– Все верно, – весело ответил Стокер.
– Скажите, – продолжал маркиз, – вы ведь не викарий?
– Нет, милорд, викарий – это мой младший брат, Мерривезер.
Маркиз сочувственно улыбнулся.
– Помню, ваш отец немало намучился, пока наконец его не пристроил. Кажется, он иногда любит поиграть на скачках, и с картами тоже у него не все гладко. Я слышал, этот парень что-то вроде паршивой овцы, но не сравнить с тем братом, который вечно шлялся… где же… в Южной Америке или Южной Африке? Там была какая-то жуткая история, – добавил он. – Кто же из братьев это был?
Стокер мрачно улыбнулся.
– Боюсь, милорд, я – самая паршивая овца из всех Темплтон-Вейнов.
Тонкие светлые брови маркиза высоко взлетели.
– Боже мой, как ужасно неловко вышло.
Другой человек мог бы действительно почувствовать себя от этого не в своей тарелке, но мне подумалось, что расстроить зятя королевы всего лишь промахом в светской беседе было непросто.
Чтобы сгладить неприятную ситуацию, в разговор опять вступила принцесса Луиза.
– Мисс Спидвелл и мистер Темплтон-Вейн связаны с сэром Фредериком Хэвлоком. Они пришли посмотреть мои работы в мастерской.
– А, опять народ из мира искусства! Вы, наверное, были знакомы с девушкой, которая там жила и которую потом убили? – сказал он и повернулся к жене. – Как там ее звали? Что-то очень диковинное.
– Артемизия, – напомнила она. – Нет, мисс Спидвелл и мистер Темплтон-Вейн не имели удовольствия ее знать.
– Ну, может быть, и к лучшему, что вы не были знакомы, – заметил он. – Убийство – грязное дело. Мне не нравится, что ты так расстроена, – нахмурившись, сказал он жене. Это было самое большее из того, на что способны английские аристократы в выражении своих чувств, но принцессе и этого было достаточно. Она сжала его руку.
– Дорогой Лорн, – только и сказала она.
К нам бесшумно приблизился дворецкий, подавая его светлости перчатки и шляпу.
– Я как раз собирался уходить, когда увидел вас. Сегодня я буду в клубе, к обеду вернусь. Ты не собираешься никуда уезжать, Луси?
– Вряд ли, – ответила принцесса. Он слегка поцеловал ее в щеку, вновь пожал руку Стокеру, милостиво кивнул мне и вышел. Как только за ним закрылась дверь, принцесса повернулась к нам.
– Пойдем. Мастерская – единственное место, где можно спокойно поговорить.
Ее высочество провела нас коридором, на стенах которого красовались очень приятные акварели, к запертой двери. Она достала из кармана ключ и открыла нам; мы прошли по внутреннему дворику и небольшому садику к отдельно стоящему зданию, сделанному, казалось, полностью из стекла. Отперев его, она зажгла газовую люстру, чтобы разогнать мрак серого туманного утра. Такого освещения было недостаточно, но огромные окна подсказывали, что в ясные дни помещение бывает залито светом.
– Моя мастерская, – сказала она нам. На полках по стенам лежали всевозможные инструменты, необходимые скульптору в работе, и вся комната – большое открытое пространство – была уставлена накрытыми тканью фигурами на постаментах, будто привидениями, терпеливо ожидающими своего часа.
Принцесса провела нас к одному из постаментов и потянула вниз скрывавшее фигуру покрывало. Оно будто сомневалось, падать или нет, но наконец сползло к ногам статуи, изображавшей молодую женщину. На ней было платье, спускавшееся изящными складками, какие могли быть в любой древней культуре. Но ее поза сильно отличалась от классических статуй, всегда спокойных и расслабленных, будто ожидающих восхищенных взглядов. Эту фигуру словно поймали в движении: полы одеяния облепляют ноги так, что видны напряженные мышцы, рукава развеваются, голова поднята, и незрячие глаза смотрят вдаль на что-то, чего никогда не смогут увидеть. В одной тонкой руке – пастуший посох, и мне легко представилось мраморное стадо где-то неподалеку, которое она сейчас пойдет собирать. Рот приоткрыт, а голова чуть повернута назад, будто ее запечатлели в мраморе именно тогда, когда она отвечала на какой-то не слышный нам призыв.
– Она восхитительна, – совершенно искренне сказала я.
– Это Артемизия, – ответила принцесса. – Вот почему я хотела, чтобы вы на нее взглянули. Я лепила ее с натуры, такой она и была: высокой, решительной, полной жизни и движения. Во время расследования вы услышите много версий того, какая она была. Художники – ужасные лгуны, – сказала она нам со слабой улыбкой. – Но это – правда о ней. Вы не должны этого забывать.
Мы все еще стояли и любовались статуей, когда дверь открылась, и в комнату вошла Оттилия Рамсфорт.
– Луси, дворецкий сказал, что ты здесь… – Она вдруг замолчала, наверное, увидев нас со Стокером, но потом я поняла, что она смотрит мимо нас, на статую.
Она подошла ближе, ее глаза сверкали от волнения.
– Луси! Ты закончила ее! Она восхитительна. Кажется, что она вот-вот заговорит, – воскликнула она дрожащим голосом.
Принцесса Луиза обняла ее, и так они стояли, прижавшись друг к другу. Затем Оттилия взглянула на нас и слабо улыбнулась, на ее ресницах дрожали слезы.
– Прошу прощения. Я не хотела снова лить слезы, – сказала она. – Просто когда я увидела ее здесь, такую очаровательную и такую живую… Иногда я по-прежнему не могу поверить, что все закончилось так ужасно.
Она не смогла продолжить и начала всхлипывать на плече у Луизы; наконец Стокер достал один из своих огромных носовых платков и подошел к ней. Она смущенно рассмеялась.
– Вы снова пришли мне на помощь, мистер Темплтон-Вейн, – сказала она ему, вытирая слезы. – Вы очень добры.
И, как всегда, когда кто-то делал ему комплимент, Стокер лишь покраснел и ничего не ответил. Принцесса сжала руку Оттилии.
– Тебе лучше?
Оттилия кивнула.
– Кажется, да.
– Ну хорошо, – решительным тоном ответила принцесса. – Потому что я позвала тебя сюда не только для того, чтобы посмотреть на статую. Я попросила мисс Спидвелл и мистера Темплтон-Вейна отчитаться нам о том, как проходит расследование.
– А! – На лице Оттилии Рамсфорт отразился живой интерес. – Вы что-то обнаружили?
– Не совсем, – быстро ответила я. Не хотелось вселять в нее ложные надежды, это было бы жестоко. Но можно было рассказать ей, что нам стало известно. – Первоначально мы склонялись к мнению, что ее высочество поддалась напрасным мечтаниям, что она просто не хочет верить в то, что Майлз Рамсфорт виновен в смерти Артемизии. Но теперь мы считаем, что она может быть права относительно его невиновности.
Оттилия слегка покачнулась, и Стокер поспешил подставить руку, чтобы поддержать ее.
– Благодарю вас, мистер Темплтон-Вейн, – пробормотала она. – Мне сложно в это поверить.
– Но это правда, – ласково сказал он ей. – Еще до того, как мы побывали в Хэвлок-хаусе, нам прислали записку с угрозой.
– С угрозой?! – воскликнула принцесса, широко открыв глаза от изумления. – И как же вам угрожали?
– Прикрепили к двери дома записку, в которой велели нам держаться подальше от этого дела. А иначе… – объяснила я. – А прошлой ночью, после того как мы пытались кое-что разузнать, получили еще одну угрозу.
Я вытащила из кармана коробочку и протянула ее принцессе.
– Только не показывайте миссис Рамсфорт, – сказала я ей.
Она высокомерно посмотрела на меня и открыла коробку. Ей достаточно было одного взгляда на ее содержимое. Она закричала, выронила коробку, и глаз покатился под стол. Оттилия вцепилась Стокеру в руку.
– Что это было?! – спросила она тихим дрожащим голосом. – Выглядело как…
– Ничего страшного, – сказал он ей успокаивающе. – Там не было ничего особенного. Достаточно сказать, что к этому была приложена записка, предупреждающая, что нас ждут определенные увечья, если мы продолжим расследование.
Принцесса Луиза не собиралась подбирать глаз, и я с раздражением полезла под стол. Я убрала глаз обратно в вату, а коробку положила себе в карман. Принцесса посмотрела на меня с откровенной неприязнью, но меня это совершенно не волновало.
– Могли бы предупредить меня, – сказала она холодно.
– Я думала, вы изучали анатомию, – ответила я. – Художники обычно в этом разбираются.
На это она ничего не ответила, а просто обратилась к Стокеру.
– И это все?
– Нет, – сказал он ей. – Кажется, у нас появился не только враг, но и своеобразный ангел-хранитель. Нам прислали ключ, который, как мы выяснили, открывает определенный замок в Литтлдауне. – Он пристально посмотрел на Оттилию, и она отодвинулась от него, слегка покраснев.
– От грота, – прошептала она.
– Вы о нем знаете? – спросила я.
Она пошарила рукой, куда бы присесть, и опустилась на краешек одного из постаментов, не заботясь о том, что белая пыль сразу испачкала ее черную юбку.
– Конечно. В конце концов, это часть истории Литтлдауна. Майлз так гордился… гордится, – яростно поправилась она, – этим поместьем. Первый человек из рода Рамсфортов упоминается уже в книге Страшного суда[13], понимаете? Все Рамсфорты были безрассудными везунчиками, монетка всегда выпадала им нужной стороной, – сказала она со снисходительной улыбкой. – Они владели этим участком земли еще со времен Вильгельма Завоевателя. Здесь было построено по меньшей мере шесть домов. Последним был Литтлдаун, и Майлз так его любит. Невозможно передать, сколько это значило для него, для нас, – перестроить дом. Мы вернули ему былую красоту, – с гордостью сказала она. – И вот когда Майлз обнаружил грот и прочитал о нем, он решил, что будет очень забавно вновь обставить его соответствующе.
– Он выглядит так, будто его не просто заново декорировали, – мягко заметила я.
Оттилия снова покраснела.
– Думаю, можно больше не хранить секретов, раз вы видели грот, – сказала она с сухим смешком. – Я уже говорила вам, что мне нелегко давалось вынашивание детей. – Она взглянула на Луизу, которая чопорно стояла немного в стороне. – Дорогая, тебе знакома боль от поражения такого рода.