– Конечно, – неуверенно ответила я, озадаченная резкой переменой.
Гарт сжал мою руку.
– Ты правильно сделала, что не уступила мне. Я бы только испортил тебе жизнь. Мы не подходим друг другу.
Гарт поцеловал меня в щеку.
Он ушел, а я смотрела ему вслед со смешанным чувством удивления и досады. Я чувствовала себя одураченной и разочарованной. Я не ощущала себя победительницей. Более того, меня не оставляло чувство, что в итоге в выигрыше оказался он, хотя ни за что бы не взялась объяснить, как он меня победил и почему.
Глава 11ДАМА ПОЛУСВЕТА
Впервые в жизни я была по-настоящему независимой. У меня был свой дом, слуги и неплохой доход.
– Я рад, что ты счастлива, Элиза, – говорил Лафит, когда однажды после полудня, примерно через месяц после переезда, мы пили чай на веранде моего нового дома, так удачно сосватанного мне Гартом. – Одного не пойму, где же наш общий знакомый мистер Мак-Клелланд?
– Не знаю, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой ответ прозвучал беспечно. – У нас ничего не получилось, да и не могло получиться. Слишком много тяжелых воспоминаний, слишком много обид. Правда, прелесть? – добавила я, обводя рукой дом.
– И вполовину не так прелестен, как его хозяйка, – тепло ответил Жан. – Элиза, тебе хватает денег?
– О, у меня их даже больше чем надо. Кстати, ты уверен, что моя часть прибыли от последней операции действительно так велика?
– Ты сомневаешься в точности ведения документов?
– Да, когда я больше не слежу за ними, – ответила я.
– Ты все так же дерзка, Элиза, – вздохнул Жан, откусывая приготовленное Саванной пирожное. – Кстати, я слышал, что Гарт навещает малышку Марию Дюплесси. Бедный парень. Жена у него, знаешь, страшно ревнива.
– Не знаю. Откуда мне знать, – сказала я, сразу насторожившись. – Мне нет дела до того, с кем встречается Гарт и что по этому поводу думает его жена. И потом, он не больше «бедный парень», чем ты!
– Он очень щедр к своим любовницам, – заметил Жан. И вновь я почувствовала, что ревную.
– Жан, скажи на милость, о чем мы говорим? Что, по-твоему, было бы лучше, если бы я позволила ему содержать себя? Ты не понимаешь, Жан. Я не хочу чувствовать, будто принадлежу ему.
– А со мной ты чувствовала, будто принадлежишь мне? – тихо спросил он.
– Нет, с тобой было все по-другому, Жан. Я не могу этого объяснить.
– Ты просто меня не любила, – чуть наставительно сказал Жан. – В этом вся разница.
– Неправда, – возмутилась я. – Только дура может влюбиться в Гарта. Я уверена, что Гарт Мак-Клелланд умеет быть с женщинами и нежным, и обходительным, но я никогда не видела его таким. И от такого человека я буду зависеть?
– Мы часто оказываемся в плену эмоций, – усмехнувшись, ответил Жан. – Я невзлюбил Гарта еще до встречи с ним, поскольку чувствовал в нем смертельную угрозу моей любви. Оглядываясь назад, я понимаю, что ошибался, мои мысли оказались замутнены пеной, поднимавшейся в сердце. Ты можешь думать, что ненавидишь его, презираешь, но…
– При чем здесь это, – вскипела я; щеки мои раскраснелись, я вскочила с кресла. – Я поражаюсь тебе, Жан. Раньше я не замечала, чтобы ты вмешивался в чужие дела!
– Прости меня, дорогая. – Жан поцеловал меня в щеку. – Я хотел как лучше, поверь. Я не хочу, чтобы ты была одинокой.
– Одинокой! Я вовсе не одинока, Жан. Джакоб Фоурнер, например, навещает меня чуть ли не каждый день и пишет мне красивые письма. И не он один. Сегодня я получила целых шесть писем…
– От мальчишек, Элиза, от детей, – покачал головой Жан. – А ты – женщина, а женщине нужен мужчина, чтобы сделать ее счастливой.
– Жан, еще немного, и я выставлю тебя за дверь! Ты… ты пошляк! Разве не может женщина довольствоваться дружбой с нежным, чувствительным молодым человеком? Больше не хочу слышать ни слова на эту тему.
– Мистер Фоурнер, мадам, – объявила Саванна. Жан со вздохом поднялся.
– Пора мне уходить, Элиза. Каждый раз, когда я вижу этого юнца, мне хочется дать ему такого пинка, чтобы он летел до Гранд-Терры. Никогда я не пойму вас, женщин, никогда.
– Бедный Жан, – сказала я, поцеловав его в лоб, – мальчик не так уж плох.
На веранде появился Джакоб. Мужчины холодно поклонились друг другу, Лафит остался еще на несколько минут, чтобы соблюсти формальную вежливость, и поспешил удалиться.
– Он ненавидит меня, – сказал Жак, – потому что все еще любит вас. Я понимаю его, Элиза. Не представляю, как можно разлюбить вас.
– Вы ошибаетесь, – ответила я. – Жан хорошо к вам относится, он вообще ни к кому не испытывает ненависти. Он просто очень занятой человек.
– И я был занят, Элиза. Я все утро трудился над поэмой, посвященной вам. Хотите послушать?
Пока он читал нараспев посвященную мне оду, я, стараясь сохранить на лице заинтересованное выражение, думала совсем о другом. Итак, Гарт навещает Дюплесси. Однажды я видела ее на балу. Красивая, юная девушка – всего шестнадцати лет от роду. Может быть, я подурнела? Господи, о чем я думаю, мне нет и двадцати! Что за негодяй! Он почти годится ей в отцы! И все же я чувствовала себя задетой тем, что он ни разу не навестил меня. Впрочем, это на него похоже. Попользовался мной одну ночь и пошел своей дорогой. Ему нет до меня дела, как не было и раньше. Право же, я не люблю его. Жан стал рассуждать как деревенская кумушка. Как может женщина в здравом рассудке любить такого, как Гарт!
– Вам понравилось, Элиза? Здесь все правда, до последнего слова.
Я тепло пожала Джакобу руку.
– Прелестно, Жак. Очень красивая ода. У вас прекрасное чувство стиля, изысканный слог.
– Вы считаете?
Для юноши мое одобрение было как хмельное вино: он вдруг упал передо мной на колени.
– Элиза, я люблю вас! Вы должны были об этом догадаться. Я никогда прежде не любил женщин, не любил так, как вас. Вы так красивы! Вы замечательная женщина, самое великолепное творение, созданное природой!
– Милый Джакоб, – запротестовала я. – Встаньте, прошу вас. Я, конечно, рада, но…
– Выходите за меня замуж, Элиза, – сказал он страстно. – Прямо сейчас, сегодня. Я изнемогаю от любви к вам. Дайте мне знак, скажите одно лишь слово. Молю вас, Элиза, скажите, что будете моей.
Я покачала головой.
– Это невозможно, Джакоб, невозможно. Вы так молоды…
– Я старше вас! – воскликнул он. – Мне почти двадцать шесть. Я не мальчик, Элиза. Я мужчина и отвечаю за свои слова. Я добьюсь вашей любви. У вас будет все, что вы пожелаете: кареты, слуги, наряды. Вы сможете хоть каждый день устраивать приемы. Только скажите, что пойдете за меня. Прошу вас!
– Встаньте, Джакоб. Женившись на мне, вы совершите большую ошибку, ведь меня считают дамой полусвета.
– Неправда! – решительно заявил Жак. – А даже если и так, какая нам разница! И потом все знают, что вы благородной крови, крестница Наполеона. Ну разве вы не блестящая партия для кого угодно? Элиза, вы сделаете меня счастливейшим человеком на земле. Я хочу вас, Элиза.
Джакоб зарылся лицом в мои колени и забормотал жарким шепотом:
– Если бы вы только знали, как я вас люблю…
– Встаньте, – сказала я укоризненно. – Вы не должны так говорить, Жак.
– Обещайте мне, что подумаете, Элиза, – ответил он, заглядывая мне в глаза. – Это все, о чем я прошу. Просто подумайте. Я не жду от вас ответа сегодня. Я могу ждать неделю, год, тысячу лет, только не лишайте меня надежды. Если вы мне откажете, я… я не знаю, что с собой сделаю!
– Я подумаю, – ответила я устало. – Обещаю, Джакоб. А сейчас идите. У меня разболелась голова, и я хочу отдохнуть.
– У вас сегодня гости, а меня в числе приглашенных нет, – ревниво заметил Жак.
– Я не пригласила вас только потому, что мои гости – люди не слишком надежной репутации. Они из театра…
– Соблюдение приличий заботит вас больше, чем меня, – пробурчал Джакоб. – Если бы вы знали, какие скандальные поступки я совершал!
– Догадываюсь, – ответила я, сдержав улыбку. – А теперь, Джакоб, прошу вас…
– Я не уйду, пока вы не дадите мне слова подумать о моем предложении.
Джакоб стиснул мою кисть с такой силой, что я почувствовала боль.
Мальчик был так молод, так красив, так горяч. Быть может, я могла бы… но нет, это было бы ошибкой, ужасной ошибкой. Неужели мне и в самом деле так важно чувствовать себя «порядочной женщиной»? Неужели для меня так много значит сомнительное счастье быть признанной обществом? Не быть на его задворках, в разряде куртизанок и актрис. С тех пор как я стала жить в Новом Орлеане одна, дома лучших семейств закрылись для меня. Люди, которые радушно принимали нас с Лафитом, теперь делали вид, что никогда не знали меня, брезгливо отворачиваясь при встрече. Должно быть, они принимали меня за ту, кем я никогда не была, и я ненавидела их за эти грязные мысли. Я с горькой иронией думала о том, что слово «честь», так часто слышанное мною в юности и потому надоевшее, оказывается, имело для меня значение, и теперь, отзываясь во мне, заставляло страдать.
Бедный Джакоб смотрел с такой страстью, с такой любовью… Если бы другой смотрел на меня так, я бы сделала для него все – стирала бы грязь с его ног, пошла бы на любые унижения, даже на преступление, и была бы счастлива. Но он не любит меня. А Джакоб любил.
– Обещаю, – ответила я. – Напишите мне завтра, хорошо?
– Клянусь! – Джакоб припал к моей руке. – О, моя дорогая, мы были бы так счастливы вместе!
Когда он ушел, я закрыла глаза и полной грудью вдохнула аромат роз, стоявших в хрустальной вазе на столике.
– Это плохой парень, скажу я вам, – услышала я голос Саванны, убиравшей чайные приборы.
– Как мне сегодня тошно, Саванна. Сперва Жан с его нелепыми сплетнями, а сейчас еще и Джакоб… Если еще и гости будут мучить меня…
– Эти двое любят вас, мадам, – усмехнулась Саванна, – а вас, сдается мне, волнует только один парень, тот, что еще ни разу сюда не приходил.
– О, Саванна, сейчас еще и ты!