— Если провидение не допустило убийства и Манфред умер естественной смертью, разве это не указание свыше, что нужно как можно скорее предать этот случай забвению? Кто это сказал: не судите да не судимы будете? Не мешало бы вам, юристам, стать немножко милосерднее.
— Рассуждения о милосердии лучше оставим для богословов, — ответил я. — На одном милосердии далеко не уедешь. Кстати, у тебя страшно примитивный взгляд на ту роль, которую играет наказание. Наказание — это вовсе не месть со стороны общества, сводящего счеты с преступником. Подумай о том, что убийца может быть опасен и для других.
— В это я абсолютно не верю, — сказала она весело. — Большинство убийств — это первое и последнее убийство в жизни данного преступника. И даже если убийцу не посадят за решетку, он никогда больше никого не убьет.
Ее глаза искрились смехом. Может быть, она просто потешалась надо мной? На всякий случай я решил сделать вид, что принимаю ее слова всерьез.
— Ты рассуждаешь так, словно не существует уголовного кодекса, — сказал я. — Неужели ты не понимаешь, что убийца может совершать все новые и новые убийства по той простой причине, что боится разоблачения?
Но Мэрта уже не слушала меня, она вела безмолвный разговор глазами с кем-то за моей спиной. Я невольно оглянулся. В дверях, ведущих в канцелярию факультета, стоял Хильдинг Улин. Вид у него был рассерженный. Он резко повернулся и вошел в канцелярию. Мне так и не удалось возобновить нашу прерванную дискуссию. Из подъезда через весь вестибюль к нам весьма целеустремленно направлялся Герман Хофстедтер. Он коротко кивнул мне, без всякой, впрочем, враждебности, снял пальто и галоши, а затем повернулся к жене.
— Мэрта, мне надо с тобой поговорить, — начал он.
Намек был ясен. Отвернувшись, я оставил супругов Хофстедтер наедине.
Докурив сигарету, Рамселиус шумно вошел в вестибюль. Эрик Берггрен слегка придержал перед ним дверь. Они сбросили верхнюю одежду. Как только Рамселиус снял свою каракулевую шапку, его седые космы тут же полезли в разные стороны. Но Юхан-Якуб даже не пытался пригладить их. Университетские часы пробили сначала четыре четверти, а затем ударили шесть раз. На лестнице появился Харальд: он только что поднялся из «Альмы».
— Все пришли? — спросил он.
— Улин в канцелярии, — ответил я. — Все остальные здесь, кроме Петерсона, если я не ошибаюсь.
— Уже шесть часов, — сказал Харальд раздраженно. — Мы не можем начать без него.
Мы ждали пять минут. Из канцелярии вышел Улин и присоединился к нам. Харальд послал одного из полицейских позвонить к Ёсте Петерсону домой. Скоро полицейский вернулся и доложил, что у Ёсты никто не отвечает.
Тогда Харальд изменил свое первоначальное решение.
— Мы начнем, — заявил он. — А комиссар Бюгден проинструктирует прецептора Петерсона, когда тот изволит явиться.
— Быть может, Ёста решил, что начало в четверть седьмого? — предположила Мэрта Хофстедтер.
Судя по лицу Харальда, он явно не учел такой возможности.
— Во всем городе, кроме этого старого университета, шесть часов вечера означает шесть часов вечера. А здесь шесть часов означает, видите ли, четверть седьмого. Идиотизм!
Рамселиус улыбнулся широко и спокойно.
Мы спустились по лестнице, повернули направо и пошли в кафе. Это было довольно большое помещение с побеленными стенами. Благодаря сводчатому потолку и подпирающим его колоннам кафе казалось разделенным на три залы. В средней зале находился буфет. У противоположной стены две перегородки образовали нечто вроде алькова. Здесь стоял овальный стол, за которым мы и сидели во вторник. Между столом и буфетом возле колонн стояло еще два небольших квадратных столика. Однако Харальд привел нас не в среднюю залу, а усадил за круглым столом в углу в крайней зале. Здесь он сообщил нам, по какой причине нас сюда вызвали: смерть Манфреда, покушение на убийство, а также разъяснил цель следственного эксперимента. Ничего нового, впрочем, он нам не сказал. Рамселиус откинулся на спинку стула и, сложив руки на животе, закрыл глаза. Харальд заметил это и слегка закусил губы. Он не знал, что это обычная поза Юхана-Якуба, когда тот собирался кого-нибудь слушать. Если не считать Юхана-Якуба, все мы немного нервничали. Настроение было подавленное. В глубине души каждый опасался, что именно он сказал или сделал нечто такое, что теперь может быть истолковано ему во вред. Внезапно на лестнице послышались шаги. Харальд замолчал и повернул голову. В кафе вошел плотный мужчина средних лет. Очевидно, это и был комиссар Бюгден. За ним следовал Ёста Петерсон.
— Мы должны были начать в шесть часов, — холодно сказал Харальд.
— Ведь ты думал, что начало в четверть седьмого? — подсказала Мэрта.
— Конечно…
Ёста улыбнулся чуточку виновато, но видно было, что он не особенно удручен своим опозданием.
— Впрочем, это не совсем так. Дело в том, что моя машина не привыкла к такому собачьему холоду, как у вас здесь, в тундре. Все очень просто. Сначала она едет хорошо, но, как только я начинаю тормозить у перекрестка, она тут же останавливается и впадает в спячку. И разбудить ее потом очень трудно.
— А почему прецептор Петерсон сначала сказал, что он думал, будто начало в четверть седьмого, а потом сослался на неполадки в двигателе машины? — спросил Харальд.
— Первое было просто удобной отговоркой, — добродушно ответил Ёста. — И мне ее подсказали. А потом я подумал, что могу рассказать все, как было на самом деле.
— Надеюсь, что господин прецептор в дальнейшем будет говорить только правду. И с первого раза.
Этот эпизод привел нас в еще более угнетенное состояние. Как-то разрядить атмосферу попытался Хильдинг Улин. Он приподнялся и перевернул вверх ногами картину, которая висела на стене возле него. От этого она не стала ни лучше, ни хуже. Все рассмеялись, правда, немного натянуто. Не смеялись только Эрик, Герман и Харальд. Возможно, они любили современное искусство.
Харальд немного повысил голос.
— А теперь начнем, — сказал он. — Попытаемся повторить все, что вы делали во вторник. Полицейский Вальграв сыграет роль прецептора Лундберга. Эрнст, стань там, чтобы я мог все время поддерживать с тобой контакт.
Он указал мне место. Остальные посмотрели на меня исподлобья. В этот момент к нам подошел высокий мрачный полицейский. По-видимому, это и был Вальграв. Комиссар Бюгден сел за один из маленьких столиков. За другой сели сразу два полицейских, один из них был в форме. На большом овальном столе стоял магнитофон. От него к выключателю, укрепленному на столе Бюгдена, тянулся длинный шнур. Очевидно, включать и выключать этот магнитофон можно было на расстоянии.
— Итак, кто пришел первым? — спросил Харальд.
Герман и Мэрта посмотрели друг на друга.
— Первыми пришли мы, — сказал Герман. — Это я помню совершенно точно.
Они встали и вслед за Харальдом подошли к столу с магнитофоном. Он был уже включен. Возле стола Харальд остановил их.
— Начнем с самого начала, — сказал Харальд.
И все началось сначала. Они сообщили, как их зовут и чем они занимаются, а потом взяли возле буфета чайный поднос. Мэрта села посередине стола, прямо напротив буфета. Герман сел справа от нее. Он взял два бутерброда с паштетом (фирменное блюдо «Альмы») и налил в чай молока. Мэрта пила чай без сахара и сливок, но зато взяла кусок шоколадного торта, который был зеленым сверху и черным внутри. Потом между супругами завязался спор, в результате которого выяснилось, что они успели все съесть еще до того, как мы пришли.
— Потом пробило двенадцать, — сказал Герман. — Я подумал, что сейчас объявят результаты конкурса. Естественно, я не тешил себя никакими иллюзиями на этот счет. Потом пришел Эрнст и сказал, что результаты еще не перепечатаны.
Я заметил иронический блеск в глазах у Харальда. Казалось, он сейчас скажет: «Оказывается, ты держался за ручку двери, пока часы били двенадцать…» Но я сделал вид, что ничего не замечаю, обогнул колонну возле стола Бюгдена и подошел к буфету с левой стороны. Потом я сообщил свое имя и занимаемую должность, заказал чай с молоком, бутерброд с печеночным паштетом и сел за стол справа от Мэрты.
— Собственно говоря, у меня нет сейчас особого желания пить чай, — заметил я.
— Пей, ничего с тобой не случится, — ответил Харальд. — Кто был следующий?
— Манфред Лундберг, — ответила Мэрта. — Но перед тем, как он появился, прошло две-три минуты.
— В одиннадцать часов пятнадцать минут прецептор Лундберг начал читать лекцию в четвертой аудитории и закончил ее в двенадцать ноль-ноль, — сказал Харальд. — У него был с собой портфель, когда он пришел сюда?
Герман, Мэрта и я вопросительно посмотрели друг на друга. Потом каждый из нас отрицательно покачал головой.
— Когда он подошел с кофейным подносом к столу, никакого портфеля у него не было, — сказала Мэрта.
— Который примерно был час, когда он пришел в «Альму»? — спросил Харальд.
Мы все сошлись на том, что было примерно десять минут первого.
— Значит, у Лундберга тоже был поднос, — сказал Харальд и взглядом послал Вальграва к буфету. — А что было на подносе?
В соответствии с нашими указаниями, Вальграв взял кофейник, сахар, сливки и бутерброд с сыром. Он сел рядом с Германом.
— Я пришел вслед за Манфредом и сел возле него, — начал Ёста Петерсон. — У меня не было подноса, но в одной руке я держал большую чашку кофе, а в другой — тарелку со сладкой булочкой. Сел я не сразу. Сначала я поставил на стол чашку и тарелочку. Потом пошел к столу с газетами и взял «Сюдсвенскан».
— Лундберг выпил свой кофе, когда сидел здесь? — спросил Харальд.
Этого никто не мог вспомнить.
— Я только помню, что он ел бутерброд, — сказал я.
— Тогда он должен был выпить хотя бы одну чашку кофе, — сказал Харальд. — Попробуем, Вальграв, и посмотрим, что из этого получится.
Харальд повернулся к Ёсте.
— Вы сразу выпили свой кофе? — спросил он.
— Не думаю, — сказал Ёста. — Я начал читать газету.