— Прошу прощения, Пьетро, — извинилась Кейт. — Пожалуйста, продолжайте.
Итальянец пересказал отчет Манчини о событиях, последовавших за смертью короля Эдуарда. Почти все это Кейт было хорошо известно. Но девушку встревожило то, как Манчини воспринимал ее отца.
— Брат Доминик был убежден, что милорд Глостер спешил удалить все препятствия, отделявшие его от короны. Он верил, что герцог, снедаемый честолюбием и жаждой власти, принял решение уничтожить всех, кто стоял на его пути к захвату трона.
— Вы хотите сказать, всех, кто представлял для него угрозу? — поправила его Кейт. — Отец пытался действовать благородно и в то же время показал людям, что его со всех сторон окружают враги.
— Боюсь, брат Доминик смотрел на это иначе. Мне продолжать? — спросил Пьетро, глядя на нее с самым несчастным видом.
— Да, я хочу выслушать все, как бы неприятно мне это ни было, — кивнула Кейт. — Только тогда я смогу благоразумно взвесить все обстоятельства. Понимаете, ведь я знаю своего отца. Он очень добрый и хороший человек, не склонный к интригам. Почему брат Доминик так клевещет на него?
— На это я могу сказать лишь одно, — ответил Пьетро. — Мой друг никоим образом не был заинтересованной стороной. Он был лишь сторонним наблюдателем, к тому же весьма беспристрастным.
— Но возможно, его ввели в заблуждение и он строил свои заключения, исходя из ложной информации.
— Простите меня, мадонна, но я полагаю, брат Доминик достаточно умен, чтобы отличить правду от вымысла.
— Не представляю, как умный человек мог прийти к таким выводам! — рассердилась Кейт.
Что бы она ни говорила, какие бы аргументы против доводов Доминика Манчини ни приводила, у Пьетро неизменно находились свои контраргументы. Наверняка монах просто-напросто наслушался сплетен злопыхателей. Это надо же такое придумать о ее отце!
— Продолжайте, — потребовала она довольно холодно.
— Как вам угодно, мадонна, — почтительно произнес Пьетро. — Брату Доминику казалось, что до тех пор, пока оставались живы те, кто был предан юному Эдуарду, Глостер опасался за свое будущее. Гастингса казнили, облыжно обвинив в измене: бедняга никак не ожидал подобного от того, кого считал своим лучшим другом. После этого Глостер поднял шум вокруг лорда Дорсета, но тот благоразумно бежал на континент. Ну а потом произошло кое-что зловещее.
— Что именно? — резким тоном спросила Кейт.
— После устранения Гастингса всех слуг, которые находились при юном короле в Тауэре, разогнали, а доступ к нему запретили.
— Отец сказал, что больше не может им доверять, — возразила девушка. — Он опасался, что Дорсет подкупил их.
И вообще, откуда это стало известно брату Доминику?
— Ему об этом сказал доктор Арджентайн.
— А доктора тоже выгнали?
— Нет, мадонна, он остался — лечил распухшую челюсть молодого короля. Король страдал от боли в зубах и деснах. Герцог никак не мог прогнать врача. Но мальчик практически превратился в узника. Доктор Арджентайн доверительно сообщил брату Доминику, что Эдуард не сомневается в своей скорой смерти и, чувствуя, что его собираются принести в жертву, ежедневно ищет утешения в молитве. Бедняга не питал ни малейшей надежды и погрузился в отчаяние.
— Ну уж в это я ни за что не поверю! — воскликнула Кейт. — Отец никогда бы не допустил, чтобы Эдуард так страдал. Он же оставил ему врача! Разве это не проявление доброты? А что касается мрачного настроения моего кузена… Вполне вероятно, он опасался, что умрет, но не насильственной смертью, а от своего недуга.
— Но, мадонна, все было совершенно иначе. И доктор Арджентайн, кажется, тоже опасался, что его устранят, — возразил ей итальянец с самым несчастным видом. — И после этого герцог окружил убежище, где скрывалась королева, солдатами и вынудил отдать ему герцога Йорка. Потому что он прекрасно понимал: случись что-нибудь с Эдуардом Пятым, королем станет младший брат.
— Но мой отец опасался Вудвилей! Вот что лежало в основе всех его действий. Ребенок не может искать убежища, а потому Йорк не должен был там находиться. В руках королевы мальчик представлял угрозу для моего отца. Но королева не желала отдавать сына, и потому отец вынужден был заставить ее.
— Что ж, мадонна, вы вольны интерпретировать эти события по-своему. Но брат Доминик сказал мне, что вскоре после того, как Йорка привезли к Эдуарду, мальчиков перевели во внутренние апартаменты Тауэра, и с того дня обоих все реже видели за решетками и окнами. Иногда они появлялись в лейтенантском садике, где стреляли по бревнам.
Кейт представила себе цитадель Цезаря, это массивное белое сооружение. Мальчиков наверняка там и содержали. Говорили, твердыня эта так прочна и надежна, что бежать оттуда невозможно, как невозможно взять цитадель приступом. Так что ее отец вполне мог поместить принцев туда: учитывая, сколько плелось всяких заговоров, имевших целью вызволить Эдуарда V, это было мудрое решение.
— После этого Глостер начал вести себя как король: снял траурное одеяние и надел пурпур, — продолжал Пьетро, и Кейт вспомнила торжественный проезд отца по Лондону в великолепной пурпурной мантии. — Своих малолетних племянников он объявил бастардами. Подкупил священников, чтобы они подтвердили это, распространил какую-то надуманную историю о том, что его покойный брат Эдуард был двоеженцем.
— Вовсе не надуманную! — возразила Кейт.
— Так считал брат Доминик.
— По-моему, этот ваш брат Доминик явно не был свидетелем, заслуживающим доверия, — не отступала Кейт.
— Вполне возможно, мадонна. Но я только пересказываю то, что написал мой друг. А он утверждал, что лорды в Лондоне, узнав о союзе Глостера и Бекингема и предполагая, что власть герцогов подкреплена немалой военной силой, стали побаиваться за собственную безопасность. Они знали о судьбе лорда Гастингса, Риверса и Грея, а потому решили, что не стоит противиться призыву Бекингема признать Глостера королем. Поэтому они согласились, и Глостер захватил королевство. Брат Доминик покинул Англию сразу после коронации. Накануне отъезда он сообщил мне, что, по его сведениям, принцы перестали появляться в окнах Тауэра. Он сказал, что видел, как даже взрослые мужчины начинали плакать и причитать, сетуя, что несчастные принцы бесследно исчезли. Уже тогда появились подозрения, что мальчиков убили.
— Но это были только подозрения, — гнула свое Кейт, отчаянно пытаясь отыскать изъяны в аргументах итальянца, хотя перед глазами ее невольно встал образ плачущего лорда Стенли. — А как насчет доказательств?
— Никаких доказательств не было, мадонна. Брат Доминик написал, что ему не известно доподлинно, были ли принцы убиты, и если да, то каким образом.
— А стало быть, этот отчет основан на одних лишь слухах и домыслах, — твердо сказала Кейт. — Ваш друг вполне мог сделать из событий ошибочные выводы.
— Не стану с вами спорить, мадонна. Как я уже сказал, я лишь повторил то, что слышал. И надеюсь, что вы не будете на меня за это в обиде. — Поэт явно нервничал, прекрасно понимая, что все им сказанное можно трактовать как измену.
— Ну что вы, какие тут могут быть обиды, — ответила Кейт, в душе решив, что ни за что больше не станет проводить дни в библиотеке с Пьетро Кармелиано. В ее памяти итальянец навсегда будет связан с этой гнусной выдумкой. Да, она сама вынудила маэстро рассказать все, и он делал это с явной неохотой, но Кейт и представить себе не могла, сколь скандальную и неприятную историю услышит. И все же, несмотря ни на что, девушка свято верила в порядочность отца. Это всего лишь злобный вымысел, сказала она себе.
Когда Пьетро закончил свой рассказ, Кейт поспешила прочь и принялась осторожно спрашивать придворных, не видел ли кто из них доктора Арджентайна. Девушке отчаянно хотелось поговорить с ним, потому что он с большой долей вероятности должен был знать, живы ли еще принцы и в каком состоянии они находятся. Однако никто не смог ей ничего толком ответить. Кейт наталкивалась лишь на отсутствующие взгляды и неопределенные покачивания головой.
В конечном счете она, пересилив себя, вернулась в библиотеку. Пьетро наверняка знает, где искать доктора. Итальянец все еще сидел на прежнем месте, царапая бумагу пером.
— Я забыла спросить, — сказала она. — Где можно найти доктора Арджентайна?
Что это вдруг промелькнуло в глазах Пьетро — неужели страх?
— Зачем он вам понадобился, мадонна? — спросил он.
— Чтобы побольше узнать о моих кузенах, если уж вы не можете сообщить мне последние новости о них.
— К сожалению, тут я не в силах вам помочь. Вы опоздали на несколько месяцев. Доктор Арджентайн тоже покинул Англию сразу после коронации, и я понятия не имею, где он теперь.
— Его вынудили уехать?
— Нет, мадонна, он бежал.
КатеринаАвгуст — сентябрь 1559 года; Элтам-Палас, Нонсач-Палас и Уайтхолл-Палас
В июле пришло известие о смерти французского короля — он погиб на рыцарском турнире от удара копьем в глаз. И теперь его сын Франциск II, женатый на моей кузине — королеве шотландцев Марии, счел нужным использовать принадлежащий ей по праву королевский герб Англии. Это стало для Елизаветы смертельным оскорблением, ведь Франциск таким образом объявлял ее узурпаторшей, незаконнорожденной, не имеющей прав на корону. Неудивительно, что она моментально воспылала ненавистью к шотландской королеве.
И тут внезапно всплыло нечто такое, что убедило Елизавету, будто я для нее еще опаснее, чем Мария.
Клянусь, я об этом ничего не знала. Дружелюбный, благосклонно ко мне расположенный Фериа уехал домой, а вместо него послом назначили епископа де Квадру. И хотя епископ проявлял обходительность и не скупился на комплименты, я почему-то всегда относилась к нему с недоверием. И вот теперь обнаружилось, что меня собирались похитить и увезти в Испанию, обвенчать там с сыном короля Филиппа Доном Карлосом, после чего объявить наследницей английского престола. Я искренне возмущена. Мало того что дон Карлос — уродливый садист, склонный мучить слуг и животных, так еще к тому же Филипп, де Квадра и все остальные участники заговора предполагали, что мое согласие им заранее обеспечено.