Часа через полтора ко мне заглянула Молли. Вид у нее был совсем не тот, что вчера: она вымылась, отмыла волосы, вполне прилично уложила их в прическу, а также надела очередное платье моей матери, на этот раз – бледно-розовое, зимнее, с длинными рукавами и высокой талией, модной в начале века. На голове у нее красовалась небольшая шляпка.
– Доброе утро, вы живой? – заулыбалась Молли. – Проснитесь и пойте, мистер! Я воды натаскала.
Она распахнула дверь и втащила в спальню кадушку, расплескав немного на платье и себе на ноги.
– Я вам такое сейчас покажу! Ух, как холодно, оказывается, на улице-то! Платье я из комнаты вашей матушки принесла, вы ж разрешили в тот раз, но верхней одежды не нашла, поэтому какой-то плащ из прихожей взяла, ваш, наверное. Сбегала сначала к реке за водой, а потом в город, еды купить. Чай, хлеб и все такое. А там что творится!! Продавец бледный был, вот прямо как вы, и ружье у него около прилавка стояло. «Мисс, – сказал он мне. Это меня так назвал, представляете? – Мисс, газеты уже почти закончились, берите, что осталось». И бумажки мне дает, газеты, стало быть. Я и взяла – выто вроде читать умеете! А он мне все на словах рассказал. Жуть какая! Вот, держите, там, наверное, все написано.
Молли швырнула мне на кровать стопку газет. Я хотел отругать ее – газеты надо подавать аккуратно, – но тут увидел заголовок «Таймс» и обо всем забыл.
«СТРАНУ НАВОДНИЛИ ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ. ПРОИСКИ ДЕМОНОВ ИЛИ ПРИРОДНОЕ ЯВЛЕНИЕ?»
Не ожидая ничего хорошего, я взял газету «Фигаро в Лондоне»: «ПРЕДВЕСТНИКИ АПОКАЛИПСИСА УЖЕ СРЕДИ НАС». Час от часу не легче!
«Пенни»: «ОТ ШОТЛАНДСКИХ БОЛОТ ДО БЕЛЫХ СКАЛ ДУВРА. ОНИ ПОВСЮДУ».
«Сатирик»: «ВСЕ ПРОЯСНЯЕТСЯ: ВЕЧЕРОМ СЕМНАДЦАТОГО МАРТА ВОССТАЛИ ВСЕ, КТО УМЕР ЗА ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ СУТКИ».
«Эпоха»: «УЧЕНЫЕ В НЕДОУМЕНИИ, СТРАНА В УЖАСЕ. КТО ЗА ЭТО ОТВЕТИТ?»
И все это – в сопровождении иллюстраций, на всех примерно одно и то же: бредущие куда-то люди с пустыми глазами. Я подавленно уставился на ворох газетных листов. Дела были куда хуже, чем представлялось мне с вечера. Пострадал не только наш квартал. И не только Лондон.
Но был еще один, куда более мелкий и практический вопрос, который также меня волновал.
– А где ты взяла деньги? – поинтересовался я у Молли.
– Что? – невинно переспросила она.
– Деньги. На покупки и газеты.
Она покраснела. Прямо-таки отчаянно побагровела.
– Да я это… Ну, просто легла вчера спать в одной из комнат, а там такое зеркало красивое. Я на себя любовалась-любовалась – как же хорошо быть живой! – а потом взяла его к свету поближе, как-то на раму нажала, а там ящичек открылся, и оттуда прямо целый клад выпал!
– И ты решила взять его, не спрашивая разрешения хозяев дома? – уточнил я.
– Да возьмите вы свои деньги, ничего я такого не сделала!
Она сердито и сконфуженно запустила руку в карман платья, вытащила пригоршню монет и высыпала на стол. Но по тому, как висел карман, мой натренированный взгляд различил, что пару тяжелых монет она оставила.
Я почувствовал укол тревоги. Отец ведь писал: во взрослых после возвращения проявляются худшие качества. Что, если я совершил ошибку, прямо как тот ирландец, который вернул к жизни Гарольда? Молли ведь была воровкой, как ни крути. Вдруг, вернувшись, она ею и останется или станет еще чем похуже? Но я тут же отбросил эти мысли. Где Гарольд – и где Молли. Даже думать об этом смешно.
– Ладно, прощаю, – сказал я. – Но в следующий раз спрашивай разрешения.
Она виновато кивнула, и я ее отпустил. Меня заботил еще один практический вопрос – с того самого момента, как Молли упомянула о зеркале. Я вылез из постели и с содроганием приблизился к зеркалу, стоящему в моей комнате.
Из зеркала на меня смотрел тот, от кого я еще недавно в ужасе сбежал бы, но сейчас был рад видеть, как старого друга. Серый, безжизненный, немного перекошенный – безусловно, но уже хотя бы не иссохший. Волосы непередаваемо грязные. Кожа шелушится.
– Ладно, сойдет, – сказал я сам себе.
Неплохо, что Молли принесла воды, – этого джентльмена определенно пора было привести в порядок. Я разделся. Пальцы гнулись неплохо, прямо-таки пугающе неплохо, и с пуговицами я легко справился. Намочил полотенце и начал осторожно протирать свое вопиюще некрасивое тело, да еще и изуродованное шрамом через всю грудь и живот. Ну ничего, бывает и хуже. Тела я больше не боялся – я был ему благодарен за то, что оно все еще работает. Я протер всего себя, потом вымыл волосы с мылом, наклонившись над умывальным тазом. Причесался. Нанес на кожу увлажняющий крем, который заказал, вернувшись из пансиона. Обрызгал себя духами. Приоделся, тщательно подобрав наряд так, чтобы он не очень висел, – жаль, некому подшить мой гардероб.
Я спустился вниз – и с трудом узнал первый этаж. Он сиял чистотой. Из столовой доносилось позвякивание фарфора, и я пошел туда. Весь бардак, оставленный ирландцами, был убран, портрет отца, который я оставил прислоненным к окну, снова висел над камином. За столом сидел выспавшийся, умытый и одетый в собственную чистую одежду Бен. Он читал газету – сколько же газет продал Молли лавочник?! – перед ним дымилась чашка чая и лежали щедрые ломти свежего хлеба, намазанные вареньем. Картина была удивительно мирной и уютной. Увидев меня, Бен виновато, криво улыбнулся и тут же снова скрылся за газетой.
– Что пишут, Бен? – с нажимом спросил я.
– Эй. У чая странный вкус, – нарочито беспечным голосом сообщил он Молли, игнорируя мой вопрос.
Я подошел и сел за стол, на то место, где обычно сидел наш отец.
– Так я воды из реки натаскала, доктор. Мало ли чего там водится.
– Я бы не советовал пить воду из Темзы, – сказал Бен, тут же смягчившись при слове «доктор». – Даже кипяченую.
Молли только отмахнулась.
– Ох, да что со мной будет! Я теперь ничего не боюсь.
– А вот это неправильно, – назидательно сказал Бен, блестя стеклами пенсне. – Живое тело надо беречь. Это ценность. И мое – тоже ценность. Если честно, я беспокоился в основном о нем.
– Ладно, – неохотно согласилась Молли. – И откуда вы тут воду брали? Водную скважину в саду я видела, да только забилась она, надо бы трубу почистить.
– Бен, что пишут в газетах? – сурово перебил я их водную дискуссию.
– Масштабы моего эксперимента превзошли ожидания, – признал Бен, опять уткнувшись в газету. – Мертвецы вчера воскресли по всей Великобритании. К счастью, только те, что умерли за последние сутки! И они не агрессивны, просто… бродят.
– О, ну тогда ничего страшного!
– Вот и я так думаю! – Бен выглянул из-за газеты, довольный, что я не злюсь.
– Я шутил, Бен! – прошипел я. – Конечно, это страшно! Ты что, совсем чокнутый? Что нам делать?! Это ведь наша вина!
Взгляд у Бена просветлел.
– Буду их изучать! Уверен, что выясню много нового.
Я тихо застонал и обхватил голову руками. Больше всего мне хотелось запереться тут, дома, раз уж здесь теперь так чисто, но уж чему меня и научили события последних дней, так это смотреть правде в глаза. В данный момент она состояла в том, что мы заварили кашу, а значит, нам ее и расхлебывать. И в глубине души я знал, как поступить, пусть мне очень этого не хотелось.
Несколько секунд я колебался, потом заставил себя произнести это вслух:
– Мы не можем все так оставить, Бен. Давай отвезем трилистник в Ирландию, вернем туда, откуда его забрал Гарольд, в ту деревню. Может, это упокоит мертвецов? В любом случае наверняка в деревне остался кто-то из тех, кто хранил танамор. Они подскажут, что делать.
– Не поеду я ни в какую Ирландию, вот еще! – запротестовал Бен. – Тут столько материала для изучения!
– Идея хорошая, сам подумай. Вдруг, если танамор вернется на место, его силы иссякнут?
– А ты мне докажи это с научной точки зрения.
– Не буду я тебе ничего доказывать. Мы должны хотя бы попытаться. И еще кое-что: ты что, хочешь и дальше хранить трилистник и ждать, пока он лишит тебя твоего выдающегося ума? В общем, ты едешь со мной. Я буду за тобой присматривать.
– Ни за что, и не проси. Я остаюсь здесь и продолжаю исследования.
– Я хочу, чтобы ты поехал. Узнаешь что-то новое. Ученые должны много знать, а?
– Не поеду я никуда!
Я открыл рот, чтобы продолжить спор, но тут в саду зазвенел колокольчик – тот, что оповещал о появлении гостей у ворот.
«Гарольд, – обреченно подумал я. – Опять».
Никто, кроме меня, не собирался выяснять, кто там пришел: Бен и Молли замерли, словно решив, что, если не будут двигаться, визитеры уйдут, – но я после своих приключений уже даже Гарольда не боялся и решительно подошел к окну.
И тут же развеселился.
– Бен, к тебе, – сказал я.
Тот нехотя подошел к окну, выглянул – и тут же присел, прячась.
– Меня нет дома.
– О, ты еще как дома, – злорадно сказал я, еще раз глянув через окно на Майкла Фарадея, который стоял вдалеке, у ограды, и сердито дергал за шнур звонка.
Потом ему это надоело, он толкнул ворота и зашел. Опять мы оставили их незапертыми – как всегда. Ну когда мы уже научимся запирать их, у нас вообще есть ключи?!
Через минуту раздался гневный трезвон дверного колокольчика, и сразу же открылась входная дверь. Я решил, что буду отныне запирать все и всегда, вот только найду ключи.
– Бен, ты дома? – спросил голос Майкла.
– Он дома, – сказал я громко, насколько мог, несмотря на протестующие гримасы Бена.
Молли начала изображать, что очень занята протиранием камина от пыли и никак не может уйти, – видимо, ей хотелось послушать интересный разговор. Майкл стремительно вошел в столовую. Бен немедленно закрылся газетой, потом спохватился, что он все-таки взрослый человек, и опустил газету на стол.
– Бен, ты в порядке? – спросил Майкл.
– В полном! – с фальшивой бодростью ответил Бен. – А это мой брат, познакомься.
– Мы знакомы. Здравствуйте, Джон. Поразительно, вы тоже в порядке! Можно вас осмотреть? Впрочем, позже. У меня есть более срочный вопрос. Бен, все это устроил ты?