При дворе есть дамы, которых иначе чем паскудницами не назовешь. Это они пускают слухи обо мне или высокомерно смеются у меня за спиной, воодушевленные моей явной опалой. А когда они видят у меня на запястьях новые браслеты, у них мигом появляется очередной повод для издевок, и они с удовольствием сообщают мне, что я не единственная, кто получает подобные знаки любви от лорда Хартфорда.
— Он, видать, десятки таких накупил! — хохочут они.
И это правда — я вижу, что другие дамы тоже щеголяют в похожих побрякушках.
Нед оставил меня, в глубине души я знаю это, а в скором времени я буду выставлена на позор перед всем миром.
Во дворце Больё я, вернувшись без сил после еще одной обильной трапезы, нахожу письмо, подсунутое под дверь моей комнаты. Это еще одно послание от Гарри, который явно вознамерился отомстить мне. Он пишет, что был моим другом, но теперь жалеет об этом. Он требует, чтобы я незамедлительно вернула его письма и подарки.
«Иначе, — угрожает он мне, — вынужден быть с Вами откровенным, о Вас и о Вашем распутстве станет известно всем на свете».
Я не зову ни Эллен и никого другого. Я с трудом расшнуровываю корсет, плачу, глядя на обнаженный холмик моего бедного, освободившегося от корсета живота, и понимаю, что выбора у меня не остается. Я должна идти к королеве.
КейтЛето 1485 года, замок Раглан
Несколько недель спустя в замок приходит известие о том, что королева Анна отошла в мир иной в Вестминстере. Кейт глубоко скорбит о ней, жалея, что у нее не было возможности помириться с королевой. Когда Анна высказала сомнения касательно короля Ричарда, Кейт посчитала это вероломством. Но разве у нее самой не было подозрений? Она, как никто другой, знала, насколько сильно эти сомнения мучат Анну. А после того как Кейт подслушала откровения Ричарда Герберта, эти жуткие мысли вновь возродились, и она погрузилась в еще большую тревогу, чем прежде.
Кейт боялась, что сойдет с ума, если не разберется с этим раз и навсегда. Страшные сомнения грызли ее. Она сойдет в могилу, одержимая этими мыслями. Теперь Кейт со страхом ждала известий о браке короля с Елизаветой Йорк. Если это случится, ей придется поверить, что слухи действительно имели основания. Но никаких известий не поступало. Напротив, ее единокровный брат Джон в одном из своих редких кратких писем написал из Шерифф-Хаттона, что Елизавета Йорк приехала туда вместе со своими сестрами. Это свидетельствовало о том, что никакой брак не планировался, по крайней мере, в ближайшем будущем.
Муж сказал, что король даровал им еще один источник дохода. Позднее Кейт подумала, что это, вероятно, было сделало для того, чтобы обеспечить преданность Уильяма, потому что следом за этим в Раглан пришли плохие новости. У ее отца были все основания отослать Елизавету Йорк в безопасное место на север, потому что в любую минуту ожидалось вторжение Генриха Тюдора. Уильям еще раз получил приказание защищать от него Уэльс и теперь отсутствовал все чаще — убеждал местных баронов оставаться верными королю, проверял оборонительные сооружения. Сам Ричард перебрался в Ноттингем, где он делал смотр силам, приведенным по его приказу лордами. Все королевство, казалось, спешило вооружиться.
Вот только на чьей стороне собирались воевать все эти вооруженные люди? Кейт боялась за отца, потому что слухи о таинственном исчезновении принцев значительно уменьшили число его сторонников — это было ясно. Сам Уильям, заезжая ненадолго домой, выражал сомнение в преданности знатнейших лордов, потому что некоторые из них уже переметнулись к Генриху Тюдору.
— Король слишком полагается на Норфолка, Нортумберленда и Стенли, — сказал он. — Но я бы не доверял Стенли. Его жена — мать изменника.
— Но в преданности Норфолка нет сомнений, — возразила Кейт. — А как насчет Нортумберленда?
— Кто может сказать наверняка? Будем надеяться, все они станут поддерживать короля, когда придет трудный час.
— Неужели будет сражение? — с тревогой спросила она.
— Несомненно. Если только прежде Генриха Тюдора не убьют или не похитят. Я обороняю побережье, так что высадиться здесь, на юге, он не сможет. Но чтобы дать сражение королевским силам, Тюдору придется пройти через Уэльс или Англию, и кто знает, что может случиться по пути.
— Я молю Бога, чтобы кто-нибудь из преданных подданных положил конец его злобным козням! — воскликнула Кейт. — Не могу больше выносить эту неопределенность!
Уильям снова уехал — теперь он совершал постоянные инспекции вверенной ему территории: проверял, чтобы все, насколько это возможно, было надежно и безопасно и чтобы люди, которых он привлек, собрал и обучил, были готовы, а их командиры держались начеку. Кейт редко видела мужа. Они с графиней занимались подготовкой замка к осаде на тот случай, если Генрих Тюдор пойдет этим путем. Возможно, это была пустая трата сил, думала Кейт, просматривая с мажордомом очередной длинный список припасов, но рисковать они не хотели.
Стоял жаркий август. Трава пожухла под палящим солнцем, реки пересохли. Людям в доспехах сражаться в такую погоду будет нелегко, беспокоилась Кейт, от души надеясь, что до этого дело не дойдет.
От ее брата Джона пришло еще одно письмо. Написано оно было в восторженных тонах — и тому имелись основания, потому что мальчику предстояло отправиться в Кале, последний оплот Англии во Франции. И хотя он был еще слишком юн — всего одиннадцать лет, — чтобы исполнять возложенные на него обязанности, но собирался обучиться под руководством тех, кто пока что выполнял их за него.
«Представь, дорогая сестра, — писал он, — твой брат — капитан Кале».[67]
Уильям вернулся домой в дурном настроении.
— Я ненадолго. Генрих Тюдор высадился в Милфорд-Хейвене! — сообщил он. — Кармартен и Брекон остаются верными королю, но я опасаюсь, что некоторые изменники уже перебежали к Тюдору. Я отправил курьера на быстром скакуне предупредить короля Ричарда о вторжении.
Волна страха захлестнула Кейт. Он все же наступил, тот страшный день, которого они все опасались.
— Помоги мне Господь. Я не сумел помешать этим предателям пересечь реку Пембрук и присоединиться к Генриху Тюдору, — бушевал Уильям, громко топая по залу. — Я немного опоздал. Но, по крайней мере, я заблокировал южный проход в Англию. Однако этот мерзавец продвигается на север, а потому я снова должен тебя оставить. Сделаю все возможное, чтобы его перехватить. Мне и моим людям только и нужно что немного провизии и запас стрел.
— Будь осторожен, сын мой, — требовательным тоном сказала графиня. — Я буду все время молиться, чтобы ты вернулся живым, здоровым и с хорошими вестями.
— Да поможет вам Господь, милорд, — добавила Кейт с необычной сердечностью: ведь это ее отца отправлялся защищать Уильям.
КатеринаАвгуст 1561 года; Ипсуич, Саффолк
Благодарение Господу, королева пребывает в благостном настроении, ибо провела сегодня превосходный день в Ипсуиче, где встречалась с местными старейшинами и простыми горожанами. В великолепный дом сэра Эдмунда Уизипола, где остановился двор, она вернулась в хорошем расположении духа. Называется этот дом Крайстчерч-Мэншн; прежде тут был монастырь, но Генрих VIII ликвидировал его. Сегодня здесь мало что осталось от прежних монашеских времен. На стенах — дорогие дубовые панели, в комнатах — роскошные резные кровати, стулья и столы, а ужин нам подают на позолоченной серебряной посуде. Ее величество довольна гостеприимством сэра Эдмунда, и того буквально распирает от гордости, когда он слышит ее похвалы. Я молю Бога, чтобы хорошее настроение Елизаветы сохранилось до того времени, когда я заявлюсь к ней, чтобы начистоту рассказать о своем непростом положении.
Мне кусок не лезет в горло. Шнуровка корсета натянута до предела, и я знаю: долго скрывать мое положение не удастся. У меня нет выбора: только во всем признаться и воззвать к милосердию ее величества.
Как только моя госпожа королева удаляется к себе на ночь, я спешу в выделенную мне превосходную комнату и достаю из дорожного сундука маленький серебряный ларец, с которым никогда не расстаюсь. Я роюсь в его содержимом в поисках документа, выданного мне Недом через несколько дней после нашего венчания, — это доказательство того, что между нами был заключен брак, и я собираюсь показать его королеве. К своему ужасу, я не нахожу этой бумаги. Я лихорадочно снова все перетряхиваю, но документ словно в воду канул. Что же делать? Сердце мое колотится — мне страшно.
Я в последнее время часто вспоминала, как Нед еще давно говорил, что нужно привлечь на нашу сторону влиятельных людей. Словно за соломинку, я цепляюсь за эту идею. Однако при этом боюсь, как бы не сделать еще хуже.
Нед считал, что неплохо бы обратиться к лорду Роберту Дадли, но мне стыдно признаться во всем мужчине. Это должна быть дама, хорошо знакомая и дружески ко мне расположенная, хотя таких теперь осталось всего ничего.
Я останавливаю свой выбор на миссис Сентлоу — камер-фрейлине королевы, женщине богатой и решительной, обладающей сильным характером и имеющей влияние на королеву. «Скала в море» — так отзываются о ней окружающие. Бесс Сентлоу, в девичестве Хардвик, прежде была просто фрейлиной и хорошей подругой моей матери; я знала ее с семи лет. Это, несомненно, дама очень разумная, надежная и добросердечная, хотя и, что греха таить, несколько властная. Но меня она всегда любила, даже попросила стать крестной ее дочери Элизабет, а когда я стала жить при дворе, приглядывала за мной материнским оком.
Бесс мне поможет, я в этом уверена! И почему мне раньше не пришло в голову ей довериться?
Я дожидаюсь, когда двор затихнет, и стучусь в дверь ее спальни.
— Кто там? — кричит она пронзительным голосом.
— Это я, Катерина Грей, — отвечаю я как можно тише.
— Входите, милочка, — откликается Бесс.
На столе горит свеча, а сама Бесс в ночной сорочке сидит на кровати с конторской книгой на коленях. Ее длинные рыжие волосы разметались по плечам, а расшитый чепец подвязан под подбородком.