– Но кто… – начала я.
Эмма Толбот отставила чашку и разгладила юбку.
– У многих женщин бывает похожий почерк.
– Вы написали ее признание? – Я смотрела на нее в изумлении, потом перевела взгляд на сэра Хьюго, сэра Фредерика и леди Веллингтонию. – Вы все сговорились и подстроили это. Но почему?
Мне ответил сэр Хьюго.
– Это было целесообразно, мисс Спидвелл. Когда я представил суду это признание, все встало на свои места. Оттилию Рамсфорт признали убийцей, каковой она и была. Майлз Рамсфорт был полностью оправдан, и сегодня днем его отпустят, когда завершат все необходимые формальности. Журнал обнаружили среди вещей Оттилии Рамсфорт и уничтожили. Имущество принцессы возвратили ей в целости и сохранности, – сказал он, аккуратно напомнив мне о драгоценностях, – и ее имя не упоминалось в связи с этим делом.
Во мне зашевелились неприятные чувства.
– Мне нужно знать: она позволила бы, чтобы его повесили, или все-таки рассказала бы правду?
Он развел руками.
– Майлз Рамсфорт – неизлечимый оптимист. Он доверился ей и всегда надеялся, что она вознаградит его за преданность. И она ведь сделала это, по-своему, – напомнил он мне. – Она привлекла к расследованию вас и Темплтон-Вейна. Хотя мне и не по душе было это решение, но оно в конце концов привело к такому, вполне удовлетворительному, финалу. Все остались довольны.
– Кроме меня, – возразила я. – Ведь это неправда.
– Бывает разная правда, – строго ответила леди Веллингтония. – Для общественности такой правды вполне достаточно. Мы, все, кто присутствует в этой комнате, сделали все необходимое для того, чтобы в этом деле восторжествовала справедливость, и нам это удалось.
Мне не понравились ее слова, но ей нельзя было отказать в разумности. Мисс Толбот разлила всем еще виски, а когда и с этой порцией было покончено, мы все начали потихоньку прощаться. Сэр Хьюго отбыл первым.
– У меня дела, – сказал он, вставая и поправляя жилет. – До свидания, тетя Велли, – пробормотал он, целуя ее в дряблую щеку.
Когда он ушел, я вопросительно взглянула на нее.
– Тетя Велли?
Она махнула рукой.
– Это из уважения. Вообще-то, я его крестная.
– Помимо всего прочего, – тихо добавила я. Леди Велли улыбнулась своей крокодильей улыбкой.
Я подошла к сэру Фредерику, чтобы пожать ему руку до того, как за ним придет Черри.
– Девочка просто чудо, – сказал он мне. – Быстрая, как заяц, и веселая, как птичка. Прекрасная компания для меня. Я подумываю закрыть дом и отправиться с ней к морю. Думаю, все, что мне нужно, – это долгий хороший отдых.
– Спасибо за помощь, – сказала я, – за все, что вы сделали, – добавила я, многозначительно приподняв брови.
Сэр Фредерик улыбнулся.
– Когда вы догадались?
– Что это вы послали ключ, чтобы помочь нам в расследовании? Только когда нашла туфли, – призналась я. – Кто угодно мог быть нашим таинственным благодетелем, но, обнаружив туфли, я получила доказательство, что преступник жил под вашей крышей, что это была ваша свояченица. Тогда я вспомнила ее портрет, который вы написали, как вы поймали там в ней жестокость и сильные чувства. Тогда я подумала, что вы, наверное, подозревали ее и пытались по-своему направить нас на нужный след.
Он вздохнул.
– Оттилия не любила Майлза. Она сходила по нему с ума. Вам может показаться, что эти чувства похожи, но это не так, мое милое дитя. Это две стороны одной медали, и одна из них вас разрушает. Мне повезло. С Августой мы любили друг друга. Мы ссорились, смеялись и каждую минуту жили по полной. Но страсть Оттилии была иной. Я увидел это с самого начала. Она привязалась к нему так, как ни один человек не должен быть привязан к другому. Она была им поглощена, полностью уничтожена. Вот почему я изобразил ее именно такой. Я даже тогда это видел.
– В этом и была ее трагедия, – заметила я.
– И его. Но, подозреваю, теперь он сильно изменится. Беспечность, легкомыслие – все это исчезнет после такого ужасного опыта. Он выйдет из тюрьмы другим человеком.
– Изменившимся к лучшему, – добавила мисс Толбот, присоединяясь к нам. Счастье, которое я в ней сегодня заметила, все еще освещало ее лицо. Она выглядела усталой и чуть осунувшейся, но при этом вся просто светилась.
Она радостно посмотрела на меня.
– Мне удавалось отправлять письма ему в тюрьму, и он писал мне тоже. Как только он окажется на свободе, мы уедем из Англии, – сказала она.
Густые брови сэра Фредерика взметнулись вверх.
– Вы и Майлз?
За нее ответила я, а в это время к нашей маленькой компании присоединился Стокер.
– Мисс Толбот всегда была влюблена в него, правда?
Она кивнула.
– Да, и сама себя за это ненавидела. Он был воплощением всего, что я презирала: склонный к расточительству и изменчивый, как ветер. Но я ничего не могла с собой поделать. Даже в самые ужасные моменты он был невероятно мил, как своенравный ребенок. В нем никогда не было зла, да и настоящей слабости – тоже. Он был непостоянным, как флюгер, но всегда хотел видеть в людях только лучшее, даже когда они плохо с ним обходились. Он всегда верил, что все будет хорошо, как бы ужасно ни обстояли дела. И все ему потворствовали, будто это была такая прекрасная шутка, что он был совсем не таким, каким мог быть. Меня одну это злило. Я думала, что хорошо скрываю свои чувства. Как вы узнали? – Она с любопытством посмотрела на меня.
– Стокер нашел набросок с Майлзом, который вы нарисовали. Мы видели его фотографии в газетах, но на вашем рисунке он был совсем другим. Вы наделили его благородством, которого мы в нем прежде не видели, – осторожно ответила я ей.
– Я нарисовала его таким, каким хотела, чтобы он был, каким, я знала, он может быть. Я и вообразить себе не могла, что наши чувства когда-нибудь будут взаимны, но он говорит, что всегда считал, будто он меня недостоин, – сказала она, гордо вздернув подбородок. – Мы поклялись оставить все преграды в прошлом. Уедем в Грецию, как только сможем. Он хочет оказаться подальше от всех газет и длинных языков. Там мы обретем спокойствие.
– Мне будет вас не хватать, – сказал ей сэр Фредерик. – И не вздумайте перестать творить.
– У нас еще будет время попрощаться, – пообещала она ему. Нам она по очереди пожала руки и пошла за Черри.
Я повернулась к сэру Фредерику.
– Прощайте, сэр Фредерик, – сказала я. Поддавшись порыву, я поцеловала его в щеку, а он прижал мою руку к своим губам.
– Если бы я был помоложе… – сказал он задумчиво. Я резко развернулась и отошла, а Стокер стал с ним прощаться.
На этом моя история практически заканчивается. В тот вечер, когда все разошлись, Стокер свистнул собак и медленно направился к своей пагоде, а я осталась в комнате. Налила себе еще виски и подождала, пока мы с леди Веллингтонией останемся одни. Она подошла и села рядом со мной у камина; за нашими спинами в клетке щебетали Кратет и Гиппархия.
Я смотрела в свой стакан – в хрустальных стенках сверкали искры, а на поверхности плясал свет от огня в камине.
– Значит, все устроено, – сказала я. – Как аккуратно вы со всем разобрались. Должно быть, вы очень собой довольны.
Что-то в моем голосе задело ее светлость. Она пристально посмотрела на меня.
– Мы сделали то, что должны были сделать, мисс Спидвелл. Мне жаль, что Стокер был ранен. Но вы же не об этом сейчас, правда, дитя мое? Вы злитесь на то, что вас держали в неведении.
– Я злюсь, потому что оказалась пешкой, – возразила я. – Я не шахматная фигура, которую можно передвигать, куда вам вздумается, миледи. Меня втянули в это расследование не только потому, что вы хотели развлечь ее высочество или спасти от виселицы Майлза Рамсфорта. Вы меня проверяли.
Она слабо улыбнулась мне, но ее глаза были серьезны.
– И зачем, скажите на милость, мне это было нужно?
– Потому что, когда сэр Хьюго предложил мне содержание (деньги, которые они готовы были платить мне за молчание), я от него отказалась. И вы начали беспокоиться. Вы не знали, насколько можете мне доверять, и воспользовались удобным случаем, чтобы это проверить.
– Девочка моя, я уже стара. Жить мне осталось недолго, нужно с пользой прожить последние годы. Я воспользовалась случаем и попала в двух птичек одним метко брошенным камнем. Не вините меня за это.
– Я не буду играть в ваши игры, – сказала я ей. – Я объяснила сэру Хьюго, что мне ничего от них не нужно, а теперь повторяю это вам. Они для меня никто, и я им никто. Они ясно мне это показали.
То, что Луиза получила назад свои драгоценности и не утрудилась даже прислать пару строк благодарности, чрезвычайно меня разозлило, но то, что она не вспомнила о своем обещании познакомить меня с отцом, ясно показало мне, чего я стою в ее глазах.
– Вам нужен отец. – В ее голосе не было торжества, скорее, вызов на дуэль. – Дитя мое, вы испытываете мое терпение! – Она резко стукнула тростью о пол. – Думаете, кто настоял на том, чтобы сэр Хьюго на дознании устроил весь этот спектакль? Как считаете, кто потребовал, чтобы было написано и предоставлено суду это признание Оттилии Рамсфорт?
У меня по спине пробежал холодок.
– Если бы я стала давать показания, меня обвинили бы в убийстве Оттилии, – сказала я, наконец-то начиная что-то понимать. – А он не хотел, чтобы мое имя лишний раз появлялось на публике.
– Он не мог вынести мысли о том, что его ребенок будет страдать, – поправила она меня. – Он сделал это для вас.
Я не скоро смогла заговорить.
– Спасибо, что так тактично отвернулись, – произнесла я наконец, убирая носовой платок.
– Не люблю сентиментальных сцен, – сказала она, тоже вытирая глаза. В ее голосе вдруг зазвучала доброта. – Вы должны понять, что они связаны по рукам и ногам. Он не может вас признать и даже встретиться с вами. Но не проходит и дня, чтобы он о вас не думал.
Я поднялась.
– Мне ничего не нужно, – сказала я, на этот раз совершенно искренне.