– Ну хорошо. Что именно?
– Я хочу знать, обнаружилось ли что-то необычное при вскрытии или просто какая-то деталь, не попавшая в газеты. Это может быть что-то совершенно банальное, но мне все равно непременно нужно это знать.
Он снова прикусил губу.
– Если я скажу вам, это может стоить мне не только положения в Скотланд-Ярде. Не хочу даже думать, что со мной случится, если сэр Хьюго узнает о нашем сегодняшнем разговоре.
У Морнадея было такое удрученное выражение лица, что я сжалилась над ним и поцеловала его в щеку. Его глаза засверкали как никогда прежде.
– Было кое-что, – пробормотал он мне на ухо. – Я не могу сказать, что именно, хирурги тоже вам этого не скажут. Они слишком боятся сэра Хьюго. Но не бросайте поиски.
– Морнадей, вы душка.
Он сжал мою руку.
– Осторожней. Еще несколько таких слов – и я отправлю в «Таймс» объявление о помолвке!
Он наклонился ко мне, но я высвободилась и упорхнула от него, отправив ему на прощанье воздушный поцелуй.
Стокер ждал меня на улице у экипажа виконта.
– Я отпустил карету Боклерков. Мы можем потом добраться до дома и сами, – сказал он мне. Я многозначительно взглянула на него, и он понял, что я выудила у Морнадея что-то интересное.
– Что ты разузнала?
– При вскрытии обнаружили что-то необычное. Он не может сказать, что именно, но мне и этого достаточно для того, чтобы не бросать поиски.
Он коротко кивнул и помог мне сесть в экипаж своего брата; сам он устроился напротив нас, а мне досталось место рядом с его светлостью.
– Где мы будем ужинать? – просила я его светским тоном, когда возница поднял поводья.
– В Вейн-хаусе, – ответил он. – Это моя лондонская резиденция, там нас никто не станет подслушивать. Думаю, сегодня вечером нам понадобится некоторая приватность, – добавил он, бросив косой взгляд на брата.
Наш экипаж наконец пробрался сквозь прессу и уличную давку Ист-Эндаи направился в самое сердце Мейфэра. Мы подъехали к высокому внушительному зданию, стоящему особнякоми горделиво смотрящему на одну из самых впечатляющих площадей города. Должно быть, слуги его светлости были прекрасно вышколены, потому что он даже не сбавил шага на пороге. Дверь распахнулась при его приближении, и из просторного холла на улицу полился теплый янтарный свет. Открывший дверь дворецкий выглядел очень правильно: волосы с проседью, бесстрастное выражение лица, которое, правда, тут же улетучилось при взгляде на Стокера.
– Мистер Ревелсток! – сказал он, в его голосе послышалась теплая привязанность, а на лице появилась широкая улыбка. – Как я рад видеть вас, сэр.
– Коллинс, как жизнь? Все еще мучаетесь поясницей?
– Уже нет, с тех пор как последовал вашим советам, – сказал ему дворецкий. Потом он вопросительно взглянул на меня.
Его светлость передал ему шляпу и перчатки.
– Мисс Спидвелл, это Коллинз. Он присматривает за Темплтон-Вейнами дольше, чем я живу на свете. Коллинз, это коллега мистера Ревелстока, мисс Спидвелл.
– Как поживаете? – ответила я.
– Добро пожаловать в Вейн-хаус, мисс, – торжественно произнес он. Затем повернулся к виконту.
– Ужин готов, милорд. Прикажете подавать?
– Да, в малой столовой. Но дай нам еще полчаса. Мы будем у меня в кабинете.
Виконт провел нас через большой зал, увенчанный куполом и обшитый мрамором, затем по длинному коридору к закрытой двери, которую он решительно распахнул.
Комната оказалась не такой шикарной, как я ожидала, учитывая мраморное великолепие всего остального дома. Она была не очень большой, и хоть это слово и не слишком ей подходило, в своем роде даже уютной: стены уставлены книжными полками, которых мне так не хватало в других комнатах Вейн-хауса. Диван из красного плюша и пара кожаных кресел с глубокими сиденьями и мягкими подушками, в которых так удобно читать. Огромный дубовый письменный стол, резной, вероятно, тюдоровский, а на нем в привычном беспорядке разбросаны бумаги. Бюст Афины на постаменте занимал почетное место у больших окон, которые, кажется, поглядывали на общую небрежность, царящую в комнате; вероятно, это была схожая черта всех братьев из семьи Темплтон-Вейнов.
Виконт не стал церемониться. Его светлость занялся танталом[17] и сифоном и разлил по трем стаканам виски с содовой. Передавая мне напиток, он оценивающе посмотрел на меня своими серыми глазами. И хотя он не сводил взгляда с моего лица, я каким-то образом поняла, что он изучает меня всю, с головы до ног. Но вот он заговорил низким голосом, похожим на голос Стокера, но чуть менее хрипло.
– Должен сказать, мисс Спидвелл, вы совсем не такая, как я думал.
Вспомнив красочные выражения его младшего брата, я одарила его нарочито приторной улыбкой.
– Кажется, ужасную репутацию я забыла в другом ридикюле.
Мои слова угодили прямо в цель. Он вспыхнул, его лицо приобрело бледно-розовый цвет, как бывало у Стокера, и опустил голову.
– Не знаю, что мог сказать вам Мерривезер, но догадываюсь. Хочу извиниться перед вами за любую нетактичность с его стороны.
Стокер уселся в ближайшее кресло, порывисто вздохнув.
– Вижу, ты неплохо вошел в роль главы семьи, – заметил он.
Его светлость указал мне на второе кресло, дождался, пока я сяду, и только после этого сам устроился на диване.
– Это моя обязанность, – напомнил он Стокеру. – И ты чертовски облегчил бы мне жизнь, если бы ответил хоть на одну мою попытку поговорить с тобой; простите за грубость, мисс Спидвелл.
Стокер пожал плечами.
– Видишь, я пришел.
Губы его светлости, такие же красивые, как у брата, сложились в ироничную улыбку.
– Не смею греть себя надеждой, что ты пришел сюда ради меня.
– Ну что ты, – заверил его Стокер, – исключительно из собственного интереса.
– Естественно. – Слово прозвучало резко, но я не услышала в его голосе настоящей холодности. Мне пришло в голову, что я наблюдаю обычную манеру общения между этой парочкой, которая не менялась даже из-за присутствия третьего лица.
Его светлость устроился поудобнее. Воспользовавшись случаем, он снова взглянул на меня, а потом опять обратился к брату.
– Что тебе нужно, Ревелсток?
– Информация. – Стокер тоже откинулся в кресле и положил щиколотку одной ноги на колено другой. – Расскажи мне о Майлзе Рамсфорте.
Выражение лица его светлости не изменилось.
– А что о нем рассказать?
– Что ты знаешь о его отношениях с женой, Оттилией? – Я удивилась тому, с какой стороны зашел в расспросах Стокер, и, чтобы скрыть это, сделала глоток виски. Я думала, что он сразу начнет с журнала, но потом поняла, что ему, конечно, виднее, как лучше обращаться со старшим братом. Виконт сохранял впечатляющее хладнокровие, и расколоть его было явно непросто.
Его светлость пожал плечами.
– Лишь немного. В конце концов, мы только дальние знакомые. Могу сказать, что это, кажется, был брак по любви. Детей нет. Они немного путешествовали, бродили по Греции, например, и другим подобным местам, но, кажется, их последним увлечением было искусство. – Он прищурился. – Я правильно понимаю, тебя интересует убийство?
– Да, – сказала я ему. – Мы считаем, что Майлз Рамсфорт, вероятно, не совершал того преступления, за которое его должны вот-вот повесить.
Он поджал губы.
– Но почему вы занимаетесь этим, как это вас касается?
– Нас просили провести собственное расследование, – сказала я. – А кто – это уже не касается вас, – добавила я едко.
Он слегка улыбнулся.
– Туше, мисс Спидвелл. Но, как я уже сказал, мы лишь дальние знакомые. Боюсь, я ничего не могу добавить к тому, что вам и так уже известно о Майлзе.
– А я уверен, что ты можешь припомнить что-нибудь интересное, если слегка напряжешь память, – с готовностью заметил Стокер. – Например, про Елисейский грот.
Выражение лица виконта не изменилось. Он не отшатнулся и даже не вздрогнул. Лишь легкий взмах ресниц выдал тот факт, что стрела Стокера попала в цель. Он в задумчивости сделал глоток.
– Елисейский грот? – спросил он скучающим тоном. – А что это? Какой-то клуб для любителей эллинизма? Ты же знаешь, я всегда предпочитал римское искусство.
Стокер улыбнулся ему тонкой зловещей улыбкой, обнажившей зубы.
– Ты всегда был изворотливым подонком, – тихо сказал он. – Но даже тебе никак не выкрутиться сейчас, ведь мы нашли твое имя в журнале у Рамсфорта.
Рука виконта крепче сжала стакан.
– В каком журнале?
Стокер подался вперед, чтобы нанести смертельный удар, но я испугалась, что такой грубый подход может нам все испортить, и многозначительно посмотрела на него.
– Милорд, Майлз Рамсфорт вел журнал, что-то вроде гостевой книги, куда он записывал всех, кто участвовал в увеселениях в гроте. И там было ваше имя.
– Мое имя… – Он откинулся на спинку дивана и покрутил виски в стакане, наблюдая за янтарным водоворотом, блестевшим в свете огня из камина. – Мое имя. Конечно, я мог бы соврать и сказать, что я ничего об этом не знаю. Ведь там же нет моей подписи, правда? И у вас было бы только его слово, подтверждающее, что я там был, а его скоро повесят. Да и кто ему поверит? – Он сделал большой глоток, подержал виски на языке и только потом проглотил. – Но мне кажется, сейчас не время увиливать. – Он внимательно посмотрел на брата. – Ну что ж, продолжай. Спрашивай все, что тебе нужно. Я скажу тебе правду. А ты делай с ней что хочешь.
Стокер взглянул на него с подозрением, как будто не вполне верил, что виконт сдержит свое слово.
– Слишком уж просто, Тибериус. Чего ты недоговариваешь?
Его светлость развел руками, красивыми, ухоженными, так не похожими на руки Стокера. Они были сильными и могли сделать многое, но никогда не знали физического труда идаже не держали поводий без перчаток. У него на мизинце сверкал перстень-печатка, герб Темплтон-Вейнов, почти стертый от использования многими поколениями лордов, носивших его до нынешнего виконта.