Я собирался возмущенно сказать, что мы их осчастливили присоединением к нашему великому королевству, но нашу политическую дискуссию прервало то, что Молли кого-то увидела.
– Да вот же он! – прошептала она.
Я проследил за ее взглядом и подумал, что ирландцы тоже бывают хороши собой. Она смотрела на молодого мужчину с рыжими кудрями. Вид у него был оборванный и довольно грязный, но улыбка весьма обаятельная. В данный момент он с жаром рассказывал что-то парочке мужчин раза в два старше себя, и уж на что у меня глаз наметанный, так это на расстановку сил в любой комнате. Несмотря на разницу в возрасте, мужчины слушали его с уважением, кивали и завороженно поддакивали. Похоже, свои короли есть на каждом уровне мироздания, даже на самых низших.
К парню я сразу проникся враждебностью, потому что, во-первых, он был красивее меня, а это обидно. Во-вторых, Молли смотрела на него, едва не роняя слюну, а мне хотелось, чтобы любые женщины, даже такие низкородные, в моем обществе забывали обо всех. В-третьих, я остро понял, что бедным, но здоровым быть куда лучше, чем полумертвым графом, а это подрывало мои жизненные устои.
Потом я услышал его голос и невзлюбил рыжего с удвоенной силой. Голос был первоклассный: громкий, приятный, с низкой мужественной хрипотцой. Ну что за отвратительный тип!
Молли поймала его взгляд и слабо махнула рукой. Рыжий побледнел. Он шагнул было в ее сторону, но Молли уже двинулась к двери в соседнюю комнату.
К счастью, внимания на нас не обращали – тут постоянно кто-то приходил, уходил, движение не затихало ни на минуту, и люди друг к другу не присматривались. Но Молли все равно робела и держалась за мной, пока мы пробирались к двери.
– Что-то ты не спешишь здороваться с друзьями, – сказал я, не в силах сдержать злорадство.
– У меня не то чтобы много тут друзей, кроме Флинна, – прошептала она, отворачиваясь от идущей навстречу женщины. – Добрый Джентльмен мне почти сразу работу нашел, я тут в последнее время нечасто бывала. С Флинном мы обычно у реки встречались.
Ах, у реки. Как романтично. Старик, прошедший мимо, бросил на меня пристальный взгляд, и я пониже надвинул шляпу. В приличном обществе цилиндр пришлось бы снять, но тут, похоже, всем было без разницы, ходи хоть в шляпе, хоть голый. Но вдруг старик решил, что у меня слишком богатый наряд?
Мы наконец оказались в соседней комнате, совершенно пустой. Тут было что-то вроде прачечной: повсюду тазы, ведра, на веревках сушится застиранное белье. Красавец Флинн просочился сюда вслед за нами и прикрыл за собой дверь.
– Молли? – выдавил он.
– Да! – зашептала она, стараясь держаться так, чтобы висящая поблизости простыня скрывала ее лицо. – Ни о чем не спрашивай, просто слушай. Ты меня, наверное, ждал, ждал. Я шла к нашему месту у реки, и тут на меня кто-то напал. Отнял рубины! Кому из наших ты о них рассказывал?
– Ты ранена? – Он изо всех пытался рассмотреть ее лицо, а она отступала все дальше. – Плохо выглядишь.
Я думал, она сейчас так же открыто, как мне, заявит ему, что мертва, но, похоже, на него ее откровенность не распространялась. Наоборот: она выпрямилась, поправила выбившиеся из-под пледа волосы, будто хотела выглядеть получше.
– Э. Да. Я ранена. Флинн, умоляю, давай быстрее: кому из наших ты говорил про камни? Кто-то меня там ждал, кто-то знал, что я украла драгоценности и несу тебе!
В подробности интриги с рубинами я не вслушивался, был слишком занят возмущением. Лицемерные ирландцы! Не она ли убеждала меня, что надо признать, кто мы такие?
– Я, кажется, никому не говорил, – пробормотал Флинн, пытаясь разглядеть ее лицо. – Но точно не помню.
– Вспоминай! Если он со мной такое сделал, кто знает, не сделает ли еще с кем-то из наших? Я должна найти этого человека, и рубины тоже! Им цены нет, я же это знала! Вот судьба и покарала меня. – Она крепче вцепилась в свою сумку. – Хочу хозяйке все обратно подбросить, но без рубинов смысла нет. Ну же, помоги мне! Уверена, грабитель еще не загнал камни – они слишком дорогие, их так просто не продать.
– Ты видела, кто это сделал?
– Вот бы я тебя тут расспрашивала, если б видела! Подонок со спины напал. Может, и баба, я не знаю. – Флинн потянул к ней руку, и она шагнула назад. – Ты меня не трогай, ладно? Просто сделай, что я прошу: вспомни, кому ты что говорил. Найди того, кто это сделал. У нас завелся подлец, который хочет урвать большой куш и ни перед чем не остановится. Вот тут у меня еще и друг есть, его тоже уб… ранили! Друг не в таком смысле, как ты подумал! Просто мы вместе угодили в неприятности. Он мне помог добраться до… врача! Да. И его тоже кто-то ограбил и… м-м… ранил.
– А чего он одет как богатый? – прошептал Флинн, оглядывая меня, пока я тоже пытался скрыться за висящими повсюду простынями.
Как это объяснить, Молли заранее явно не придумала и выпалила:
– Да ему эту одежду хозяин отдал, граф один. Он на кухне работает.
Я открыл рот, чтобы возмутиться, и закрыл его обратно. Флинн и так смотрел на меня с подозрением, а руки у него были мощные, и мне не хотелось проверять их мощь на себе. Поэтому я просто молчал и дипломатично улыбался, как на вечере, где ты никому не представлен, но должен произвести хорошее впечатление.
– Что-то я его не помню, – наконец сказал Флинн. – Он из наших?
Да что он ко мне привязался! Я молчал, сообразив, что отсутствие жуткого акцента, с которым все тут говорят, может сыграть со мной злую шутку.
– А он у нас тут не крутился, его сразу на работу взяли. О, милый, да ты ревнуешь! – Молли расплылась в счастливой улыбке. – Не ревнуй, я только тебя люблю, ужасно люблю. Это я тоже хотела тебе сказать. – Голос у нее дрогнул. – Помоги, а?
– Ладно. Сиди тут, не выходи. Я поспрашиваю, знает ли кто про рубины. Если будут врать, сразу увижу.
И он ускользнул. Молли приникла к щелке приоткрытой двери: видимо, следила, как ее любимый исполняет поручение.
– Раньше тут все было не так, – грустно сказала она, не отрываясь. – Вон, ребята чем-то краденым обмениваются. Добрый Джентльмен это запрещал, а как он исчез, какое-то зло тут завелось. Даже Флинна подбили воровать, а он – меня.
Я молчал, в который раз спрашивая себя, стоило ли в это ввязываться. Потом вернулся Флинн.
– Никто не знает, – сказал он, глядя на пододеяльник, за которым Молли немедленно скрылась при его появлении. – Про рубины никто не слышал, а я вроде тоже никому не говорил. Слушай, Молли, у тебя вид прямо… больной. Ты тут не появляйся пока, ладно? Сама знаешь, как все боятся какой-нибудь заразы, так что ты иди к своей хозяйке, а? Я тебя найду, если новости будут.
Молли, похоже, почувствовала нечто вроде того, что ощутил я, когда Гарольд при виде меня рухнул с крыльца и сбежал. Когда ты нравился кому-то здоровым и красивым, не факт, что понравишься таким вот страшным. Меня жизнь к этому уже подготовила, но Молли, похоже, новость подкосила.
Деревенщина Флинн, впрочем, таких тонких материй не понял и с облегчением скрылся. Молли безнадежно села на край табуретки, бо́льшую часть которой занимал медный таз. Скрывать своих чувств она не умела совершенно, и в данный момент выглядела прямо-таки убитой. Я хотел как-нибудь съязвить, но, говорят, даже в боксе не бьют тех, кто уже упал.
– У тебя тут какие-то друзья или родственники есть? – спросил я.
– Нет. Все в Ирландии. Это я ради них, им очень деньги нужны. Я так их люблю! И не увижу больше. Ладно, поделом мне. – Она встала. – Идемте.
Мы выбрались на улицу так же незаметно, как и вошли. Краем глаза я успел увидеть, что Флинн сидит с какой-то другой – вполне живой – девчонкой под боком, обнимает ее за плечо и что-то взволнованно рассказывает. Ох, Молли. У меня даже настроение немного поднялось. Во-первых, не у одного меня в жизни фиаско по всем фронтам, во-вторых, наблюдать сцену счастливого воссоединения влюбленных мне было бы гораздо грустнее, сам-то я радостями любви насладиться не успел.
В переулке было холодно и пусто. Если безумный джентльмен-вредитель, устроивший тут этот рассадник преступности, существовал, место он выбрал как нельзя лучше. На этой улице было много заброшенных зданий с заколоченными окнами, а в остальных жила беднота, которой дела ни до чего нет. Молли опустилась на землю и прислонилась спиной к кирпичной стене убежища, в котором ей не очень-то обрадовались. Я тяжело опустился рядом, держась за стену, чтобы не завалиться слишком резко. Сидеть, как парочка нищих, просящих подаяния, было не очень-то приятно, но стоять уже было трудно: странное чувство, будто в суставы насыпали песка.
– Хозяйка вечно про эти рубины трещала. Показывала мне, будто и не думала, что я могу их украсть, – горестно сказала Молли, глядя, как мелкие снежинки подскакивают в воздухе. – Ей их муж подарил. Такие красивые! Зачем я согласилась их украсть? Потому и не ропщу на свою смерть, заслужила я это.
Ох, так вот в чем дело. А я-то уже решил, что бедняки обладают каким-то тайным знанием о том, как умирать тихо и ни на что не жалуясь.
– Я все думала, кто-то нарочно меня подстерегал, знал, что у меня с собой, а теперь думаю: вдруг это просто уличная кража? Как будто в Лондоне мало воров, кроме нас! И к вам просто влез кто-то, мы уже не узнаем кто, и нет никакого смысла. – Она закрыла глаза, прижимая к себе сумку. – Я вещи выкопала заранее, думала, вдруг сил потом не хватит. Передадите их хозяйке? А потом ступайте, найдите себе другое дело. Помирать буду.
– Вот еще, – фыркнул я. – Я туда тоже не дойду, это далеко.
Может быть, не такой уж плохой идеей будет провести остаток жизни, созерцая кирпичную стену. И тут меня осенило.
– Идем в полицию? Я слышал, они умеют искать преступников.
Она мрачно глянула на меня, но хоть стала выглядеть немного поживее.
– Ни за что. Ваша английская полиция нашего брата терпеть не может. К тому же им доказательства нужны, а у меня их нет. Что я скажу? «Я обокрала хозяйку, и тут меня кто-то убил»? Они меня саму арестуют!