– Экономка заходит через гараж. А сами хозяева? – спросила Тесса, повернувшись к детективу.
– Если пешком, то через парадную. Если Либби на машине, то через гараж. Однако Джастин и Либби собирались в ресторан. В таких случаях они брали машину Джастина.
– То есть он свою машину в гараж не ставил?
– Нет. Гараж одноместный. Надо полагать, Джастин его галантно уступил жене. У них есть еще одно парковочное место: им пользуется экономка. Видимо, Джастин редко бывает дома, поэтому, как правило, держит свою машину в корпоративном гараже и ездит на служебном транспорте. А когда возвращается с работы, паркуется на улице, как простой смертный. – Диди закатила глаза.
– А где была Эшлин?
– Сидела дома, пока родители развлекались.
Тесса прокрутила ситуацию.
– Значит, дочь дома. Родители возвращаются. Заходят с улицы… Злоумышленник уже внутри. Он нападает на Джастина и Либби в передней.
– Злоумышленник или злоумышленники?
– Думаю, их было несколько. Одному человеку с тазером троих не захватить. Кроме того, Джастин – строитель. Босс говорит, он мужчина крупный, в хорошей форме.
– Крупный, – согласилась Диди. – И в очень хорошей форме.
– В общем, злоумышленники. Один или двое в передней. Фактор внезапности. Родители в шоке. Остается девочка.
– Кого схватили в первую очередь: родителей или ребенка?
– Ребенка, – не задумываясь, ответила Тесса. – Стоит взять ребенка – и родители в твоих руках.
– Точно. И здесь один из похитителей чуть не оплошал. Идем на третий этаж. Там комната девочки.
Глава 5
На неделе, когда мне исполнилось одиннадцать, я потеряла отца. При мысли о нем я всегда вспоминаю бисквитный торт с пестрой посыпкой на сливочной глазури и тающими свечами в центре. До сих пор чувствую запах воска и слышу «С днем рождения» – песню, которую я никогда не пела своему ребенку и никогда не спою.
Папа разбился на мотоцикле. Не надел шлем, как выяснилось.
После аварии голубые глаза мамы потухли навсегда. «Естественный отбор», – ворчала она, а у самой тоска на лице. Впервые в жизни я ненавидела отца и очень сильно по нему скучала.
Лишившись его зарплаты электрика, мы с мамой хлебнули лиха. Раньше она работала неполный день в химчистке за углом, и денег хватало. У нас были уютная квартирка в рабочем районе Бостона, старенькая подержанная машина для мамы, мотоцикл по выходным дням для папы. Одежду мы покупали в торговом центре, а если маме хотелось шикануть – в распродажном магазине. Мне не приходилось волноваться ни о куске хлеба, ни о крыше над головой. Друзья мои тоже были из небогатых семей, и друг другу никто не завидовал.
Мы держались на плаву, однако у нас не было возможности купить страховку или хотя бы откладывать на черный день. Смерть отца смела процентов семьдесят семейного дохода, и пособие по потере кормильца эту брешь не закрыло. Маме пришлось перейти на полную ставку, а потом подрабатывать уборщицей: два раза в будни и каждые выходные. Я ходила с ней, помогала мыть, чистить, пылесосить. Так и началась наша борьба за выживание.
Прощай, уютная квартира, здравствуй, клетушка в убогом муниципальном доме, где кишат насекомые и жильцы засыпают под звуки стрельбы. По пятницам мама включала газовую плиту, а я стояла рядом с баллончиком «Рейда». Убив штук двадцать-тридцать тараканов, мы садились праздновать перед крошечным черно-белым телевизором – смотрели сериал.
В нашем новом мире были свои радости.
Мне повезло. Мама никогда не опускала руки, никогда не отчаивалась. Передо мной, по крайней мере. Хотя ночью я не раз слышала, как она плачет за стеной – от горя, усталости и стресса. Она имела полное право, и наутро я ничего не спрашивала – просто вставала и вновь погружалась в наши заботы.
В школе я открыла для себя изобразительное искусство. У нас была учительница, миссис Скрибнер. Цветастыми юбками и гроздями золотых и серебряных браслетов она походила на цыганку, которая заблудилась в бедных городских кварталах. Ученики над ней посмеивались, однако, переступая порог ее класса, как будто переносились в другую реальность. На выбеленных стенах красовались водяные лилии Моне, подсолнухи Ван Гога, пятна Поллока и мягкие часы Дали. Перед буйством цвета и красок забывались тусклые школьные коридоры, обшарпанные шкафчики и текущие потолки. Занятия миссис Скрибнер стали для нас спасением. Вдохновляемые ее энтузиазмом, мы пытались увидеть красоту в нашей нелегкой, а порой и трагичной жизни.
Когда я сказала маме, что хочу изучать искусство в колледже, она пришла в ярость: «Рисование – не профессия! Спустись с небес на землю. Как ты потом работу найдешь? Выучись хотя бы на бухгалтера. Начнешь зарабатывать, и мы наконец-то вылезем из этой дыры. Или, если уж тебе приспичило что-то творческое, иди в маркетологи. Да куда угодно, лишь бы потом сопли на кулак не наматывать».
Миссис Скрибнер ее переубедила. Она не стала говорить маме, что у меня талант или призвание, а просто упомянула о стипендиях для нуждающихся студентов. Такой ключик к сердцу мамы подошел. Я стала осваивать живопись, скульптуру, разные художественные средства, пока в один прекрасный день не узнала про серебряную глину – материал, который позволял объединить лепку и ювелирный дизайн. Идея понравилась даже маме. Ведь украшения материальны. Если дело пойдет, она могла бы продавать их своим клиентам.
Когда я поступила в колледж, у мамы обнаружили рак легких. «Естественный отбор», – бурчала она, жадно глядя на пачку сигарет. Были варианты лечения, но она особо за жизнь не цеплялась. Думаю, ей не хватало отца. Спустя семь лет она хотела вновь увидеться с ним.
На втором курсе я похоронила мать и в двадцать лет осталась одна – со стипендией и отчаянным желанием творить и искать прекрасное в беспросветном мраке существования.
Справлялась я неплохо. Родители хорошо меня воспитали, и при всей внутренней уязвимости я была крепким орешком. Джастин мной восхищался. Я много работала, но и его помощи не отвергала. Сам он крутился на стройке сутки напролет. Меня не беспокоило такое рвение, покуда Джастина не беспокоила моя потребность уединяться в мастерской. Я не ждала спасителя или принца на белом коне, с которым буду жить счастливо и умру в один день.
И тем не менее… Я полюбила. Всем сердцем. Сильного, красивого, целеустремленного мужчину. Он хотел подарить мне весь мир, и я не стала отказываться.
У нас была гармония, взаимоуважение и море страсти. Вскоре появился бостонский особняк, машины, гардероб, не говоря о возможностях свыше всех моих ожиданий.
Потом родилась Эшлин, и я поняла, что могу любить еще больше. Казалось, это крошечное сокровище было моим самым великим достижением, венцом моей жизни.
Новорожденная дочь спала у меня на руках, а я торжественно гладила ее по пухлой щечке и нескромно обещала золотые горы, ясное небо и бескрайний горизонт.
Она никогда ни в чем не будет нуждаться. Вкус праздничного торта и запах свечей не будет ее преследовать. Выстрелы и мамины рыдания не заменят ей колыбельную. Ради нее – все что угодно.
В то время, когда мы с мужем были без ума друг от друга, я верила, что вместе мы справимся с любыми невзгодами.
Глава 6
Скрученный шлейф лестницы на втором этаже переходил в обычный зигзаг. Диди, не останавливаясь, поднималась на третий.
Других детективов пока видно не было. Кое-где лежали желтые опознавательные карточки, в основном рядом с черными полосами на полу. Тесса почти не сомневалась, что следы оставили преступники: хорошая экономка давно оттерла бы грязь, а хорошая жена попросила бы разуваться у двери.
– Есть еще лифт, – сказала Диди.
– Серьезно?
– Ага. От гаража до террасы на пятом этаже. Видела двойную деревянную дверь в конце коридора? Лифт за ней. Отодвигаешь деревянную панель вправо, нажимаешь на кнопку – и готово. Могу поспорить, жена после йоги только им и пользуется.
Тесса промолчала. Владельцы крупной строительной компании жили в комфорте.
– Да, а в цоколе у них винный погреб, встроенный оружейный сейф и комната для гувернантки, – продолжила Диди. – Винный погреб и оружейный сейф закрыты и нетронуты. Комната для гувернантки открыта, но в нее, похоже, не заходили.
– У них есть няня?
– Сейчас – нет. Возможно, раньше, когда Эшлин была маленькой. Теперь им хватает приходящей экономки, Дины Джонсон.
– Для троих дом великоват, – заметила Тесса. – Как они вообще не теряются? Тут, наверное, двести квадратных метров на человека.
Диди пожала плечами.
– Сейчас многие так живут.
– Софи до сих пор иногда ко мне в постель забирается, – задумчиво ответила Тесса.
– Да? А моего Джека не уложить. Он как будто пятилетку выполняет.
– Не волнуйся. В детский сад пойдет, легче будет. Они там весь день бесятся, а в семь уже спят как сурки.
– Отлично. Осталось подождать каких-то два года.
– Если ты второго не сделаешь.
– Ну уж нет. Одних родов в сорок мне хватило. Баста. Вот ты моложе, ты и рожай, а я усыновлю.
Они дошли до третьего этажа. Лестничный пролет упирался в широкий коридор с несколькими дверями по обе стороны. Тесса сразу заметила с полдесятка опознавательных карточек и рыжего детектива у стены, который что-то осматривал.
– Нил, – окликнула его Диди. – Я тебе гостью привела.
Нил поднял голову и прищурился. Тессе опять показалось, что ему лет шестнадцать, но потом она увидела морщинки в уголках его голубых глаз.
– В смысле?
Тесса шагнула вперед и протянула ему руку.
– Тесса Леони, «Нортледж инвестигейшнз». Собственник дома, «Денби констракшн», наняла меня для проведения независимого расследования.
– Собственник дома? «Денби констракшн»… Секунду. Тесса Леони? Та самая Тесса Леони?
Прошло всего два года, и в свое время так много писали о случившемся… Тесса терпеливо ждала.
Нил переключился на Диди.
– Впустили ее, не спросив меня? Вы бы на моем месте такую бучу устроили!..