— В каком смысле необдуманной, милорд?
Натаньел досадливо фыркнул:
— Но ведь если вы выйдете за Теннанта, то станете леди Теннант!
Элизабет усмехнулась про себя. Она ведь и так леди Элизабет! Правда, титул пока не принес ей ничего хорошего…
— Конечно, здесь есть над чем подумать. — Она бросила на Натаньела презрительный взгляд. — Вы совершенно правы, милорд, советуя мне воздержаться от поспешных действий.
Натаньел нахмурился. Он с трудом скрывал досаду и раздражение. Неужели Элизабет на самом деле согласится выйти за Руфуса Теннанта, если тот предложит ей руку и сердце? Правда, не он ли сам только что посоветовал ей хорошенько все обдумать, прежде чем отказывать Теннанту?
Да, Натаньел так поступил, но только надеясь, что Элизабет решительно откажет его сопернику! Черт побери, при одной мысли о том, что она каждую ночь будет ложиться с Теннантом в постель, в нем вскипала ярость! Когда же он представлял, как Теннант ласкает ее соблазнительное тело…
Но если не Теннант, рано или поздно объявится другой, который женится на ней и будет с ней спать…
— Милорд, полагаю, разговор наш окончен, — сказала Элизабет, видя, что Натаньел не торопится покидать ее спальню. А ей очень нужно было, чтобы он поскорее ушел, потому что ее душили рыдания!
Сегодня худший день в ее жизни. Сначала она пережила разочарование в связи с братом сэра Руфуса. Она так и не выяснила, он ли был убийцей ее матери. Затем сам сэр Руфус набросился на нее, и их застал в весьма двусмысленном положении не кто иной, как Натаньел Торн, который накануне вечером целовал и ласкал ее с такой страстью. Сегодня Натаньел советует ей всерьез подумать о возможности выйти за сэра Руфуса… значит, какие бы чувства она сама ни испытывала к Натаньелу Торну, теперь всему конец!
— Лорд Торн! — резко произнесла она.
Натаньел плотно сжал губы, неодобрительно выпятил вперед подбородок и произнес:
— Желаю вам удачи во всех ваших… начинаниях!
Элизабет склонила голову:
— Желаю вам того же самого.
Натаньел с досадой понял, что говорить больше не о чем. И делать больше нечего. Они разные люди, которые встретились случайно. В силу разных обстоятельств они сошлись гораздо ближе, чем допускают приличия.
И все-таки…
— Элизабет…
— Натаньел, мы с вами уже попрощались, давайте не будем затягивать… — тихо и решительно ответила она.
Попрощались! Натаньел понял, что сейчас они расстанутся навсегда. Возможно, они еще и увидятся, но поговорить наедине им больше не доведется. Их встречи будут происходить в присутствии тети или Летиции, отчего их общение станет сухим и принужденным.
Натаньел понял, что заранее скучает по их словесным баталиям. По внезапным атакам и ловким уверткам, которые происходили во время их разговоров наедине. Но больше всего он жалел о том, что уже никогда не сможет сжимать Элизабет в объятиях, целовать и ласкать ее…
— Милорд, вынуждена просить вас покинуть мою спальню! — громко проговорила Элизабет.
Опомнившись, Натаньел сухо поклонился и холодно заметил:
— Ну что же, до ужина… Ведь мы с вами еще встретимся в столовой?
— Несомненно, — ответила Элизабет, делая книксен.
Выпрямившись, она посмотрела Натаньелу вслед. Он вышел из ее спальни подавленный, прекрасно понимая, что все их дальнейшие встречи до его завтрашнего отъезда будут встречами лорда Натаньела Торна, графа Осборна, и мисс Элизабет Томпсон, молодой компаньонки его тетки из благородной, но обедневшей семьи.
Глава 14
— К хочу знать, как это могло случиться… и почему это произошло!
Голос Натаньела звенел от еле сдерживаемой ярости, когда он смотрел на Черныша, лежавшего на соломенной подстилке. Судя по всему, жеребец страшно мучился от боли. Натаньел стиснул кулаки.
Финч, главный конюх Хепворт-Мэнор, разменявший шестой десяток, выпрямился. Лицо у него было почти такое же угрюмое.
— Милорд, скорее всего, он съел что-нибудь.
— Что он мог съесть? — Натаньел окинул внимательным взглядом других лошадей, которые с довольным видом жевали сено и выглядели вполне здоровыми.
Главный конюх покачал головой:
— Когда я вчера в одиннадцать вечера подходил к Чернышу, он выглядел здоровым, как обычно… Уж слишком быстро он захворал, чтобы предположить тут другое.
Еще до того, как войти на конюшню и отдать все необходимые распоряжения относительно его отъезда, Натаньел пребывал не в лучшем настроении. Вчерашний ужин стал для него настоящей пыткой. За столом царила напряженная атмосфера. Разговор поддерживали в основном его тетка и Летиция, а Натаньел и Элизабет даже не смотрели друг на друга и, конечно, не разговаривали. Ночью Натаньелу не спалось. Он надеялся поговорить с Элизабет утром за завтраком, чтобы их расставание прошло не так мучительно. Впрочем, ему пришлось забыть о своих замыслах, так как Элизабет передала с горничной, что простудилась и потому к завтраку не спустится. Тетя Гертруда немедленно поднялась наверх, чтобы взглянуть на свою юную компаньонку. Вернувшись, она подтвердила, что Элизабет в самом деле неважно выглядит и что она посоветовала девушке провести весь день в постели.
В довершение всего, придя на конюшню, Натаньел узнал, что его жеребца одолела какая-то странная хворь! Недомогание Черныша стало последней соломинкой, хотя и до этого терпение Натаньела было на пределе. Выходит, он не уедет сегодня, как собирался! Что ж, он непременно выяснит, в чем причина странной болезни Черныша. Вот урок, который он накрепко усвоил еще на войне: солдат в первую очередь должен печься о благополучии своего коня и только потом — о своем собственном!
— Сделайте для него все, что возможно, — велел Натаньел Финчу. — Если к полудню изменений не будет… — Он помрачнел при мысли, что жеребца, возможно, придется пристрелить из жалости.
— Будем надеяться, милорд, что до крайних мер дело не дойдет, — ответил главный конюх. — Я дал ему слабительное. Возможно, вскоре ваш Черныш поправится.
Натаньел вернулся в дом и приказал камердинеру отложить отъезд; ему еще может понадобиться одежда, уже уложенная в многочисленные сундуки и погруженная в карету.
— Осборн, в последнее время с нашими четвероногими друзьями творится что-то странное, — заметила его тетушка, когда он сообщил ей о причине задержки. Гектор, веселый и бодрый, сидел у хозяйки на коленях. Он как будто совсем забыл о вчерашнем прискорбном происшествии.
Натаньел нахмурился:
— Да, тетя. Действительно странно!
— Извините, мадам, вот только что принесли для мисс Томпсон… — На пороге салона показался дворецкий Сьюэлл с огромным букетом кремовых роз с желто-оранжевым налетом по краю лепестков. Из-за букета не было видно лица дворецкого. — Не знал, нужно ли нести цветы к мисс Томпсон в комнату, она как будто неважно себя чувствует?
Увидев цветы, Натаньел помрачнел.
— Сьюэлл, оставьте здесь, на столе, — велел он дворецкому. Дождавшись, пока дворецкий выйдет, он подошел к столу и достал карточку, вложенную в букет, и без колебаний прочел, что на ней было написано:
«Пожалуйста, примите эти розы в знак извинения за вчерашнее и свидетельство моего глубочайшего к вам уважения. Я решил назвать новый сорт „Невинность Элизабет“.
Теннант».
— Как тебе не стыдно читать записку, адресованную Элизабет?! — возмутилась леди Гертруда.
Натаньел крепко сжал карточку в руке и повернулся к тетке:
— Тетя, вы извините меня?
Он схватил букет, явно собираясь покинуть салон.
— Я… но… — Его странное поведение совершенно озадачило миссис Уилсон. — Натаньел, ты ведь не можешь пойти в спальню к Элизабет! Пусть розы отнесет наверх Сьюэлл или кто-нибудь из горничных, если уж ты считаешь, что так надо.
— Нет, тетя, я считаю, что так нужно, — возразил он.
— Но… что подумают слуги? — Тетка взволнованно приложила руку к пышной груди.
Натаньел невесело улыбнулся.
— Если вы им ничего не скажете, я тоже не скажу! — Он поспешил уйти, прежде чем тетушка успела прийти в себя от изумления. Во всяком случае, он не намерен был слушать ее возражения.
Для него, и без того раздраженного и встревоженного болезнью Черныша и необходимостью отложить отъезд, букет Теннанта стал последней каплей. А ведь Элизабет даже не вышла из своей спальни, чтобы попрощаться с ним! Вот и предлог, который ему нужен для того, чтобы пойти к ней…
Всю ночь Элизабет так долго и так горько плакала, что ей удалось убедить миссис Уилсон в своей простуде без всякого труда. Горло саднило, глаза покраснели, и веки распухли от слез. В общем, вид у нее был вполне соответствующей. О том, что причиной ее слез стал не вирус, а Натаньел, миссис Уилсон совершенно не обязательно было знать. Накануне вечером Натаньел почти и не смотрел на Элизабет и ни разу не обратился к ней. Он почти все время беседовал либо с тетушкой, либо с Летицией Грант. К концу вечера Элизабет, измученная новым унижением, пришла к выводу: Натаньел считает ее всего лишь расчетливой молодой особой, которая ищет себе богатого мужа.
Утром она не нашла в себе сил спуститься вниз для того, чтобы хладнокровно попрощаться с Натаньелом; она понимала, что все ее чувства написаны у нее на лице.
Ее горе было велико и безутешно.
Элизабет резко вскинула голову, когда дверь ее комнаты бесцеремонно распахнулась. На пороге стоял Натаньел с громадным букетом роз в руках. Мрачность его лица и знакомые цветы сразу же подсказали ей, что розы — отнюдь не предложение помириться.
Прежде чем заговорить, она облизала пересохшие губы:
— Милорд, я думала, вы уже уехали.
Он зловеще прищурился:
— Хотите сказать — вы на это надеялись?
— Нет, я…
— Я, возможно, и уехал бы, не захворай внезапно мой конь от какой-то таинственной болезни. — Он ногой закрыл за собой дверь и, подойдя к кровати, мрачно воззрился на нее сверху вниз. — Как вы, наверное, уже догадались, цветы только что прислали для вас. — Он бросил букет на одеяло. — В букет было вложено вот что! — Он презрительно скривился и бросил на кровать мятую карточку.