– Идем. Плана у меня, если честно, нет. – Я вздохнул. – Буду просто действовать разумно. Как говорится, «думай как ирландец, поступай как три стакана назад».
Молли недоверчиво нахмурилась, а потом хохотнула:
– Ого, вы запомнили! Может, и в Ирландию однажды съездите, а?
– Не думаю, – ответил я.
А потом взял с кресла шаль леди Бланш и накинул ей на плечи: не хватало еще, чтобы вся улица любовалась ее голыми синеватыми руками.
– Ух, какой вы галантный, – хихикнула Молли, опять усмотрев в моих действиях намерения куда лучше, чем они были на самом деле.
Я оставил рубиновое ожерелье на столике, закрыв отделение для камня, – теперь ничто не намекало на то, что это отделение вообще существует. На секунду мне стало жаль, что я так плохо помню Вернона Роуза. Что за человек придумает спрятать одну ценность в другую? Не боялся ли он, что рубины украдут? И еще множество вопросов без ответа. Как жаль, что с мертвыми никак не поговорить и все их загадки остаются без ответа навсегда. Вот, например: мой отец, как оказалось, был не таким уж плохим человеком, несмотря на покореживший его душу ирландский камень, – так отчего же тепла ему хватало на всех, кроме нас с Беном?
– И папенька ваш галантный был, – прошептала Молли, словно прочитав мои мысли, пока мы пробирались сквозь тихий темный дом. – Я знаете как тряслась, когда в Лондон приехала? Вообще-то я и ехать сюда не хотела, домоседка я, люблю в огороде копаться, приключения все эти – не по мне. У меня семья замечательная, а уж страна и вообще лучшая в мире! – Она мечтательно вздохнула. – Но нам так сильно деньги были нужны, я и подумала: поеду в Лондон, спасу своих. Там, говорят, все богатые, работы полно, а я не бездельница! Приехала, а все совсем не так. Сижу в Фоскаде, трясусь, друзей нет. Во Флинна я сразу влюбилась, а он и внимания на меня не обращал. Теперь-то я понимаю, почему он мной заинтересовался, когда я в богатый дом устроилась, а тогда такой дурой была! В общем, мне ужасно страшно и грустно было. А Добрый Джентльмен однажды пришел раздавать овощи и подарки, заметил меня и говорит: идем, у меня есть для тебя подходящее место. И в этот чудесный дом привел, к чудесной леди. Такой уважительный мистер! Не лапал, ничего такого. Я тогда подумала: везет же его детям!
Я вздохнул, но промолчал. Молли, похоже, наконец сообразила, что разговоры об отце для меня – как нож острый, и сменила тему:
– Вы уверены, что этот граф вам камень отдаст? Судя по всему, не очень-то он добрый.
– Не добрый и не отдаст. Но я буду делать то, что получалось у меня при жизни лучше всего.
– Красоваться?
– Нет, – возмутился я. – Убеждать! Вести дипломатические переговоры. А ты будешь… М-м… Меня морально поддерживать.
– Ясно… – протянула Молли, которая, судя по всему, понятия не имела, что значат слова «дипломатический» и «морально».
Мы вышли на улицу. Снежная буря разгулялась только сильнее – последний отчаянный порыв зимы перед надвигающейся весной. Шагая по родному кварталу с Гарольдом, я чувствовал тревогу и страх, мне было стыдно перед всеми, кто видел меня рядом с ним. А сейчас я чувствовал себя прекрасно. Вот как действует компания себе подобных!
Снегопад надежно скрывал нас от прохожих: обычная парочка, разве что слишком легко одетая. Я жестом предложил Молли взять меня под руку. Она недоверчиво покосилась на меня, потом торжественно положила ладонь на мой локоть и пошла, выпятив грудь и едва не обгоняя меня. Видимо, так она изображала важную даму. Я улыбнулся.
Такого мира на душе, как в эти десять минут пути между домом леди Бланш и особняком графа Ньютауна, я, кажется, никогда в жизни не чувствовал. Мир видится таким прекрасным, когда знаешь, что вот-вот его покинешь: парящие в воздухе пушистые хлопья снега, туманные огни фонарей, звонкий стук лошадиных копыт на мостовой, чья-то рука на твоей руке. Я сжал невзрачный камешек в кармане сюртука.
Вот бы сработало.
Какой сегодня день, я понял еще до того, как войти в ярко освещенный особняк. Кареты въезжали в ворота со всех сторон, желающих было столько, что гостям приходилось ждать своей очереди на вход. Похоже, сегодня пятница, тот самый большой бал. На секунду мне стало стыдно за свой вид: как я туда зайду? Но потом я разозлился: в этом виноват хозяин дома, вот пусть и заглаживает свою вину, хочет он того или нет.
Придерживая руку Молли на своем локте, я проскользнул сквозь толчею у входа и направился прямо к двери. И тут путь мне заступил Роджер: тот самый привратник, который требовал от меня приглашение в первый визит.
– Прошу ваше приглашение, сэр и леди, – сказал он. Да что ж такое! – И где же ваши маски?
Он стоял в ярко освещенном холле, глядя оттуда на многочисленных гостей, высаживающихся из карет под снегопадом. Неудивительно, что видно ему было не очень хорошо. Я это исправил: подошел вплотную, едва не упершись в него носом. У меня не было времени на расшаркивания.
Кажется, Молли была права, и вид у меня стал уж совсем плох. Я надеялся, что Роджер сейчас упадет в обморок, и мы сможем спокойно пройти, но вот что значит профессиональный слуга: он побледнел, даже немного позеленел, но все равно выдавил:
– П-приглашение.
– Послушай, Роджер, – сказал я, маяча у него прямо перед лицом. – Мы уже виделись, хоть меня, наверное, и трудно узнать. Дело в том, что мы с этой девушкой – призраки. Потрогай. – Я бесцеремонно взял его за запястье своей ледяной дланью. Бедный Роджер содрогнулся всем телом. – Твой хозяин весьма плохой человек, и мы пришли мстить ему. Если не поможешь, духи тебя покарают. Нам надо тихо зайти в дом, а для этого требуются маски, – я вижу, тут намечается маскарад. Будь другом, достань нам две.
Роджер нервно кивнул, отошел к столику и дрожащими руками взял оттуда пару масок – видимо, для гостей, которые не озаботились принести свои собственные.
– Благодарю тебя, – сказал я, забрав черные бархатные маски, и в приступе вдохновения подмигнул ему. – Ты славный парень, жить будешь долго.
Я потянул за собой Молли, и мы оказались в холле. Молли глазела вокруг, как ребенок: богатый дом она уже видела, а вот столько богатых красивых людей одновременно – вряд ли. Мне пришлось вертеть ее, как колоду, чтобы надеть на нее маску, а потом завязать ленты на затылке. Со своей пришлось кое-как справиться самому – Молли приклеилась взглядом к группе дам в мехах и расшитых жемчугом масках, которые поправляли прически перед огромным зеркалом.
Дамы меня сейчас волновали меньше всего. Нужно было срочно найти Гарольда – камень, конечно же, в доме, но нечего и думать о том, чтобы найти его без участия хозяина.
Здесь мало что изменилось с моего прошлого визита: повсюду хохот, наряды, шампанское, музыка, но почему-то все это больше меня не прельщало, даже веселье казалось мрачным. Я покосился на Молли – ее искренний восторг теперь казался мне симпатичнее, чем блеск вокруг. Она не знала, как себя вести, и держалась поближе ко мне – это тоже было приятно. В ее компании мне было спокойно. На нас поглядывали, но, скорее всего, из-за старого и немодного наряда Молли, покрытого землей, и ее уныло распущенных по плечам волос. Вокруг было царство широких рукавов и широких юбок, тонких талий и локонов по обе стороны лица. «До чего же дурацкая мода, – подумал я. – Ширина рукавов в этом сезоне просто смехотворна, это же дамы, а не лодки с парусами!»
Я сразу направился к тому балкончику, где застал Гарольда в прошлый раз, – как будто он стоит и ждет меня! – но там, конечно, было пусто. Мы успели пройти еще через пару залов, когда Молли сильнее сжала мой локоть, потом еще сильнее. Я думал, это от восхищения интерьером, а потом глянул на нее и испугался. Побледнеть она уже не могла, некуда было, но я сразу понял, что ей нехорошо. Она накренилась и закашлялась. На платье выплеснулось немного бледно-розового раствора. Мы отчаянно посмотрели друг на друга.
– Что-то мне… Немного… – Она начала оседать на пол, и я подхватил ее, постанывая от усилий.
– Нет уж. Нет! – пробормотал я.
Глаза у нее стали мутные, голова начала клониться на грудь. Бен говорил, что наша полужизнь может закончиться в любой момент, но я не ожидал, что это произойдет так внезапно. Молли сильнее меня, а я ведь еще держусь на ногах!
– Вот теперь помираю, – хрипло сказала она. – Дух-помощник из меня получился так себе, простите великодушно.
Рядом с нами остановился слуга в расшитой серебром ливрее.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросил он с вопросительной и немного брезгливой гримасой: он явно не одобрял нашего вида и поведения.
– Моя дама немного перепила шампанского, не стоит беспокоиться. – Я с трудом поставил ее прямо.
Слуга потянулся к ней, чтобы тоже поддержать, но я не позволил. Она была ну очень холодная, он бы сразу понял, что с ней что-то не так, и поднял крик. Нельзя было этого допустить.
– Ничего, я сам уложу ее где-нибудь, пусть отдохнет. Где есть тихая комната?
– Вот за этой дверью. Пройдите через музыкальный зал, там будет библиотека, – окинув нас подозрительным взглядом, ответил слуга.
Кое-как передвигая ноги, я протащил Молли через музыкальную комнату. У рояля теснилась веселая компания, два юноши в четыре руки играли бодрую мелодию под восхищенные смешки остальных. На нас внимания не обратили, и мы беспрепятственно проползли в пустую библиотеку. К счастью, в такой дивный вечер гостям было не до чтения. Я уронил Молли на узенькую софу. Как и я, она так исхудала, что вполне там поместилась.
– Эй, – выдохнул я, наклонился и стащил с нее маску. – Молли?
Она мокро закашлялась, изо рта снова выплеснулся красноватый раствор: я успел испугаться, что он с примесью крови, потом вспомнил, что цвет добавил Бен в своем последнем эксперименте. Эксперимент, судя по всему, успехом не увенчался: Молли кашляла и кашляла, выплевывая раствор. Платье на груди все промокло. Я сел на край софы. Мне было страшно.
– Что-то мне не… Не очень. Простите. Помочь вам хотела, – прошептала она. – Идите. Я немного… полежу. – Голос у нее был надтреснутый и сухой, а губы, наоборот, мокрые. По шее катились капли раствора. – Если вдруг я… Если что… напишите моим… родителям… в Ирландию. А то ждать меня… будут.