I
Мики был озабочен. Он сидел в гостиной клуба «Коуз», курил сигару и размышлял, чем же он обидел Эдварда. В последнее время Эдвард его избегал, не посещал клуб, не заезжал в заведение Нелли и даже не появлялся в гостиной Августы к чаю. Мики не видел его уже целую неделю.
Он спросил Августу, в чем дело, но она сказала, что не знает. Она и сама как-то странно держалась с ним, и он подозревал, что они что-то скрывают от него.
Такого не было двадцать лет. Правда, Эдвард порой обижался на него за что-то, но дулся не более дня-двух. Сейчас это было серьезнее, что ставило под угрозу получение денег для гавани Санта-Марии.
За последние десять лет Банк Пиластеров выпускал кордовские облигации примерно раз в год. Какая-то часть полученных денег пошла на строительство железной дороги и развитие шахт; какие-то просто представляли собой заем правительству Кордовы. Все они прямо или косвенно способствовали увеличению благосостояния семейства Миранда, и Папа Миранда теперь считался самым влиятельным человеком в Кордове после президента.
Мики получал свою долю за все, хотя в банке об этом никто не знал, и его личное благосостояние также увеличилось. Кроме того, умение добывать деньги делало его одной из ключевых фигур в политической жизни Кордовы и наследником отца, что уже не ставилось под сомнение.
А сейчас Папа задумал переворот.
Он уже разработал план. Преданные ему вооруженные отряды приедут с юга и осадят столицу. Одновременно будет осуществлено нападение на Мильпиту, обслуживающий столицу порт на Тихоокеанском побережье.
Но переворот стоил денег. Папа приказал Мики сделать самый большой заем, два миллиона фунтов стерлингов, на которые собирался закупить оружие и снаряжение для гражданской войны. В награду он пообещал Мики пост премьер-министра, когда сам станет президентом, и даже назначить его своим преемником после смерти.
Это был предел мечтаний Мики. Он вернется на родину героем-победителем, наследником трона, правой рукой президента. Все остальные родственники будут ему завидовать, в первую очередь старший брат, что еще более радовало.
А теперь из-за Эдварда дело принимало рискованный оборот. Эдвард – ключевая фигура всего плана. Чтобы упрочить авторитет и власть Эдварда в банке, Мики предоставил Банку Пиластеров неофициальную монополию на торговлю с Кордовой. Замысел его сработал, и Эдвард стал старшим партнером, чего он никогда бы не добился без помощи Мики. Но за все это время никакие другие лондонские финансисты Кордовой почти не занимались, и сейчас никакой другой банк не предоставил бы ему такой огромный кредит и не стал бы вкладывать в Кордову, не зная, чем это обернется. К тому же после отказа со стороны Банка Пиластеров все относились бы настороженно к любому предложению Мики. Мики уже пытался взять деньги в других банках, но ему всегда отказывали.
Поэтому странное поведение Эдварда его крайне беспокоило. Из-за этого Мики даже не спал по ночам. Кроме Августы, обратиться ему было не к кому, он ведь сам был лучшим другом Эдварда.
Размышляя над ситуацией, Мики заметил Хью в вечернем костюме. Сейчас, в семь часов вечера, Хью сидел за столиком с бокалом вина и, вероятно, собирался ужинать.
Хью Мики не нравился, и он знал, что это чувство взаимно. Тем не менее Хью мог что-то знать, и, спросив его, Мики ничего бы не потерял. Поэтому он встал и подошел к столику Хью.
– Добрый вечер, Пиластер!
– Добрый вечер, Миранда.
– Не видел в последнее время Эдварда? Похоже, он куда-то исчез.
– Он каждый день бывает в банке.
– А, ну да, – замялся Мики.
Хью не предлагал ему сесть рядом, и он сам спросил:
– Можно мне присоединиться?
Не дождавшись ответа, Мики сел рядом с Хью и, понизив голос, спросил:
– Ты, случайно, не знаешь, чем я мог его обидеть?
Хью задумался и ответил:
– Ну что ж, могу ответить. Эдвард узнал, что ты убил Питера Миддлтона и что ты врал ему все эти двадцать четыре года.
Мики едва не подскочил на месте. Откуда он узнал? Этот вопрос вертелся у него на языке, но он понял, что, задав его, он признается в своей вине. Поэтому он изобразил возмущение и резко встал.
– Ты еще пожалеешь о своих словах, – сказал он и вышел из комнаты.
Чуть позже он осознал, что никакой опасности со стороны полиции нет, как и прежде. Никто бы ничего не доказал, и за давностью лет никто бы не стал заново возбуждать почти забытое дело. Настоящая опасность – это то, что Эдвард откажется давать ему два миллиона фунтов, которые были так необходимы его отцу.
Нужно во что бы то ни стало убедить Эдварда. А для этого встретиться с ним.
Этим вечером он должен был присутствовать на дипломатическом приеме во французском посольстве и на ужине с некоторыми членами парламента из консерваторов, но на следующий день в обед он отправился в заведение Нелли, разбудил Эйприл и уговорил ее отослать записку Эдварду. В ней она пообещала устроить ему «нечто особенное», если вечером тот приедет в бордель.
Мики снял самый лучший номер и заказал любимицу Эдварда, Генриетту – худенькую девушку с короткими черными волосами. Он приказал ей переодеться в мужское платье с цилиндром. Такая одежда всегда возбуждала Эдварда.
В половине девятого вечера он сидел и ждал, попивая бренди. В комнате с большим камином стояла огромная кровать с балдахином, два дивана, обычный умывальник. На стенах висели картины, на которых был изображен санитар в неприличных позах с трупом красивой девушки в морге. На Мики был только шелковый халат. Рядом на диване сидела Генриетта.
– Тебе нравятся картинки? – спросила она, скучая.
Мики пожал плечами, но ничего не ответил. Ему не хотелось разговаривать. Девчонка его совершенно не интересовала. Сексуальный акт для него всегда был механическим процессом. Его более возбуждала власть, которую он давал. Его пьянила мысль, что мужчины и женщины попадают под его влияние и делают все, что он захочет. Даже его юношеская страсть к Августе была отчасти желанием укротить норовистую дикую кобылицу.
С этой точки зрения Генриетта ничего не могла ему дать: овладеть ею не составляло никакого труда, пользы от нее никакой, как и никакого удовлетворения в унижении проститутки. Мики курил сигару и думал, придет ли Эдвард.
Прошел час, затем другой. Мики начал терять надежду. Как же еще достучаться до Эдварда? Оказалось, очень трудно связаться с человеком, который не хочет, чтобы с ним встречались. Если он приедет к нему домой, то ему могут сообщить, что «его нет дома», а в банке могут отказать без объяснения причин. Можно подкараулить Эдварда у банка, когда он пойдет на обед, но это было низко, и Эдвард мог бы просто проигнорировать его. Рано или поздно они встретятся на каком-нибудь мероприятии, но Мики не мог позволить себе ждать.
Незадолго до полуночи в комнату заглянула Эйприл и сказала:
– Он пришел.
– Ну наконец-то, – сказал Мики с облегчением.
– Сейчас он пьет, но говорит, что не хочет играть в карты. Наверное, придет сюда через пару минут.
Мики почувствовал, как нарастает напряжение. Он виноват в предательстве. Четверть века Эдвард считал, что это он погубил Питера Миддлтона, тогда как на самом деле виноват был только Мики. Добиться прощения будет непросто.
Но у Мики был план.
Он приказал Генриетте сесть на диван, скрестить ноги и закурить сигару. Притушив газовый свет, он сел на кровать у двери.
Через несколько мгновений в комнату вошел Эдвард. В полутьме он не заметил Мики и обратился к Генриетте:
– Привет! Ты кто?
Генриетта подняла голову и сказала:
– Привет, Эдвард.
– А, это ты.
Эдвард закрыл дверь.
– Так вот что «особенное» подготовила Эйприл. Ну, я и раньше видел тебя во фраке.
– Тут еще и я, – сказал Мики, вставая с кровати.
Эдвард нахмурился.
– Тебя я не желаю видеть, – сказал он, поворачиваясь к выходу.
Мики преградил ему путь.
– По крайней мере скажи почему. Мы же так долго были друзьями.
– Я узнал правду о Питере Миддлтоне.
Мики кивнул.
– Ты позволишь мне объясниться?
– Что тут объяснять?
– Почему я совершил такую ужасную ошибку и почему у меня не хватило смелости в ней признаться.
Эдвард хмуро смотрел на него.
– Сядь на минутку рядом с Генриеттой и выслушай меня.
Эдвард замялся.
– Пожалуйста, – добавил Мики.
Эдвард сел на диван.
Мики подошел к столику и налил ему бренди. Эдвард взял бокал, кивнув. Генриетта пододвинулась поближе к нему и взяла за руку. Эдвард сделал глоток, оглянулся и сказал:
– Не нравятся мне эти картины.
– Мне тоже, – сказала Генриетта. – От них у меня мурашки по коже.
– Заткнись, Генриетта, – сказал Мики.
– Ну извини, что мешаю, – обиженно отозвалась она.
Мики сел на диван напротив и обратился к Эдварду:
– Да, я поступил неправильно, я предал тебя. Но тогда мне было всего пятнадцать лет. После этого мы почти всю жизнь были друзьями. Неужели ты откажешься от этого из-за какой-то юношеской выходки?
– Но ты хотя бы мог мне рассказать правду за все эти двадцать пять лет!
Мики постарался придать своему лицу печальное выражение.
– Да, мог бы. И мне следовало бы так поступить, но когда соврал, бывает очень трудно признаться во лжи. Мое признание разрушило бы нашу дружбу.
– Необязательно, – сказал Эдвард.
– Но ведь сейчас разрушило же… Или нет?
– Да, – ответил Эдвард, но не очень уверенно.
Мики понял, что настала пора действовать.
Он встал и скинул халат. Он понимал, что выглядит неотразимо – до сих пор стройное тело и гладкая кожа, за исключением курчавых волос на груди и в паху.
Генриетта тут же встала с дивана и опустилась перед ним на колени. Мики наблюдал за Эдвардом, в глазах которого зажглось желание. Но потом он с упрямым видом отвернулся.
В отчаянии Мики разыграл свою последнюю карту.
– Оставь нас, Генриетта, – сказал он.
Генриетта удивилась, но быстро поднялась и вышла.
– Зачем ты ее прогнал? – спросил Эдвард.
– А зачем она нам нужна? – сказал Мики, подходя ближе к дивану так, чтобы его пах от лица Эдварда разделяли лишь несколько дюймов.
Протянув руку, он осторожно погладил Эдварда по голове. Эдвард не шевелился.
– Нам же лучше без нее… верно?
Эдвард сглотнул комок в горле и ничего не сказал.
– Верно? – настойчиво повторил Мики.
– Да, – наконец-то прошептал Эдвард, – верно.
На следующей неделе Мики впервые вошел в просторный кабинет партнеров Банка Пиластеров. Он вел с ними дела семнадцать лет, но всякий раз ему предлагали пройти в другие помещения, и Эдвард сам приходил к нему. Мики подозревал, что англичане удостаиваются такой чести гораздо чаще. Ему нравился Лондон, но он понимал, что его никогда не перестанут считать чужаком.
Немного волнуясь, он положил на большой стол в центре комнаты план гавани Санта-Марии. На нем был изображен совершенно новый порт на Атлантическом побережье, с доками и железнодорожной веткой.
Ничего из этого, конечно, построено не будет. Два миллиона фунтов пополнят арсенал семейства Миранды. Но план был настоящим, сделанным профессиональным чертежником, как если бы Мики предлагал построить гавань по-настоящему.
Рассказывая о строительных материалах, затратах на оплату рабочим, о таможенных сборах и перспективах доходов, Мики старался выглядеть спокойным. От успеха предприятия, этого величайшего мошенничества, зависели вся его карьера, будущее его семейства и будущее его страны.
Было видно, что партнеры тоже напряжены. Присутствовали все шестеро: майор Хартсхорн с сэром Гарри Тонксом, Сэмюэл, Молодой Уильям, Эдвард и Хью. Будет битва, но шансы на победу у стороны Эдварда, старшего партнера. Майор Хартсхорн и сэр Гарри всегда поступали, как им советовали их жены из семейства Пиластеров, а жены получали инструкции от Августы, так что они поддержат Эдварда. Сэмюэл скорее всего поддержит Хью. Единственный, чье мнение невозможно предсказать, – это Молодой Уильям.
Как и следовало ожидать, Эдвард взялся за дело с энтузиазмом. Он простил Мики, теперь они снова лучшие друзья, и это первое его крупное предложение в бытность старшим партнером. Ему нравилась перспектива заключить серьезную сделку для банка.
После него взял слово сэр Гарри.
– Предложение тщательно продумано, и мы уже десятилетие имеем дела с облигациями Кордовы. Мне это предложение кажется привлекательным.
Как и следовало ожидать, возражение последовало со стороны Хью. Именно Хью рассказал Эдварду об убийстве Питера Миддлтона, и он, разумеется, поступил так, чтобы сорвать сделку.
– Я тут проанализировал, что произошло с нашими последними выпусками акций для нескольких южноамериканских компаний, – сказал он, раздавая всем копии расчетов. Мики взял один лист.
– Процентная ставка возросла с шести процентов три года назад до семи с половиной в прошлом году. Несмотря на это, количество непроданных облигаций с каждым годом только увеличивается.
Мики достаточно разбирался в финансах, чтобы понять – инвесторы находят южноамериканские облигации все менее привлекательными. Спокойный тон Хью и его беспощадная логика раздражали Мики.
– Также в трех последних случаях банк был вынужден выкупать облигации на открытом рынке, чтобы искусственным образом поддерживать их цену, – продолжал Хью.
Как понял Мики, цифры в расчетах были даже слишком оптимистичными.
– В результате нашей настойчивости и перенасыщения рынка у нас теперь кордовских облигаций почти на миллион фунтов. В этом секторе наш банк и так уже находится в опасном положении.
Это достойный аргумент. Пытаясь сохранять спокойствие, Мики подумал, что будь он партнером, то точно проголосовал бы против. Но проблема носит не только финансовый характер. На кону стоят не только деньги.
Несколько секунд все молчали. Эдвард выглядел сердитым, но он сдерживался, зная, что будет лучше, если первыми против Хью выскажутся другие.
Наконец заговорил сэр Гарри:
– Да, твое беспокойство понятно, Хью. Но мне кажется, ты несколько преувеличиваешь опасность.
– Мы все знаем, что сам по себе план хорош, – согласился с ним Джордж Хартсхорн. Риск невелик, а прибыль обещает быть значительной. Мне кажется, мы должны принять предложение.
Мики заранее знал, что эти двое поддержат Эдварда. Он ожидал вердикта Молодого Уильяма.
Но следующим заговорил Сэмюэл:
– Я понимаю, что вам не хочется накладывать вето на первое крупное предложение нового старшего партнера.
Своим рассудительным тоном он как бы говорил, что они не представители противоположных лагерей, а разумные люди, способные договориться и принять взвешенное решение.
– Возможно также, что вы склонны недооценивать мнение партнеров, которые уже заявили о своей отставке. Но я занимаюсь делами по меньшей мере вдвое дольше всех в этом помещении, а Хью, как мне кажется, самый сообразительный банкир в мире. Оба мы считаем, что предложение это опаснее, чем кажется. Постарайтесь не поддаваться своим личным предубеждениям.
«Красноречия ему не занимать», – подумал Мики.
Впрочем, о том, что Сэмюэл будет против, он также знал заранее. Все взоры теперь обратились на Молодого Уильяма.
– Южноамериканские облигации всегда казались мне более рискованными, – заговорил он наконец. – Но если мы боялись их выпускать, то упустили бы часть неплохого дохода за последние несколько лет.
«Звучит обнадеживающе», – подумал Мики.
– Я не думаю, что в ближайшем будущем Кордову ждет финансовый крах. За время правления президента Гарсии политическая обстановка в стране заметно укрепилась. Я верю, что в будущем мы сможем получать еще больше дохода от вложения средств в ее предприятия. Следовательно, можно даже немного увеличить наши вклады.
Мики подавил вздох облегчения. Он выиграл.
– Четыре партнера за, двое против, – подвел итог Эдвард.
– Минутку, – прервал его Хью.
«Черт бы его побрал! – мысленно воскликнул Мики. – Какой еще туз в рукаве он припас?»
Ему захотелось закричать в знак протеста, но он сдержался.
Эдвард хмуро посмотрел на Хью.
– Что еще? Ты же проголосовал.
– Голосование в этом помещение всегда считалось самым крайним средством. Если между партнерами наблюдается разногласие, то мы сперва пытаемся найти компромисс, который устраивал бы всех.
Эдвард собрался было отмахнуться от его слов, но снова заговорил Уильям:
– И что же ты предлагаешь, Хью?
– Спросим Эдварда вот что. Ты точно уверен в том, что мы сможем продать все облигации или хотя бы основную их часть?
– Да, если цена будет хорошей, – ответил Эдвард.
По выражению его лица было видно, что он не понимает, к чему клонит Хью. У Мики зародилось подозрение, что Хью их обыгрывает.
– Тогда почему бы нам не продать их на комиссионной основе, без гарантии размещения?
Мики подавил готовящееся вырваться у него проклятие. Он на это не рассчитывал. Обычно, когда банк выпускал облигации, скажем, на миллион фунтов, он брал на себя обязательство выкупить все нераспроданные облигации, тем самым гарантируя заемщику выплату миллиона целиком. В обмен на такую гарантию банк требовал большой процент. Другой способ состоял в том, чтобы выпустить облигации без гарантий размещения. В таком случае банк не рисковал и получал гораздо меньший процент, но если облигации распродавались на десять тысяч фунтов, то и заемщик получал только десять тысяч фунтов. Весь риск перекладывался на плечи заемщика, а сейчас Мики был менее всего готов рисковать.
– Хм-м. А это мысль, – задумчиво произнес Уильям.
«Ловко нас обхитрил Хью», – в отчаянии подумал Мики.
Если бы Хью продолжил выступать против, его бы точно переспорили. Но он предложил схему сокращения риска, что всегда нравилось консервативно настроенным банкирам.
– Если мы распродадим их все, то все равно получим около шестидесяти тысяч комиссионных, даже по сокращенной ставке. А если не распродадим, то избежим серьезных потерь.
«Ну скажи же хоть слово!» – мысленно обращался Мики к Эдварду, терявшему контроль над совещанием.
Но Эдвард, похоже, тоже не знал, как поступить в такой ситуации.
– И мы могли бы прийти к единогласному решению, как и раньше, – добавил Сэмюэл.
Все одобрительно закивали.
В отчаянии Мики сказал:
– Я не могу обещать, что мои поручители с этим согласятся. В прошлом банк всегда гарантировал размещение облигаций Кордовы. Если вы решили поменять свою политику… – он помедлил. – То тогда мне придется обратиться в другой банк.
Это была пустая угроза, но откуда им знать?
Уильяма она явно оскорбила.
– Поступайте, как вам будет угодно, это ваше право. У другого банка свои представления о рисках.
Мики понял, что его угроза только укрепила их в своем мнении. Торопливо он добавил:
– Руководство моей страны ценит свои связи с Банком Пиластеров и хочет поддерживать с ним отношения и дальше.
– И эти чувства взаимны, – сказал Эдвард.
– Спасибо.
Мики понял, что ничего больше сказать нельзя.
Он начал скатывать карту гавани. Он потерпел поражение, но сдаваться пока не собирается. Цена президентства в его стране – два миллиона фунтов, и он их раздобудет во что бы то ни стало.
Еще ранее Эдвард с Мики договорились о совместном обеде в клубе «Коуз» в честь их предполагаемой победы, но теперь им нечего было отмечать.
К тому времени, когда приехал Эдвард, Мики многое обдумал. Единственным выходом оставалось действовать тайком, в обход других партнеров, и выпустить облигации без их ведома. Да, это возмутительный и рискованный поступок, возможно, даже преступление. Но выбора у него не было.
Когда Эдвард вошел, Мики уже сидел за столом.
– Я чрезвычайно разочарован нынешним совещанием в банке, – начал Мики без всяких лишних слов.
– Все из-за моего чертова кузена Хью, – согласился Эдвард, присаживаясь рядом и взмахом руки подзывая официанта.
– Принесите большой бокал мадеры.
– Дело в том, что если размещение облигаций не будет гарантировано, то нет и никаких гарантий, что гавань будет построена.
– Я сделал все, что мог, – оправдывающимся тоном сказал Эдвард. – Ты же сам видел и слышал.
Мики кивнул. К сожалению, это было так. Если бы Эдвард умел манипулировать людьми, как его мать, он бы легко победил Хью. Но в таком случае он не попал бы и под влияние Мики.
«Пусть он и пешка, но вполне может отказаться от моего предложения», – думал Мики, подбирая слова для дальнейшего разговора.
Когда официант удалился с заказом, Эдвард сказал:
– Я вот подумываю присмотреть себе свой дом. Не хочу больше жить с матерью.
Мики сделал вид, что заинтересовался.
– Что, хочешь купить дом?
– Небольшой. Не хочу дворец с десятком горничных, то и дело шмыгающих по комнатам и подкладывающих угли в камины. Такое скромное жилище, с одним хорошим управляющим и парой слуг.
– Но у тебя в Уайтхэвен-Хаусе и так есть все, что нужно.
– Все, кроме личной жизни.
Мики понял, к чему он клонит.
– Ты не хочешь, чтобы мать знала о тебе все…
– И ты бы мог оставаться у меня на ночь, например, – сказал Эдвард, очень уж откровенно поглядывая на Мики.
Мики вдруг понял, что может воспользоваться этой идеей. Он изобразил на лице печаль и покачал головой.
– К тому времени, как ты купишь себе дом, мне, возможно, уже придется покинуть Лондон.
– Отчего вдруг? – удивился Эдвард.
– Если я не найду денег на новую гавань, наш президент меня точно отзовет.
– Тебе нельзя уезжать! – воскликнул Эдвард испуганно.
– Да мне и самому не хочется. Но выбора у меня нет.
– Облигации распродадутся, я уверен.
– Надеюсь. Но если нет…
Эдвард ударил по столу кулаком, отчего задребезжали бокалы.
– Если бы не Хью, мы бы уже выпустили облигации!
– Наверное, тебе придется поступить так, как решили партнеры…
– Конечно. А как же еще?
– Ну… – Мики помедлил и постарался придать своему голосу задумчивый тон. – Вот если бы ты приказал своим помощникам оформить сделку с гарантией, ничего не говоря партнерам… Такое возможно?
– Возможно, – ответил Эдвард с озабоченным видом.
– В конце концов, ты же старший партнер. Это что-то же да значит.
– Ты чертовски прав.
– Саймон Оливер может подготовить все документы втайне. Ему можно доверять.
– Да.
Мики едва верил в то, что Эдвард так быстро согласился на его предложение.
– И тогда бы я остался в Лондоне.
Официант принес вино и налил каждому в бокал.
– Рано или поздно об этом станет известно, – сказал Эдвард.
– Но тогда будет уже поздно. И ты можешь сослаться на ошибку в приказах.
Мики и сам понимал, что такое оправдание никуда не годится, и сомневался, что Эдвард проглотит наживку.
Но мысли Эдварда были заняты другим.
– Если ты останешься… – он замолчал и опустил глаза.
– Да?
– Если ты останешься в Лондоне, то ты будешь у меня ночевать, иногда?
«Значит, это единственное, что заботит Эдварда», – подумал Мики с чувством триумфа и постарался изобразить самую благодушную из своих улыбок.
– Разумеется!
Эдвард кивнул.
– Тогда я согласен. Поговорю с Саймоном после обеда.
Мики поднял свой бокал.
– За дружбу!
Эдвард чокнулся с ним и робко улыбнулся в ответ.
– За дружбу!
II
Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.
Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.
– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.
Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.
Августа продолжала отдавать приказы слугам, как и прежде, и при каждом удобном случае старалась отменить распоряжения Эмили. Та не жаловалась, но некоторые слуги начали выражать свое недовольство. Эмили нравилась им больше, потому что обращалась с ними до безрассудства мягче, как с гневом думала Августа. Им всегда удавалось обставить существование Эмили с наибольшим комфортом.
Самым сильным орудием хозяйки в борьбе со слугами была угроза выгнать их без рекомендательного письма, после чего никто не предложил бы им работу. Но и это орудие Эмили вырвала из рук Августы с такой легкостью, что даже становилось страшно. Однажды Эмили приказала подать на обед камбалу; Августа заменила ее на лосося. После того как за обедом все-таки подали камбалу, Августа уволила кухарку. Но Эмили дала кухарке прекрасную рекомендацию, и та устроилась к герцогине Кингсбриджской, предложившей ей еще большее жалованье. Впервые Августа поняла, что слуги ее не боятся.
После полудня знакомые Эмили приезжали на чай. Эмили с улыбкой предложила Августе выполнять обязанности хозяйки дома за чаепитием, но тогда ей бы пришлось и вежливо общаться с гостями, что было почти так же непереносимо, как оставлять роль хозяйки самой Эмили.
Ужин проходил еще хуже. Августа сидела во главе стола, но все знали, что это место Эмили, а одна грубая гостья даже заметила, как благородно со стороны Эмили проявить такое уважение к своей свекрови.
Августа не привыкла к такому. До этого никому не удавалось ее перехитрить, и для нее это было в новинку. Обычно она сама решала, кому благоволить, а кому отказывать в своем расположении. Но ведь Эмили и хотела, чтобы ей отказали от дома, так что запугать ее было невозможно.
Августа сдаваться не собиралась.
Эмили в последнее время все чаще приглашали на различные мероприятия, и она отправлялась на них в любом случае, сопровождал ли ее Эдвард или нет. Люди это замечали. Пока Эмили скучала одна в Лестершире, никто о ней не вспоминал, но теперь, когда они оба жили в Лондоне, появление одной Эмили без супруга казалось подозрительным.
Раньше Августе было бы наплевать на мнение высшего общества. Представители коммерческой среды часто относились к аристократам как к легкомысленным прожигателям жизни и были равнодушны к их мнению или, по крайней мере, делали такой вид. Но Августа уже не считала себя представительницей среднего класса. Будучи графиней, она слишком долго вращалась в высших кругах и привыкла получать одобрение со стороны лондонской элиты. Она не могла позволить своему сыну отклонять приглашения лучших представителей высшего общества и заставляла его посещать эти мероприятия.
Сейчас как раз был такой случай. В Лондон для участия в парламентских дебатах приехал маркиз Хоукасл, и маркиза давала ужин для избранных знакомых из числа тех, кто не был занят охотой в своих загородных поместьях. Среди приглашенных были Эдвард с Эмили, а также сама Августа.
Но, спустившись в гостиную в вечернем черном шелковом платье, она обнаружила там Мики Миранду в парадном одеянии и с бокалом виски в руках. При виде его сердце ее забилось сильнее – настолько он неотразимо выглядел в белом жилете с высоким воротничком. Он встал с кресла и поцеловал ее руку. Августа порадовалась тому, что выбрала платье с высоким лифом, подчеркивающим ее грудь.
Узнав правду о Питере Миддлтоне, Эдвард решил прекратить всякие отношения с Мики, но его недовольство длилось недолго. Теперь они снова были лучшими друзьями, что радовало Августу. Она и сама не могла долго сердиться на него. Она понимала, что он опасен, но от этого в ее глазах он казался еще более привлекательным. Иногда она его побаивалась, зная, что он убил троих человек, но страх ее возбуждал. Мики был самым аморальным из всех, кого она знала. От этой мысли ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь, на полу гостиной.
Мики был все еще женат. При желании он, конечно, развелся бы с Рейчел – ходили слухи о ее связи с братом Мэйзи Робинсон, радикальным членом парламента, – но, находясь на посту посланника, позволить этого себе не мог.
Августа присела на кушетку в египетском стиле, надеясь, что Мики сядет рядом, но, к ее разочарованию, он уселся напротив.
– Куда-то собрались? – спросила она чересчур вежливо, в раздражении от того, что ею пренебрегли.
– Мы с Эдвардом собираемся на кулачные бои.
– Никуда вы не поедете. Он обедает у маркиза Хоукасла.
– Ах, вот как, – задумался Мики. – Очевидно, я ошибся.
Или он.
Августа была уверена, что предложение это поступило со стороны Эдварда, который вовсе не ошибся. Эдварду безумно нравились кулачные бои, чего не скажешь о светских ужинах. Пора положить этому конец.
– Придется вам ехать одному, – сказала она Мики.
В его глазах вспыхнул непокорный огонек, и на мгновение ей показалось, что сейчас он с ней вступит в спор. Неужели она теряет свое влияние на этого мужчину? Но он встал и сказал:
– В таком случае я удаляюсь. Позволю вам самой объясняться с Эдвардом.
– Уж позвольте.
Но было слишком поздно. Не успел Мики открыть дверь, как в гостиную вошел Эдвард.
Августа заметила, что пятна на его коже сегодня краснее обычного. Они покрывали почти всю шею и доходили до одного уха. Они беспокоили ее, но доктор сказал, что причин волноваться нет.
– Ну что, я готов, – сказал Эдвард, потирая руки в предвкушении.
– Эдвард, ты не едешь на бои, – сказала Августа самым властным своим голосом.
Он посмотрел на нее, как ребенок, который узнал, что Рождество отменяется.
– Почему нет? – спросил он жалобно.
Августе стало немного жалко его, но она собралась с духом:
– Ты прекрасно знаешь, что нас пригласили на ужин к маркизу Хоукаслу.
– Но ведь не сегодня?
– Ты знаешь, что сегодня.
– Я не поеду.
– Ты должен.
– Но я вчера только был на ужине с Эмили!
– Значит, сегодня ты поужинаешь второй раз, как подобает цивилизованному человеку!
– Какого черта ты вообще принимаешь все эти предложения?
– Не ругайся в присутствии матери! Нас пригласили, потому что они знакомые Эмили.
– Эмили может убираться… – Эдвард перехватил строгий взгляд Августы и осекся. – Скажи, что я заболел.
– Не глупи.
– Мне казалось, что я вправе ездить куда захочу.
– Нельзя расстраивать таких высокопоставленных людей.
– Я хочу посмотреть бои.
– Никуда ты не поедешь.
В этот момент в гостиную вошла Эмили. Заметив, что обстановка накалена, она тут же спросила:
– Что-то случилось?
– Принеси мне ту дурацкую бумажку, которую ты меня просила подписать! – в гневе воскликнул Эдвард.
– О чем ты говоришь? – спросила Августа. – Какая еще бумажка?
– Мое согласие на аннулирование брака.
Августа пришла в ужас, поняв, что вся сцена была спланирована Эмили заранее и сыграна как по нотам. Она специально подстроила так, чтобы Эдвард рассердился и захотел избавиться от нее. Августа даже помогла ей, настояв на соблюдении социальных норм. Теперь до победы Эмили оставался лишь один шаг.
– Эмили! Постой!
Эмили мило улыбнулась и вышла.
Августа обернулась к Эдварду.
– Ты не подпишешь документ.
– Мама! Мне сорок лет. Я глава семейного предприятия, и это мой дом. Ты не вправе мне ничего приказывать.
Он сказал это с таким упрямым выражением лица, что Августа подумала, что он впервые в жизни осмелился бросить ей вызов по-настоящему. Ей стало страшно.
– Тедди, подойди ко мне и сядь, – сказала она более нежным голосом.
Нехотя Эдвард подошел и сел рядом с ней.
Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он, поморщившись, отстранился.
– Ты такой несамостоятельный. Вот почему мы с Мики заботились о тебе с тех самых пор, как ты закончил школу.
Эдвард нахмурился еще сильнее.
– Значит, пора мне привыкать все делать самому.
Августу охватила паника. Ей показалось, что она теряет всякую связь со своим сыном. Не успела она ничего ответить, как в гостиную вернулась Эмили и положила лист бумаги на мавританский столик, где уже лежало перо и стояла чернильница.
– Если ты подпишешь эту бумагу, тебе придется уйти из банка, – предупредила его Августа.
– С чего бы это? Это же не развод.
– Церковь не имеет ничего против аннулирования, если оно совершается по достаточно веским основаниям, – сказала Эмили.
Слова ее прозвучали как цитата. Скорее всего это и была цитата из какого-то юридического текста.
Эдвард сел за столик, взял в руку перо и погрузил его в серебряную чернильницу.
Августа решила прибегнуть к последнему своему аргументу.
– Эдвард! – Голос ее задрожал. – Если ты подпишешь, я не буду с тобой разговаривать. Никогда!
Эдвард помедлил, потом приставил перо к бумаге. Все молчали. Рука его дернулась. Перо царапнуло бумагу со звуком, похожим на раскат грома.
Расписавшись, Эдвард отложил перо.
– Как ты смеешь обращаться так с матерью? – спросила Августа дрожащим от неподдельного волнения голосом.
Эмили посыпала чернила песком и взяла документ.
Августа встала между Эмили и дверью. Эдвард с Мики в изумлении смотрели на противостояние двух женщин.
– Дай мне эту бумагу, – сказала Августа.
Эмили подошла к ней ближе, посмотрела прямо в лицо, а потом дала ей пощечину.
От боли и неожиданности Августа вскрикнула и сделала шаг назад.
Эмили быстро прошла мимо нее, открыла дверь и вышла из гостиной, сжимая в руке документ.
Августа рухнула в ближайшее кресло и разрыдалась. Было слышно, как Эдвард с Мики тоже выходят из гостиной.
Августа почувствовала себя старой и одинокой.
III
Выпуск облигаций на два миллиона фунтов для строительства гавани Санта-Марии обернулся еще большим провалом, чем предполагал Хью. К назначенной дате Банк Пиластеров распродал облигации только на четыреста тысяч, а на следующий день их цена значительно упала. Хью был рад, что заставил Эдварда выпустить облигации без гарантий.
В следующий понедельник, утром, его помощник Джонас Малберри вручил всем партнерам копии отчета за предыдущую неделю. Не успел он выйти, как Хью заметил странное несоответствие.
– Постойте минутку, Малберри. Тут что-то не то.
В графе расходов наличными значилась огромная сумма – более миллиона фунтов.
– Никто же в последнее время не снимал со счетов такие деньги, верно?
– Насколько мне известно, нет, мистер Хью.
Хью оглядел всех партнеров, кроме Эдварда, который еще не подошел.
– Кто-нибудь помнит о том, чтобы на прошлой неделе у нас был большой вывод средств?
Никто этого не помнил.
– Сейчас проверим, – сказал Хью, вставая с кресла.
Вместе с Малберри он прошел в кабинет старшего клерка. Сумма была слишком большой, для того чтобы ее просто снял кто-то из вкладчиков. Скорее всего это перевод между банками. Хью вспомнил, что в его бытность клерком журнал таких переводов обновлялся ежедневно. Он сел за стол и сказал Малберри:
– Принесите мне, пожалуйста, книгу межбанковских операций.
Малберри достал увесистый гроссбух с полки и положил перед Хью.
– Могу чем-то помочь? – спросил другой клерк. – Я как раз веду записи в этой книге.
– Вас зовут Клеммоу, верно?
– Да, сэр.
– За последнюю неделю были какие-то крупные списания средств – больше миллиона фунтов?
– Только одно, – не задумываясь, ответил клерк. – Совет гавани Санта-Марии вывел со своего счета один миллион восемьсот фунтов – то есть сумму облигаций минус комиссионные.
Хью словно громом ударило.
– Но откуда у нее такая сумма? Облигации принесли только четыреста тысяч.
Клеммоу побледнел.
– Мы выпустили их на два миллиона…
– Но без гарантии. Это была исключительно комиссионная продажа.
– Я проверял их баланс. Миллион восемьсот.
– Проклятье! – воскликнул Хью.
На него перевели взгляд все клерки в комнате.
– Покажите, что там записано.
Другой клерк поднес к нему еще одну книгу, открыв ее на странице «Совет гавани Санта-Марии».
На странице были только три записи: кредит на два миллиона фунтов, дебет в двести тысячи фунтов комиссионных банку и перевод в другой банк с баланса.
Сердце Хью сжалось. Деньги ушли. Если бы кредит выписали просто по ошибке, то исправить ее было бы легко. Но деньги вывели из банка на следующий же день. А это уже заставляло задуматься о мошенничестве.
– Кто-то за это точно отправится за решетку, – гневно произнес Хью. – Кто делал эти записи?
– Я, сэр, – ответил клерк, принесший книгу.
Его трясло от страха.
– По какому приказу?
– Обычная документация. Все было в порядке.
– Откуда поступили указания?
– От мистера Оливера.
Значит, в этом деле замешан кузен Миранды, уроженец Кордовы. Хью не хотел продолжать расследование в присутствии дюжины клерков. Он уже пожалел, что так необдуманно заговорил в их присутствии. Но ведь он не знал, к чему это приведет.
Оливер служил помощником Эдварда, и его кабинет располагался на том же этаже, за кабинетом Малберри.
– Найдите мистера Оливера и приведите его к партнерам, – обратился Хью к своему помощнику.
– Слушаюсь, мистер Хью. А вы все за работу! – приказал Малберри остальным клеркам.
Клерки вернулись за свои письменные столы и взялись за перья, но не успел Хью выйти, как за его спиной послышался оживленный гул голосов.
Хью вернулся в кабинет партнеров.
– Произошло серьезное мошенничество, – объявил он с мрачным видом. – Компании по строительству гавани Санта-Марии была выплачена полная сумма облигаций, несмотря на то что мы продали их только на четыреста тысяч.
– Но как это случилось? – ошарашенно спросил Уильям.
– На их счет был выписан кредит, который они немедленно перевели в другой банк.
– И кто ответственен за это?
– Я думаю, Саймон Оливер. Клерк Эдварда. Я послал за ним, но, сдается мне, он уже находится на корабле, плывущем в Кордову.
– А мы можем как-то вернуть эти деньги? – спросил сэр Гарри.
– Не знаю. Возможно, они уже за пределами страны.
– Но не построят же они гавань на ворованные деньги!
– Возможно, никто и не собирается строить гавань. Все это с самого начала было мошенничеством особо крупного размаха.
– Боже милосердный!
Вошел Малберри – к удивлению Хью, в сопровождении Саймона Оливера. А это означало, что деньги похитил не Оливер. В руке он держал толстую пачку документов и выглядел испуганным – до его ушей скорее всего уже дошла фраза о возможном тюремном заключении.
– Выпуск облигаций Санта-Марии был гарантирован, так сказано в договоре, – без лишних слов начал Оливер, протягивая Хью бумаги трясущейся рукой.
– Но партнеры договорились выпустить их на комиссионной основе.
– Мистер Эдвард приказал мне составить контракт с гарантией.
– Вы можете это доказать?
– Да!
Оливер протянул ему еще одну бумагу – черновик договора с перечислением условий. Он был написан почерком Эдварда, и там ясно говорилось, что необходимо предоставить гарантии размещения.
Отсюда следовало, что виноват Эдвард. Никакого мошенничества – все сделано по закону, а это значит, что денег им не видать. Хью почувствовал, как внутри его закипает ярость.
– Ну хорошо, Оливер, вы можете идти.
Но тот не спешил уходить.
– Надеюсь, никаких подозрений в отношении меня не будет, мистер Хью?
Хью не был уверен, что Оливер совершенно непричастен к этой махинации, но вынужденно ответил:
– Нет, вас не накажут за то, что вы действовали по приказу мистера Эдварда.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Оливер и вышел.
Хью посмотрел на партнеров.
– Эдвард поступил вопреки нашему общему решению, – сказал он с горечью в голосе. – Он изменил условия контракта у нас за спиной. И это стоило нам миллион четыреста тысяч фунтов.
Сэмюэл плюхнулся в кресло.
– Какой ужас! – произнес он.
Сэр Гарри и майор Хартсхорн обменялись удивленными взглядами.
– Мы что, банкроты? – спросил Уильям.
Хью понял, что вопрос адресован ему. И в самом деле, банкроты ли они? Он на мгновение задумался. Сама мысль о банкротстве была непереносима.
– Технически нет. Хотя наш запас наличности и сократился на миллион четыреста тысяч фунтов, на другой стороне баланса находятся облигации, которые сейчас продаются примерно по цене выпуска. Так что пока наши активы покрывают наши обязательства, мы платежеспособны.
– Если только цена на них не упадет, – добавил Сэмюэл.
– Верно. Если в Южной Америке произойдет нечто, отчего наши южноамериканские облигации упадут в цене, то мы пропали.
Хью старался даже не думать о то, что такой, казалось бы, надежный Банк Пиластеров может обанкротиться по вине Эдварда. От этого у него невольно сжимались кулаки и учащалось дыхание.
– Мы можем держать это в тайне? – спросил сэр Гарри.
– Сомневаюсь, – ответил Хью. – Боюсь, я повел себя слишком неосторожно в комнате старшего клерка. Теперь слухи об этом разошлись по всему банку, а к концу обеда об этом узнает весь Сити.
– А что с нашей ликвидностью, мистер Хью? – задал практический вопрос Джонас Малберри. – В конце недели у нас должно быть достаточно наличности для регулярных выводов. Облигации гавани мы продать не можем, иначе цена на них точно упадет.
Хью немного подумал над этой проблемой и потом ответил.
– Займу миллион у Колониального банка. Старина Канлифф не разболтает. Так мы некоторое время продержимся на плаву.
Он оглядел всех присутствующих.
– Но банку все равно грозит большая опасность. В средне-срочной перспективе мы должны как можно быстрее укрепить наши позиции.
– А как быть с Эдвардом? – спросил Уильям.
Хью понимал, что Эдвард должен подать в отставку. Но ему не хотелось говорить об этом первым, поэтому он молчал.
В конце концов заговорил Сэмюэл.
– Эдвард должен подать в отставку. Никто из нас больше никогда не сможет доверять ему.
– Он заберет свою долю капитала, – сказал Уильям.
– Нет, не заберет. У нас нет наличных. Теперь такая угроза не действует, – возразил Хью.
– Ах да. Я как-то не подумал об этом, – сказал Уильям.
– Тогда кто будет старшим партнером? – спросил сэр Гарри.
Наступило непродолжительное молчание, которое прервал Сэмюэл:
– Ради всего святого? Что за вопрос! Кто обнаружил махинацию Эдварда? Кто предложил методы выхода из кризиса? На кого вы все смотрели в надежде? За последний час все решения принимал только один человек, пока вы беспомощно разевали рты. И вы все прекрасно знаете, кто будет старшим партнером.
Хью эти слова немного удивили. В последний час он действительно думал только о проблемах банка, позабыв о своем положении. Теперь он понимал, что Сэмюэл прав. Среди всех присутствующих активность проявлял он один, действуя как старший партнер, а остальные только соглашались с его предложениями. И он знал, что он единственный сможет вывести банк из кризиса.
До него вдруг дошло, что он как никогда близко подошел к осуществлению мечты всей своей жизни, хотя и не думал, что она исполнится при таких грустных обстоятельствах. Он посмотрел на Уильяма, Гарри и Джорджа. Все они смущенно потупили взгляд, ощущая свою вину за то, что старшим партнером стал Эдвард. Теперь они понимали, что Хью был прав с самого начала. По выражению их лиц было видно, что они раскаиваются и готовы передать бразды правления ему.
Но им нужно было сказать это вслух.
Хью посмотрел на Уильяма, самого старшего после Сэмюэла.
– Что ты думаешь?
Уильям сомневался не более секунды.
– Я думаю, что старшим партнером должен стать ты, Хью.
– Майор Хартсхорн?
– Так точно.
– Сэр Гарри?
– Согласен. И надеюсь на ваше согласие.
Значит, свершилось. Хью с трудом верил в происходящее.
– Благодарю вас за доверие, – сказал он, глубоко вздохнув. – Я принимаю ваше предложение. Надеюсь, мы с честью выйдем из создавшегося положения, сохранив наш капитал.
В это мгновение в помещение вошел Эдвард.
Наступила неловкая тишина. В последнее время все говорили о нем словно о покойнике и было странно видеть его живым.
Сначала Эдвард не понимал, что происходит.
– Что за суматоха царит в банке? – спросил он. – Младшие клерки носятся по всем коридорам как угорелые, шепчутся по углам, никто ничего не делает. Какого дьявола происходит?
Никто не отвечал.
На лице Эдварда сначала отразился испуг, затем он виновато отвернулся.
– Что-то не так? – спросил он, хотя по его выражению было видно, что он знает ответ. – Лучше расскажите все сразу. Я ведь старший партнер, – настаивал он.
– Уже нет, – сказал Хью. – Я – старший партнер.