– Ты не имел права так поступать, – тихо сказала я.
– Я не мог пустить тебя в караван, – сказал он, даже не пытаясь извиниться, – но ты не слушала никаких доводов.
– Да, – с горечью сказала я, – и не послушаю. Кроме того, тебе представился отличный повод ударить меня. Сет Мак-Клелланд, самый сильный и храбрый мужчина, выместил свою злость на слабой, беззащитной женщине!
Он вдруг усмехнулся и сказал:
– Да, ты, конечно, женщина. Но что касается слабой и беззащитной…
– Заткнись, – пробормотала я, затем встала и, шатаясь, направилась к Огненной. – У меня нет настроения ругаться с тобой.
– Вот никогда бы не подумал, – ответил он.
Мы тронулись в путь и не останавливались до захода солнца. На следующее утро нас разбудил проливной дождь.
Я устала и ослабела, к тому же меня стал мучить понос, и я была вынуждена часто слезать с лошади. Мне больше не хотелось состязаться с Сетом в выносливости.
Во время очередной остановки он подошел ко мне и принялся выговаривать, что я его задерживаю.
– Что ты понимаешь! – огрызнулась я. – Ты не женщина!
– А ты часом не беременна? – спросил Сет.
– Слава Богу, нет. Поезжай. Я догоню тебя. – Я махнула ему рукой.
Дождь промочил меня насквозь. Я замерзла и чувствовала себя ужасно. Лошади увязали копытами в размокшем торфе. Гром гремел прямо над нашими головами, а один раз молния ударила так близко, что я почувствовала запах паленой земли. Я мечтала, чтобы мы сделали привал, но не хотела просить об этом Сета. Мы продолжали двигаться вперед. Почва постепенно становилась все более твердой и каменистой. Наконец мы оказались на берегу реки Платт – в трехстах шестнадцати милях от Индепенденса. По сравнению с Миссисипи Платт была не рекой, а болотом в милю шириной, непроходимым из-за плывунов.
Но какое мне дело до плывунов? Я чувствовала себя ужасно. Меня так измучили поносы, что я еле сидела в седле. В очередной раз я слезла с коня, потому что началась рвота. Поднявшись наконец с колен, я тяжело привалилась к Огненной.
К нам подъехал Сет.
– Снова зов природы? – язвительно спросил он. – Послушай, Рони, если ты не можешь ехать вровень со мной…
Из-за шума дождя и раскатов грома я почти не слышала Сета, но сказала громко, как только могла:
– Я скорее умру в седле, чем…
Внезапная боль в животе согнула меня пополам. Я упала на колени, и меня снова вырвало. Уже не едой, а какой-то жижей молочного цвета, которую тут же смыл дождь.
Сильные руки Сета подхватили меня под локти и поставили на ноги. Над самым ухом прозвучал его голос:
– У тебя понос? Да?
Я была почти без чувств, но все же покраснела, как помидор, и с возмущением, на какое только была способна, сказала:
– Что за глупые вопросы? Это не твоего ума дело, черт побери.
– Нет, моего! – крикнул Сет, и, клянусь, его голос перекрыл раскат грома. – Да или нет? Ну, отвечай!
– Да. – Я пожала плечами. Конечно, он принимал моего ребенка, но это не дает ему никакого права…
– Когда это началось?
– Прошлой ночью.
– Боже, почему ты мне не сказала?
Глупый вопрос. Прежде чем я успела ответить, мой живот пронзила такая боль, что я упала на колени прямо в грязь и до крови закусила нижнюю губу, чтобы не закричать. Меня снова вырвало. Потом еще раз.
Я видела словно в тумане, как Сет натянул нашу маленькую парусиновую палатку и развел костер. Я даже зауважала его. Мне много раз приходилось видеть, как цыгане под проливным дождем пытаются развести костер: Сету это удалось поразительно быстро. Конечно, ему немало помогли в этом кусочки буйволовой кожи, которые он носил с собой под курткой специально для этой цели.
Через полчаса он затащил меня в палатку. В центральной части ее высота достигала четырех футов, то есть места было достаточно, чтобы мужчина мог, не сгибаясь, стоять на коленях.
Сет начал снимать с меня одежду, всю, даже тонкую нижнюю рубашку и кружевные панталоны.
– Что ты делаешь? – спросила я и сама не узнала свой голос: низкий, хриплый, скрипучий. У меня пересохло во рту.
– Легче будет тебя мыть, когда ты сделаешь под себя, – прямо ответил Сет. Я содрогнулась. Там, откуда я пришла, мужчины не обсуждали так открыто подобные вещи. По крайней мере при женщинах. – И потом, ты будешь сильно потеть, вся твоя одежда промокнет, и ты замерзнешь.
– Сделаю под себя? – пробормотала я. – Что за глупости. После вчерашней ночи во мне уже ничего не осталось. Только вода. Я очень хочу пить. Это, наверное, из-за кролика. Послушай моего совета, Сет. Не трать дорогое бордо на здешних кроликов. Они черствые, как подошва.
– Это не кролик, – возразил он, заворачивая меня в одеяло. – У тебя холера.
– Ба! – Не успела я как следует вдуматься в слова Сета, как меня согнул очередной приступ боли, закончившийся рвотой. Сет держал меня за плечи, а потом вытер мне рот и помог лечь на спину. – Я умру?
– Может быть. А может, и нет. Я же говорил тебе: смертность пятьдесят процентов.
Снова боль в животе. Я скривила лицо и отвернулась, чтобы Сет не видел, как я страдаю.
– Оставь… меня, – еле выговорила я. Мне было неловко, что кто-то видит меня такой: слабой, больной, беспомощной, скорчившейся от боли.
– Почему ты не кричишь? – спросил он. – Тебе будет легче.
– Чтобы я… цыганка… закричала? – Меня прошиб обильный пот. Я ждала, когда приступ кончится. – Нет, горгио. Я не могу!
Сет попытался взять меня за руку, но я не позволила ему. Новый приступ резкой боли разметал мои мысли и сжал мое тело в комок. Я вся горела и так хотела пить, что была готова перегрызть ткань укрывавшей нас палатки и пить дождевую воду.
– Воды, – попросила я. – Пожалуйста, Сет, воды. Такая… жажда. – Меня снова вырвало.
Сет помог мне приподняться и поднес к моим губам чашку. Но он позволил мне сделать лишь маленький глоток. Я хотела еще, но он не дал.
– Тебя снова вырвет, – объяснил он.
– Так… жестоко! – еле выговорила я. – Ты… о! – Снова приступ боли. Снова рвота.
– Послушай, Рони, у тебя в сумке есть какие-нибудь лекарства? Опий или его настойка? Что-нибудь, что прекратило бы…
– Ради чего… мне таскать с собой… такие вещи? – простонала я. – Мне они не нужны. У меня только… цыганские мази.
– Плохо. Должно быть что-то, – пробормотал он. – Нужно остановить рвоту.
Он что-то делал снаружи палатки. Я собрала все силы, чтобы не закричать: я не хотела показаться слабой. Через некоторое время Сет приподнял меня и дал проглотить какой-то порошок. Потом позволил запить маленьким глотком воды. У порошка был отвратительный вкус.
– Что это?
– Вдоль реки растет конопля, – ответил он, вытирая мне рот и промокая мой влажный лоб. – Индейцы используют ее и как успокоительное, и как возбуждающее средство. А на дне твоего чемодана я нашел несколько пилюль камфары. Надеюсь, вместе они дадут слабый наркотический эффект, который остановит рвоту. Попробуй проглотить и держи сколько сможешь. Ах, черт! – Снова рвота. – Попробуй съесть еще.
Я взяла в рот еще немного приготовленной Сетом смеси и подавилась. Он дал мне глоток воды.
– Ты говоришь… как по медицинскому учебнику, – сказала я.
– А где ты видела медицинские учебники, цыганка? – насмешливо спросил он, заботливо вытирая мне потное лицо. Наверное, одно из правил, которому его обучали в медицинском колледже, гласило: «Рассмеши пациента». Жаль, что он не применял его в повседневной жизни.
– Я все равно… не смогла бы их прочесть, – задыхаясь, сказала я. Голос звучал отвратительно. – Воды. Пожалуйста.
– Не разговаривай так много, – тихо посоветовал он. – Ты не сможешь выпить больше одного глотка.
– Еще, – просила я, – пожалуйста, Сет.
– Нет, – твердо ответил он. – Тебе будет только хуже. Я знаю, что это тяжело, но вода возбуждает… Ладно, не думай об этом. Поверь, я не даю тебе воды, потому что при этой болезни так полагается. Съешь еще порошка.
– Все врачи дураки, – сказала я. – Ты ненавидишь меня… из-за Стивена. Послушай, Сет. – Я судорожно вцепилась пальцами в край его рубахи и умоляюще посмотрела в глаза. – Возможно, я умру. Я не буду лгать тебе. Мне незачем. У меня были любовники… после того, как ты оставил меня. Пока я не встретила… Стивена. Но он… он никогда не был моим… любовником. Клянусь, Сет. Пусть рука смерти… настигнет меня и утащит в ад… если я говорю неправду. Твой брат… слишком порядочен. Он считал, что до свадьбы… ничего нельзя. – Я выпустила его рубаху и откинулась на спину. У меня так пересохло во рту, что я с трудом могла шептать. – Ты… ты веришь мне? Я хочу, чтобы ты понял… я хочу, чтобы между вами не было вражды… когда я умру. Ты… веришь мне?
Сет тихо вздохнул и сказал:
– Да, Рони, верю.
– Я бы не стала лгать, – настаивала я. – Только дурак… станет лгать… перед смертью.
Почему же я солгала, как последняя цыганка, хотя через несколько часов меня, может быть, подкарауливала смерть? Я и сама толком не знала. Мне действительно хотелось, прежде чем я умру, помирить их. А если я останусь жива, Сет не будет слишком на меня в обиде. Ему не придется мучить себя мыслями о том, как я проводила время в постели с его братом.
Начался новый приступ боли, и меня снова вырвало. Сет заставил принять еще порошка и дал немного воды. Я была вся мокрая от пота. Случайно посмотрев на свои руки, я обнаружила, что они синего цвета и трясутся, как у прачки. И жажда, жажда была такая сильная, что я продала бы душу за глоток воды. Мне представилось, будто я плаваю в огромном озере с чистейшей прозрачной водой. Я открыла рот и позволила воде наполнить мое тело: она вливалась через рот в желудок, наполняла каждую клеточку, словно воздух, расправляющий воздушный шар. Я снова становилась несгибаемой и твердой. Я пила, пила столько, сколько хотела.
Каждый раз, когда меня рвало, Сет заставлял принять еще этого отвратительного лекарства и давал крошечный глоток воды. Но лишь только мой желудок согревался, мне снова становилось плохо. Это длилось до бесконечности.