– Ничего циничнее я никогда от тебя не слышала, – сказала я ему.
Он слегка улыбнулся.
– Тогда во что бы то ни стало оставайся со мной. Я тебя еще удивлю. Вообще-то, думаю, я смогу поразить тебя даже вот этим, – добавил он, доставая из кармана открытку.
– Что это?
– Вид на Борнмут, – ответил он. – Я украл ее с каминной полки принцессы.
– Как познавательно, – протянула я.
– Переверни же ее, мой недоверчивый друг.
Я сделала, как он просил, и вскрикнула от восторга.
– Стокер, ты просто гений!
Это был запоздалый ответ на какое-то письмо, всего несколько строк, набросанных в спешке, Луизе от друга на каникулах. Но этого было достаточно.
– Почерк Джулиана Гилкриста, – выдохнула я.
Стокер достал записку от шантажиста, и мы положили их рядом для сравнения.
– Он не слишком умный парень, правда? Ему удалось немного изменить написание букв, но его «Е» просто кричит нам правду.
– Так, значит, Гилкрист – это наш шантажист, а также автор записки с угрозами и, по всей вероятности, человек, приславший нам глаз. Всеми способами пытался помешать нам вести расследование.
– А в качестве убийцы как он тебе? – спросил Стокер с простительным удовлетворением в голосе.
– Это возможно, – протянула я.
– Возможно! – Он с возмущением поджал губы. – Вероника, я только что представил тебе доказательство, практически упакованное и перевязанное ленточкой, как рождественский подарок. Что еще тебе нужно?
Я медленно покачала головой.
– Не могу сказать. Нам нужно больше доказательств, чем эта открытка. Если пойдем к сэру Хьюго с каракулями на открытке и запиской с угрозами, он просто засмеет нас и выставит из своего кабинета. Может быть, Джулиан Гилкрист – действительно убийца, – быстро сказала я, заметив, как помрачнело его лицо, – но того, что у нас есть сейчас, недостаточно, чтобы связать его с преступлением. Он может не иметь никакого отношения к смерти Артемизии, но искренне желать, чтобы Рамсфорта повесили за это убийство.
– Почему, скажи на милость? – спросил он, сдерживая гнев.
– Из ревности, – ответила я. – Гилкрист наслаждался благосклонностью Артемизии до Рамсфорта. Может быть, ему была невыносима мысль, что он ее потерял или что ему пришлось делить ее с Рамсфортом. Возможно, эти чувства и не подтолкнули его к решительным действиям, но все-таки понятно, что он был бы чрезвычайно рад видеть, как Рамсфорта повесят за это преступление.
Он остановился посреди улицы и уставился на меня.
– Ты в это веришь? Считаешь, это возможно – быть настолько привязанным к кому-то, чтобы сама мысль о том, что ты его потерял, заставляла спокойно смотреть на смерть невинного человека и позволить ему умереть, не пошевелив и пальцем, чтобы помочь ему?
– Если бы я думала, что этот человек – действительно убийца, то да, – спокойно ответила я. – Я и сама сунула бы его голову в петлю. Неужели ты не поступил бы так же?
Он открыл было рот, но потом снова закрыл, ничего не сказав. Какое-то время мы шли в напряженном молчании.
– Как думаешь, Луиза все-таки вмешается, если мы не сумеем найти убийцу? – спросила я наконец. – Или она позволит Майлзу умереть, только чтобы избежать скандала?
– У нее не будет выбора, – сказал он, и его глаза злобно засверкали. – Если она не пойдет по доброй воле, мы отправимся к сэру Хьюго и расскажем ему всю правду.
– Опять-таки, это не сработает. Без журнала мы не можем доказать, что у Майлза Рамсфорта есть алиби. Это будет наше слово против ее, и нам совершенно никто не поверит. Я не уверена, что она готова пожертвовать своей репутацией ради его жизни.
– Проклятье, – пробормотал он, но то, что не стал спорить дальше, говорило, что он понял: я права. – Значит, нам придется схватить убийцу, – наконец сказал он. – Только так мы можем гарантировать, что Майлза Рамсфорта не повесят.
Мы долго шли в молчании.
– Стокер, Луиза ведь слышала, как мы рассказывали Оттилии Рамсфорт о журнале. Она не могла знать, что мы не видели там ее имени. Почему она не подозревает нас в том, что это мы организовали шантаж?
Он задумался, а потом пожал плечами.
– Может быть, она считает, что аристократ не может шантажировать принцессу, или думает, что человек наполовину королевской крови никогда не пойдет на такой бесчестный поступок.
Мы шли дальше, и я прикидывала в уме вероятность одного и другого варианта.
– А может быть, у нее просто настолько бедное воображение, что ей не пришла в голову такая возможность, – наконец сказала я.
Стокер хмыкнул.
– Вероника, твоя пристрастность в этом вопросе очевидна. Совершенно понятно, какого низкого ты о ней мнения.
Я пожала плечами.
– Она высокомерна и невыносима, и… Господи, она думает, что всегда права.
Стокер смерил меня взглядом с головы до ног и улыбнулся.
– Понятия не имею, о чем ты.
Я спихнула его с тротуара, но он все продолжал улыбаться.
Глава 24
Нам нужна была временная передышка, и мы, пройдя через Кенсингтон-гарденс, направились к югу.
– Конечно, – начал рассуждать Стокер, когда мы снова вернулись к обсуждению нашего дела, – может быть, Гилкрист действует не в одиночку. Вероятно, у него есть сообщник, кто-то умнее его, кто тоже живет и работает в Хэвлок-хаусе.
– Подозреваешь Эмму Толбот?
– Почему бы и нет? Раз теперь мы знаем, что это преступление вполне могла совершить женщина, она тоже попадает в список подозреваемых.
Я хмыкнула.
– Если действительно в это веришь, почему бы тогда не добавить к списку и Оттилию Рамсфорт? Или ты не подозреваешь преданных жен?
Я сразу поняла, что укол оказался более болезненным, чем я планировала, но было уже поздно. Он не стал трогать свой шрам и не издал ни звука, но я знала, что он думает о том времени, когда его жена чуть не стоила ему жизни в Бразилии. Кэролайн. Это имя укололо меня будто копьем, но я отказывалась произносить его вслух.
– Я извинилась бы, если бы знала, что от этого тебе станет легче, – сказала я, когда пауза затянулась.
Он попытался слегка мне улыбнуться.
– Я же не сахарный леденец, Вероника. Могу стерпеть любые твои уколы.
– Уверена, что можешь, – сказала я, но это была ложь, и, произнося это, я ощутила горечь на языке. Он любил ее когда-то и до сих пор ее любит, я была в этом уверена. Иначе почему бы он стал выкрикивать ее имя, когда на его губах еще сохранялся мой жаркий поцелуй? И это не был крик чистого блаженства, это я знала наверняка. А ничего не бывает больнее, чем любить человека и при этом изо всех сил стараться побороть в себе это чувство.
Я откашлялась и постаралась придать своему голосу бодрости.
– В любом случае Оттилия вне подозрений. Помнишь, той ночью она была в белом, и на ней не нашли ни одного пятнышка крови. Но если мы теперь решили рассматривать и женщин, то как насчет предположения Луизы о служанке, Черри?
– А мотив? – спросил он, и я с облегчением услышала, что его голос звучит почти обычно.
Я пожала плечами.
– Неудачная любовная история? Кажется, в Хэвлок-хаусе такие же запутанные отношения, как у олимпийских богов: все хотя бы раз предавались плотским утехам друг с другом.
Он покачал головой.
– Не могу себе этого представить. Майлз Рамсфорт – может быть, и сибарит, но богатым воображением точно не обладает. Он стремится к красоте, а эта девушка недостаточно яркая, чтобы привлечь его.
– А Эмма Толбот? – спросила я.
Он задумался, в уголках глаз появились морщинки.
– У нее есть определенная привлекательная живость. Этого может быть достаточно.
Я не заметила, как прикусила губу.
– А мы знаем, как она была одета в ночь убийства?
– В черное, – с готовностью ответил он. – По крайней мере, я так предполагаю. Когда я в последний раз ей позировал, пришла Черри, принесла, кажется, единственное вечернее платье Эммы и получила взбучку за то, что оставила на нем утюгом блестящий след.
– Черное, конечно, скроет кровь, – заметила я.
– Так, далее: что могла делать Черри на подобном мероприятии? Она же горничная в Хэвлок-хаусе, а не художница.
– Ее могли попросить помогать тем, кто накрывал на стол, и если она выполняла эту работу, то тоже, конечно, должна была быть в черном, – добавила я, щелкнув пальцами.
– Ну хорошо, пусть эта идея остается. Давай подумаем о мужчинах. Фредерик Хэвлок, – начал он. – Мне он очень нравится в качестве убийцы.
– Снова ты приплетаешь сюда этого очаровательного старика. Ты сошел с ума!
– Очарование – лучшее прикрытие для злодея, – сказал он мне.
– Злодей? Да он же в инвалидном кресле, – сказала я с насмешкой в голосе.
– В инвалидном кресле – да, но не прикован к нему, – поправил он. – Ты собственными глазами видела, что он может обходиться и без кресла.
– С помощью двух тростей!
– И в одной из них несложно спрятать нож. Нет, мне правда очень нравится эта теория.
– Это не теория, это несусветная чушь. Сэр Фредерик слишком слаб для того, чтобы бегать по дому и резать крепких молодых женщин.
– Сейчас, – добавил он. – Но каким он был до последнего удара? Он присутствовал на том вечере и вовсе не в кресле, а нам говорили, что после смерти Артемизии его состояние значительно ухудшилось. Нам никак не узнать наверняка, каким он был до того, как она умерла. Не нужно упускать и того факта, что она была под действием наркотика. Это могло быть на руку не только женщине, но и не слишком крепкому мужчине, – закончил он с удовлетворенным видом.
– Ну хорошо. – Мне не нравилась эта теория, но следовало признать, что она правдоподобна. – Но я не могу вообразить его в качестве злодея, который пришпилил записку с угрозами к нашей двери. Кроме того, – добавила я, постепенно разгорячаясь, – не думаешь же ты, что он сегодня ночью прискачет в Елисейский грот за Луизиными изумрудами. Даже если он замешан в этом деле, у него, конечно, есть сообщник.
– Черт побери, – выругался Стокер, – только я решил, что это хорошая теория. И все же, – добавил он радостно, – он может быть преступным умом. А в таком случае я предлагаю считать Джулиана Гилкриста его марионеткой, учитывая, что его почерком написана записка. Тебе казалось вероятным, что он лишь исполнитель, а не главный заговорщик. Может быть, художник и его покровитель оба замешаны в этом деле?