— Хороший стресс, — покосившись на нее, я случайно вымолвил то, что сам не понимал, но Катю формулировка вполне устроила.
— На следующей схватке толкай! — скомандовала Эурасса, прерывая наш содержательный разговор. — Толкай вниз!
— Только не смотри туда-а-а... — сдавленно простонала Катя и ее опять скрутило. Она успевала бояться, что я увижу что-то ужасное.
— Смотрю только на тебя, — весь мокрый от напряжения уверенно сказал, не отрывая от нее глаз. Я чувствовал, что тоже немного рожаю.
— Головка! — в голосе Эурассы звучало торжество.
Го... ловка?
Боюсь дышать.
— На следующей толкай изо всех сил, почти все, — голос повитухи зазвенел.
Во мне тоже все звенело. Я не отводил взгляда от измученного лица жены, гладил волосы.
— Слышала? Ты почти справилась, ещё разок, птенчик, жизнь моя, — прохрипел ей, вдруг потеряв голос.
Катя откинулась на кровати с приоткрытым ртом. Прядь волос прилипла ко лбу, она прикрыла глаза, отдыхая и готовясь к очередному спазму. И вот он... Издав надрывный, почти звериный вопль, жена затихла.
— Вот молодец, — удовлетворенно произнесла повитуха и больше ничего не добавила. Замер. Что это значит? «Всё» или «ещё не всё»?! Я жду, не смотрю, обещал не смотреть, а потом услышал тихую суету, шорох, шелест и ЭТО.
Хныканье. Тонкое. Сначала слабое и прерывистое, оно нарастало, превращаясь в пронзительный возмущенный детский плач. Губы жены тронула усталая счастливая улыбка.
Я дрогнул.
— Мальчик, — вердикт прозвучал как фейерверк, как самый громкий звук, как жало скорпиона, засевшее однажды в моем сердце, как удар в висок, выбивающий из-под ног землю, как миг, отделяющий свободное падение от взлета. Ожидание смерти сменилось оглушительной трелью жизни.
Мальчик!
Кошмарные сны звонко разлетелись на осколки, и с ними же осыпались в труху пыльные годы безысходной тоски, с глухим шуршанием обнажая свежее трепещущее оперение. Засохшее дерево моей жизни неожиданно выпустило свежую ветку, а я сам сдвинулся на одно поколение вниз. Повитуха бережно положила на грудь жены маленькое судорожно сжавшееся тельце. Где-то неподалеку с причитаниями повалилась на колени Джа, непрерывно затявкала и завыла мантикора. Натянутая струна души сорвалась вместе с дыханием, а на глаза накатили слезы, которые я никак не предвидел. Еще не веря свершившемуся счастью, я тронул пальцем маленькую сморщенную ножку, а затем благодарно приник к мокрому виску любимой женщины, подарившей мне будущее.
Сын. У меня есть сын!
Глава 29. Новые роли
Глава 29. Новые роли
— У-а-а-а!
Рассвет застал меня в новой, непривычной роли. Я предпочел бы, чтобы мне дали время для адаптации, смены собственных ритуалов на новые, принятия мысли, что в нашем доме появился еще один жилец. Но времени никто не выдавал: остаток ночи пролетел как миг, а утро наступило по графику.
Я подскочил под душераздирающий плач около уха, на ходу вспоминая, что делать. Инструкции Эурасса выдала предельно понятные: проверить пеленку, покачать, дать грудь.
Первые два пункта я устроить мог.
Катя тоже приподнялась, и очень осторожно, гораздо медленнее моего, сползла с постели. В комнате царил относительный порядок: ночью мы с Джа наспех сгребли все испачканное белье в кучу, выставив прочь из комнаты.
— Cейчас приду, ладно? — спросила жена и удалилась в ванную, а я со всеми предосторожностями поднял из большой плетеной корзины нашего негодующего сына.
Черные глаза, черные волосы, Ворон. Моя кровь. Такой маленький, что помещается на локте, даже трогать страшно. Я развернул пелёнку и крошечные пальчики тут же вцепились в мой палец. Покачивая, я рассматривал его, наверное, с очень глупой улыбкой. По утрам все, что произошло ночью, кажется сном. Но этот сон продолжился, проявился и очень непривычно смотрелся при свете дня.
Не был, а теперь есть. Активно существует, ревёт, кривит рот.
Читать пока было нечего, но я все равно заглянул в его мысли. Единственное, что понял: малышу категорически не понравилась перемена места жительства, хотя он оценил радость, которую даёт грудь. Сейчас новый член семьи с истошным криком открывал беззубый рот, дергал кулачками, требуя еды и безопасности; желал вернуть Катю вместе с грудью. Немедленно.
Очень тебя понимаю, маленький Ворон. У меня те же предпочтения. Всецело поддерживаю.
Очень странно себя чувствуя, я ходил по комнате, держа на ладони маленькую чернявую головку и покачивал сына на локте. Сын настаивал на своем и никакие покачивания его не интересовали. «Настойчив, упрям, целеустремлен», — осознал я. Когда объект наших предпочтений поспешно выбежал из ванной, я уже немного оглох и впечатлился.
— Кто кричит, зачем кричит...? Сейчас.... Сейчас все будет, — воркуя, жена поспешно села, спустила с плеча сорочку, обнажая набухшую грудь, и вложила в рот кричащего вороненка вызывающе торчащий сосок. Не сразу обнаружив, что ему дали желаемое, младенец ещё несколько секунд возмущался, а затем с поспешным чмоканьем всосал грудь, начав усердно двигать ртом, забавно при этом посапывая. Оглушительный плач сменился блаженной тишиной.
С облегчением опустился на пол, чтобы видеть кормление. Это красиво... Завороженно наблюдая, я испытывал целый ворох чувств. И нежность, и умиротворение, и возбуждение, и восхищение.
Моя жена кормит моего сына.
От одной этой мысли во мне поднимался восторг. Катя была хороша, когда я увидел ее; светилась, когда носила ребенка; теперь же, тихо взирая на сына у груди, жена была ослепительна.
Поймав сияющий зеленый взгляд, я приподнялся, потянувшись к ее губам. Грудь мне пока не светит, а губы — мои. Я взял их нежно, но так, чтобы она поняла: мое желание не исчезло. Целуя, почувствовал, как жена заулыбалась.
— Ты готов сказать, как его зовут? — с улыбкой прошептала.
В нашем роду имя ребенку не обсуждают родители, его даёт отец. Катя приняла эту традицию и с интересом ждала моего вердикта. Птенчик любит сюрпризы.
На ее вопрос отрицательно качнул головой.
— Мне нужно узнать его. Мы сначала узнаем, а потом даём имена. Свое я получил через месяц после рождения.
— Через месяц? — Катя подняла брови и перевела взгляд на сына. Ей заметно не понравился срок.
— Да. Тогда я не умер от тяжёлой болезни. Отец дал мне имя, которое означает «стойкий», — я посмотрел на жену и внушительно добавил. — Некоторые Вороны получают имя и через год.
Жена подумала секунду.
— Но ты же управишься быстрее, да? За день, например? — Катя оценила мое скептическое лицо и приподняла оторвавшегося от груди вороненка. — Смотри какой хорошенький наш мальчик. На кого похож? На Андрея или Максима? На Дениса или Святослава? Может просто начать перебирать варианты и имя само найдется?
Не фокусируясь ни на ком, сын повел черными глазками и спокойно зевнул. Сейчас он был похож на сытого и сонного червячка.
— Чтобы найти имя, на которое он похож, мне нужно узнать его, — терпеливо сказал я. — Дай мне время.
— Два дня? — Катя пошла на откровенный торг.
Я вздохнул, понимая, что обсуждение заходит в тупик. Моя женщина предлагает мне предположить качества сына, опираясь только на внешность и собственные пожелания. Так не годится.
К счастью, в разговор вмешалась судьба и стук в дверь.
— Алло! Счастливые родители! Выдавайте внучка! — за дверью настойчиво говорила Джа. Бабушка явилась вовремя. Я открыл дверь, позволяя ей пройти.
Катя поспешно запахнулась.
— Тьфу, Ярик! Ты почему голый? У меня стресс! — возмутилась Джа, проходя в комнату, и тут же сменила тон на напевный. — Где мой внучек любимый? Где мой свет? Где мой ворон самый громкий, самый красивый?
Молча поднял брови. Во-первых, я в штанах. Во-вторых, раньше «любимым внучеком» был я. В-третьих, бабушка до этого момента не употребляла слово «стресс».
— Полуголый, все одно — голый! — безапелляционно заявила Джа в ответ на мои мысли. — А что ты хотел, Ярик? Времена меняются, любимые внучки тоже. А словарный запас расширять никогда не поздно! У-тю-тю? У-тю-тю!
Не прекращая сюсюкать, старая бережно приняла в сухие руки вороненка. Около двери оглянулась и повелительно добавила, обращаясь ко мне.
— Чего стоим? Каша на плите, неси жене. Она пока неходячая, вон из себя какого богатыря выдавила, — Катя гордо кивнула, но остановилась, когда Джа продолжила. — А после хватай ее и работай. Мало одного! Начинай делать второго! Где твоя скорость в жизненно важных вопросах?
Я хмыкнул и с готовностью развернулся на жену.
— Не смешно! — Катя возмутилась, попятилась, тут же была поймана и завалена на кровать, а затем тщательно завернута в одеяло, прижата к груди, укачена и уложена ждать кормления. Я отрабатывал приобретенные навыки. Делать детей нельзя было еще месяц.
Не знаю, качнулась ли чаша весов жизни в момент, когда я принял решение быть рядом. Положение, в котором находилась Катя... повлиял ли я на него? Имел ли выбор повитух какое-то значение? Эурасса сказала, что здоровье жены выше всех похвал, роды прошли образцово. У меня нет оснований полагать, что ситуация кардинально изменилась бы, если бы процесс происходил без меня, под родовые песни Воронов, все-таки дочь Скорпиона не из слабых. Катя раскрыла меня, поняв, что я не настолько романтичен, чтобы положить свой род к ногам одной женщины, но и я уже знаю обратное: она не настолько нуждается во мне, чтобы падать духом и стремительно умирать без одного моего присутствия. В этом мы схожи. Думаю, жена бы справилась, даже если бы роды принимала мантикора.
«Спасибо, что не оставил меня одну», — позже сказала мне Катя, и я понял, что она знает. Знает про мои муки выбора, знала бы, если бы я выбрал иное. Думаю, мой выбор лег в чашу весов семьи: ту, на которой выбито «Да». Весы отношений вечно колеблются. У нас они уверенно перевешивают в сторону «да» не только из-за любви. Иногда чашу склоняют крупные решения, разговоры, поддержка, компромиссы, иногда вес добирается ежедневными мелочами. Таковы отношения, такова и жизнь. Все может изменить любая мелочь: неосторожный шаг, лишнее