ессор по многим соображениям считал исключительно своей монополией. Поэтому он перевесил дамское пальто на другую вешалку, а на первую повесил свое пальто. Он специально постарался запомнить, как выглядит это пальто, чтобы при первом же удобном случае дать понять его владелице, что ей не следует посягать на его вешалку. Профессор Карландер опознал это пальто: оно принадлежало госпоже Хофстедтер.
— Ну и что из этого следует?
— Если исходить из того, что Турин говорит правду, — продолжал Харальд, — то секретарь факультета действительно провожал вчера вечером госпожу Хофстедтер. Во всяком случае, провожал от здания филологического факультета после двадцати одного часа десяти минут. Госпожа Хофстедтер была убита в «Каролине» между двадцатью одним часом тридцатью минутами и двадцатью одним часом сорока минутами. В результате вскрытия нам удалось установить момент смерти с большой точностью, и, вероятно, именно эти десять минут были роковыми. Два лица независимо друг от друга утверждают, что вас не было дома примерно между двадцатью одним часом тридцатью минутами и двадцатью одним часом сорока пятью минутами. Вы по-прежнему утверждаете, что в указанное время были дома?
Хильдинг вдруг резко переменил тон. Он очень твердо посмотрел Харальду в глаза, улыбнулся и сказал:
— По-моему, прокурор забыл, что здесь не полицейский участок. И у нас не допрос, а вечер, посвященный памяти Мэрты. И прокурору пора отведать грога. Равно как и остальным гостям.
Обстановка немного разрядилась, гости столпились вокруг стола, на котором был приготовлен грог. Я решил не торопиться и остался сидеть. Эрик Берггрен тоже остался на своем месте.
— Почему ты ничего сегодня не пьешь? — спросил я.
— Мне нельзя, — ответил Эрик. — Я на машине. Кроме того, я сегодня не в форме. Что-то неважно себя чувствую.
— Желудок? — спросил я.
Он кивнул головой. Вид у него действительно был какой-то измученный.
— Мне все здесь противно, — сказал Эрик раздраженно. — Даже поговорить не о чем.
— Выпей все же немного виски, — посоветовал я. — Это иногда помогает.
— Едва ли, — ответил он. — Мне просто не надо было сюда приходить.
— Не один ты так думаешь, — заметил я.
Бринкман и Рамселиус, каждый со стаканом, вернулись к нашему столу. Тогда я встал и тоже направился за выпивкой. Себе я налил виски с содовой. В углу стояли Ёста Петерсон и Харальд. Я подошел к ним поближе.
— С какой просьбой вы обращались к госпоже Хофстедтер? — спросил Харальд.
Он ни на секунду не забывал о работе.
— С какой просьбой? — повторил Ёста. — Я что-то не понимаю…
— В записной книжке госпожи Хофстедтер множество всяких пометок. Большая их часть не имеет для нас никакого значения. Это всякие там мелочи: купить молока и тому подобное. Но есть и такая запись: «Не забыть о просьбе Ёсты!»
— О какой просьбе? — подумал вслух Ёста. — Что бы это могло быть?
Он замолчал и задумчиво потягивал грог.
— Возможно, речь идет об Италии — это единственное, что мне приходит в голову, — сказал он после долгого раздумья. — Я попросил Мэрту дать мне адреса нескольких отелей, хороших и недорогих. Конечно, она не могла их все держать в памяти. Но это было давным-давно. У этой записи есть какая-нибудь дата?
Харальд покачал головой.
— Даты нет, но она была сделана всего несколько дней назад, — сказал он.
Ёста вдруг перешел в контрнаступление.
— А допросил ли прокурор собственного братца? — спросил Ёста шутливо. — Ведь он тоже оказался возле «Каролины» в самые критические минуты.
— Меня уже допрашивали, — сказал я. — С протоколом и прочими формальностями. Но меня допрашивал Вальграв. Я по крайней мере сразу рассказал без утайки все, что знаю.
— Ну, это еще неизвестно, — пробурчал Ёста.
— Расследование ведется совершенно объективно, без всякой предвзятости, — сухо заявил Харальд.
Неподалеку от нас развернулась словесная перепалка между Эриком Берггреном и Урбаном Турином. Эрик сидел на диване, а Турин стоял перед ним с сигарой в одной руке и со стаканом грогу в другой.
— Вы не сказали, что именно вы нашли труп Мэрты, — заметил Эрик.
— А вы не сказали, что именно с вами у нее было назначено свидание в четверг вечером, — в тон ему ответил Турин, прихлебывая из стакана.
— Я полагал, что вы не имеете к этому ровно никакого отношения, — сказал Эрик.
— Мне тоже казалось, что вас не может интересовать, кто ее нашел, — возразил Турин.
Мы с Харальдом подошли к ним и сели рядом с Эриком. Эрик взял стакан с минеральной водой, который стоял перед ним на столе.
— Можно задать вам один вопрос? — спросил Харальд.
— Пожалуйста, — ответил Эрик немного натянуто.
— Прецептор Лундберг читал ту самую книгу Шауна, о которой вы говорили?
— Да-а, — ответил Эрик несколько неуверенно. — Я не знаю, прочитал ли он всего Шауна. Но во всяком случае, он прочитал главу о праве давности, которую мы с ним обсуждали. Как раз сейчас я об этом пишу. И Манфред знал, что меня в данном случае может заинтересовать.
— Самое удивительное то, — сказал Харальд, — что у Лундберга этой книги никогда не было. Очевидно, он всё-таки заказал ее, но из магазина книгу прислали только в четверг. И ее получила госпожа Лундберг.
Эрик смочил рот минеральной водой.
— Он мог прочитать какой-нибудь другой экземпляр, — сказал он. — Возможно, эта книга есть в библиотеке юридического факультета.
— Вы знаете, что такая книга там есть? — спросил Харальд.
— Нет, этого я не знаю, — ответил Эрик. — У меня свой экземпляр этой книги.
Эрик был очень бледен и казался совсем больным.
— Извините меня, — сказал он. — Я пойду в туалет.
Я наклонился к Харальду.
— Эта книга есть в нашей библиотеке? — спросил я, понизив голос.
— Тише, — ответил Харальд и продолжал почти шепотом: — Там есть один экземпляр, но он находится у библиотекаря на каталогизации. А экземпляр, принадлежащий «Каролине», с самого начала был выдан Герману Хофстедтеру.
— На дом или для пользования в читальном зале?
— Для пользования в читальном зале.
— Тогда все ясно, — сказал я. — Манфред мог сесть за стол Германа в «Каролине» и прочитать книгу.
— У Хофстедтера нет своего стола в «Каролине». Он держит свои книги на полке за апсидой. Эта книга и сейчас там.
— И все равно Манфред мог взять ее там, — настаивал я.
К нам подошел Юхан-Якуб Рамселиус со стаканом в руке.
— Я вижу, здесь затевается маленький заговор, — пошутил он.
Рамселиус сел рядом со мной, заглянул в свой стакан и сделал основательный глоток.
— Совершенно верно, — отозвался Харальд. — Мы обсуждаем следующий ход.
Харальд запрокинул назад голову и стал смотреть в потолок. Под ним висела старинная люстра из богемского хрусталя. Ее покрывал толстый слой пыли.
— Доцент Хофстедтер подозревает профессора Рамселиуса в том, что он был в близких отношениях с его женой, — сказал Харальд.
Рамселиус отставил стакан.
— Весьма польщен, — сухо ответил он. — Но у Марты не было ни малейшего пристрастия к старцам. Она всегда отдавала предпочтение юности. И пусть прокурор соблаговолит обратить внимание на следующий факт: когда я пришел в «Каролину» в четверг вечером, на мне были галоши Карландера. Если бы я прихватил еще и галоши Манфреда, то мне пришлось бы нести их в руках, о чем уже говорил молодой Турин. А ведь именно галоши Манфреда вы нашли перед окном туалета.
— Но ты мог пойти на хитрость, — сказал я, — и взять галоши Манфреда, чтобы надеть их вечером и тем самым направить полицию по ложному следу. Ты раньше всех вышел из «Альмы», и, кроме тебя, в вестибюле больше не было никого. И тебе вовсе не обязательно было держать галоши в руках: ты мог спрятать их под пальто.
— Разве кто-нибудь жаловался, что остался без галош? — резонно спросил Рамселиус. — Если бы я обворовал кого-нибудь, пострадавший непременно заявил бы во всеуслышание о своей беде.
Я должен был признать, что после следственного эксперимента никто не жаловался на пропажу галош.
— Твое здоровье, Эрнст! — сказал Юхан-Якуб. — И надеюсь, что в следующий раз тебе больше повезет.
Он поднял стакан, я протянул руку, взял свой стакан и тоже поднял его.
— Я хочу обратить внимание прокурора на то, что его брат взял мой стакан, — ехидно сказал Рамселиус.
Я тупо уставился на виски. Юхан-Якуб с заговорщическим видом подмигнул Харальду и улыбнулся.
— Еще один маленький эксперимент, — сказал он, очень довольный. — Эрик пьет одну минеральную воду, так что с ним экспериментировать неинтересно. Поставь стакан туда, где ты его взял!
Я поставил стакан на прежнее место.
— Так вот, это мой стакан, и мне ничего не стоило положить в него яд, — сказал Рамселиус, радуясь как ребенок.
Первый раз в жизни я посмотрел на виски с отвращением. Юхан-Якуб поставил на стол стакан, который держал в руке. Поставил его прямо передо мной. А сам взял второй стакан.
— Представим себе прямую линию, которая берет начало в точке, где сидишь ты, проходит через стакан и пересекает стол, — сказал Рамселиус. — Если я хочу незаметно для посторонних глаз поменяться с тобой стаканами, мне нужно поставить свой стакан за твоим стаканом почти на одной с ним линии или даже перед ним, если он стоит примерно посередине стола. В этом случае я могу без особого риска взять твой стакан вместо своего.
У Харальда был такой вид, будто он уже думал об этом раньше.
— Если я поставлю свой стакан или чашку между твоим стаканом и собой, — продолжал Юхан-Якуб, — под значительным углом к нашей воображаемой прямой линии, то, желая взять твою чашку, я протяну руку совсем не в том направлении, где стоит моя. А это будет выглядеть неестественно и привлечет ненужное внимание присутствующих.
— А ты не подумал еще об одной возможности? — Спросил знакомый голос.
За нами стоял Эрик Берггрен и внимательно следил за экспериментом Рамселиуса.