:
— Пожалуйста, заплатите за вход.
Снусмумрик протянул ему горшочек бобов.
— Это за всех? — нахмурился хемуль и принялся пересчитывать малышей.
— Разве мало? — спросил обеспокоенный Снусмумрик.
— Я даже верну вам немного обратно, — сказал Хемуль и отсыпал плошку бобов Снусмумрику. — Справедливость — прежде всего!
Тут оркестр умолк, и все зааплодировали. Потом все стихло.
В полной тишине за занавесом раздались три резких удара об пол.
— Мне страшно! — запищал самый маленький и схватил Снусмумрика за пиджак.
— Ну-ну, держись за меня, и все обойдется, — подбодрил его Снусмумрик. — Видишь, они уже поднимают занавес.
Зрителям открылся скалистый ландшафт.
Справа сидела Мюмла в тюлевой юбочке, и на голове у нее был венок из бумажных цветов.
Малышка Мю перегнулась через бортик шляпы и затараторила:
— Провалиться мне сквозь землю, если это не моя старушка сестрица!
— А ты что, в родстве с Мюмлой! — удивился Снусмумрик.
— Но я тебе все уши про нее прожужжала! — сказала Мю с обидой. — А ты, видно, совсем не слушал.
Снусмумрик глядел на сцену. Его трубка погасла. Он видел, как вышел Муми-папа и принялся декламировать стихи об уйме всяких родственников и о льве.
Тут вдруг малышка Мю спрыгнула на колени к Снусмумрику и с возмущением закричала:
— Почему Муми-папа злится на Мюмлу? Он не смеет обижать мою дорогую сестру!
— Тише, тише! Это же пьеса! — рассеянно отвечал Снусмумрик.
Во все глаза он глядел на маленькую упитанную дамочку в красном бархате, которая уверяла, что бесконечно счастлива, — хотя вид у нее был такой, будто что-то болит.
Кто-то, кого он не знал, все время выкрикивал в глубине сцены: «О, роковая ночь!»
Снусмумрик еще более удивился, когда увидел, что на сцену выплыла Муми-мама.
«Что случилось с семейством муми-троллей? — ломал он голову. — Правда, они всегда что-нибудь этакое-такое придумывали, но театр — уж слишком! Теперь, чего доброго, выйдет Муми-тролль и тоже начнет заливать».
Но Муми-тролль не вышел. Зато выскочил лев и зарычал.
Малыши чуть не свалились за борт.
— Чушь какая-то, — сказал сидевший в соседней лодке Хемуль. Он был в полицейской фуражке. — Это совсем не похоже на ту красивую пьесу, которую я видел в молодости. О принцессе, уснувшей под кустом роз. А тут не возьму в толк, о чем идет речь.
— Успокойтесь, успокойтесь! — утихомиривал Снусмумрик своих перепуганных малышей. — Лев сделан из старого покрывала, которым застилают кровать!
Но они не верили! Они видели, как лев гонялся за Мюмлой по всей сцене. Малышка Мю вопила во всю глотку:
— Спасите мою сестру! Убейте льва!
В полном отчаянии она выпрыгнула из лодки прямо на сцену, подбежала ко льву и вонзила свои маленькие остренькие зубки в его заднюю лапу.
Лев закричал и развалился пополам.
Зрители увидели, что Мюмла подняла малышку Мю, и та поцеловала ее в мордочку. И еще заметили, что уже никто больше не говорит гекзаметром, а как обычно. Вот тут-то публика, наконец, поняла, о чем идет речь в пьесе.
Это была речь о ком-то, кого унесла громадная волна, и о тех страшных приключениях, которые этот некто пережил, прежде чем снова вернулся домой. И теперь все были вне себя от радости и собрались варить кофе.