– Лиззи. – Он произнес это имя, как будто оно было ему в новинку. Как будто он пытался его распробовать.
– Лиззи, – снова сказал он.
– Да. Расскажите мне о ней. Расскажете?
– Она мертва. Что тут рассказывать? Она умерла.
– Макс, мне жаль.
– Конечно, вам не жаль, вы ее не знали, с чего вам должно быть жаль?
– Потому что вы, видимо, расстроены.
– Расстроен.
– Да.
Он издал короткий, сухой, неприятный маленький смешок.
– Твою мать, вы ведь не знаете.
– Так расскажите мне.
Но потом мужчина вытянул руку и закрыл окно. Занавески лишь слегка дернулись.
Серрэйлер подождал. На дом снова опустилась та же чудовищная завеса тишины. Он простоял там еще десять минут, но больше не смог уловить ни малейшего шума или движения.
Он подошел к прорези для писем, приподнял шторку и прокричал имя Макса Джеймсона, попросил его ему ответить, вернуться и поговорить. Тишина.
Он пошел обратно по дорожке мимо кустарников и фруктовых деревьев.
– Босс?
Он покачал головой.
Это займет очень много времени. Он неверно оценил ситуацию. Он вышел на улицу. Они выставили кордон, чтобы оградить территорию, и за ним уже начали толпиться люди, как это обычно и бывает. Как будто какая-то магическая сила всегда привлекала их к местам возможной катастрофы.
Он поговорил с офицером. Была ли ситуация под контролем? Более или менее. Была ли вероятность обострения ситуации? Сложно сказать. Он все еще не имел ни малейшего представления о том, почему мужчина удерживает в доме человека, чего он хочет или чего надеется этим добиться. Насколько он был опасен? Сложно сказать.
Это была самая мутная, самая неразрешимая и, как ни странно, вероятно, самая интересная ситуация, которую только можно было представить. Она захватила Саймона, и он был решительно настроен успешно с ней справиться. Кто был этот человек? Кто был с ним? Кем была Лиззи? Была ли мертвая Лиззи там, с ним? «Спит» это значит «умерла»? Он вытянет из него правду, потихоньку, действуя осторожно и аккуратно. Он хотел знать. Это было не какое-то тупое проявление преступной жестокости, не грубое насилие, не глупая игра идиота, у которого снесло голову от наркоты. Все было не так очевидно.
Тут все было совсем не очевидно.
– Я думаю, это может занять некоторое время, но, насколько я могу судить, угроза не выйдет за пределы этого домика. Он сам себя изолировал, его очень просто окружить и очень просто удержать.
– Тогда мы больше не будем путаться у вас под ногами.
– Да. Я хочу знать, были ли за последние несколько недель случаи внезапной или насильственной смерти. Имя жертвы – Лиззи, возможно, Лиззи Джеймсон, но я не уверен. Аварии, самоубийства… И где преподобная Джейн Фитцрой? Она вышла сегодня на работу? Кто-нибудь ее видел?
– Что-нибудь еще?
– Пока нет.
– Он чего-нибудь просил?
– Нет. Так далеко мы не зашли… и не уверен, что зайдем. Я вообще ни в чем особо не уверен, но сейчас я собираюсь туда вернуться. У него было несколько минут, чтобы подумать.
«Как странно», – подумалось Серрэйлеру. Этот сад, слегка одичавший у ограды, буйное цветение в лучах солнца, птицы, насекомые, сладкие ароматы… И как странно: посреди всего этого стоит молчаливый маленький домик, а внутри…
Что?
– Макс? – позвал он тихо. Затем он поднял шторку на прорези для писем и повысил голос. – Макс? Вы мне ответите?
Солнце осветило его согнутую спину и согрело его.
Восемнадцать
Она снова заснула. Как она могла заснуть? Чтобы уснуть, человеку нужно чувствовать себя в безопасности, а ей казалось, что в меньшей безопасности она не чувствовала себя никогда в жизни. Возможно, она стала каким-то странным образом доверять Максу, полагая, что он не навредит ей, просто потому, что теперь он был хоть и вне себя от горя и смятения, но больше не кипел от ярости.
Он накрыл ее одеялом. Она вытянула руки и ноги, чтобы размять мышцы в согнутых конечностях, и перевернулась на другой бок. Шторы все еще были задернуты, но за ними светило солнце, наполняя комнату мягким медовым светом. Солнце выхватило что-то из тени и засверкало на нем. Джейн села.
Это были три кухонных ножа, аккуратно выложенных на кофейном столике. Два больших кухонных ножа и один маленький, новый нож для фруктов, который она купила пару дней назад. Солнце вспыхивало на поверхности металла.
Макс сидел на стуле рядом с окном и наблюдал за ней.
– Не трогай их, – сказал он.
Она почувствовала приступ тошноты. Она безмятежно спала сном невинности – сколько? За это время он успел выложить рядом с ней три ножа.
– Что?… – В горле у нее пересохло от страха. – Что происходит? Зачем вы… Что эти ножи здесь делают?
Он встал, и она попятилась под одеялом, но он не стал подходить ближе, а только совсем слегка приподнял кончик занавески, чтобы выглянуть на улицу.
Только когда он снова повернулся, она поняла, что в тот момент могла успеть схватить один из ножей.
– Здесь только что кто-то был, – сказал он вполне нормальным голосом, располагающим к приятной беседе, – но, кажется, они ушли.
– Кто?
Он пожал плечами.
– Макс, люди заметят, что я пропала… Они придут сюда меня искать. У меня назначена встреча в больнице, сегодня я должна была обсудить кое-какие дела с Дином в его кабинете… Люди будут…
– Кажется, все уже произошло. Не волнуйся, они не вернутся.
– Вы говорили с кем-то?
– Да.
– С кем?
Он снова пожал плечами.
– Я не понимаю, чего вы хотите. Пожалуйста, прошу вас, просто скажите мне, к чему все это.
– Ты знаешь.
– Лиззи… Да, я знаю, но я не понимаю, как то, что вы удерживаете меня здесь, может вам помочь. Это не вернет Лиззи обратно, вам надо это принять. Что бы вы со мной ни сделали, это не изменит того, что случилось. Я должна вам это сказать. Даже если вы… пырнете меня одним из этих ножей, это не изменит того, что случилось.
– Нет.
– Тогда что вы делаете?
– Квитаюсь с богом.
– Вы верите в Бога?
– Нет. Но вы верите.
– Но это же не имеет никакого смысла.
– Ничего не имеет смысла. Смерть не имеет. То, что Лиззи мертва, не имеет.
– То есть, удерживая меня, вы почему-то думаете… что? Я пытаюсь прийти к тому же, к чему и вы, но это довольно непросто.
– Вы никогда и не придете. Вы не можете.
– Как вы себя чувствуете?
– Что?
– Вы злы и расстроены, я знаю, но как еще? Ваше сознание… Вы достаточно ясно мыслите?
– О да.
– Потому что мне так не кажется.
– Нет.
Она погрузилась в молчание. Он казался каким-то серым и потрепанным, а в его глазах появилось тупое выражение. Сейчас он был скорее охвачен усталостью, нежели безумием или гневом.
«Боже, подскажи мне нужные слова».
Но слова не шли к ней. Ее сознание представляло собой белое, сияющее, пустое пространство.
– А какой Бог ваш, Джейн?
Ее горло сжалось. Она не знала.
– Добрый Иисус? Исцеляющий? Милостивый? Когда мы были на службе в церкви и они молились над Лиззи, они все время говорили о милости, и исцелении, и утешении, и благодати, и она сказала, что это помогло ей, но я так и не понял. Как это могло ей помочь? Ей стало хуже, и она умерла. Она умерла страшной смертью, вы знаете. Нам всем предстоит умереть. Я этого не понимаю.
«А я?» – подумала Джейн. Теперь пространство стало черным, зыбким и опасным – мирная, прекрасная пустота исчезла.
– Я не знаю. Я не претендую на то, чтобы знать все ответы на вопросы о жизни и смерти.
– Почему нет?
– Вы слишком образованны, чтобы так рассуждать, вы должны знать, что я и не могу на это претендовать, все, что я могу – это верить. Вера. Все дело в вере. И в доверии.
– Лиззи доверилась.
– Откуда вы знаете, что ее доверие было не оправдано? Существует много видов исцеления.
– Например?
– Макс, послушайте… У меня нет больше сил. Мне нужно принять душ, и что-нибудь поесть, и подышать свежим воздухом, как и вам. Нам нужно вернуться в норму. Я не могу здраво рассуждать. Я не могу беседовать на такие темы, когда мне угрожают… Как вы это себе представляете? Я поговорю с вами, я помолюсь с вами, все что угодно… Но только не так.
– Это была полиция.
– Прошу прощения?
– Полицейский. Мы поговорили, а потом он ушел.
– Если здесь полиция, то вам нужно срочно это прекращать. Вы не сделали ничего плохого, и у меня даже в мыслях нет выдвигать против вас обвинения, но вы должны позволить мне открыть эту дверь и уйти.
– Нет.
– Они могут сюда вломиться.
– Они ушли.
– Нет. Может быть, они пока отступили, но никуда они не ушли. Разумеется, они этого не сделают.
– Никто сюда не вломится. Я не позволю.
– Вы не сможете это остановить. Ну же… Подумайте.
Тут он улыбнулся, и эта улыбка заставила все внутри ее похолодеть, потому что она не осветила его лицо и даже не коснулась его глаз. Может быть, подумала она внезапно, дело не только в Лиззи. Может быть, он не просто обезумел из-за ее смерти. Может быть, он и был безумен. И опасен. И в отчаянии. Может быть…
За окном послышался шум. Макс вскочил со стула и стремительно к нему подбежал, но отодвигать занавески не стал. Он стоял и внимательно вслушивался, но, когда Джейн двинулась, он так быстро развернулся, что она застыла. Он посмотрел на ножи, потом на нее.
– Макс? – послышался снаружи мужской голос. – Пожалуйста, подойдите и поговорите со мной. С вами все в порядке?
Все замерло и затихло на бесконечно долгое время. Солнце наползало на маленький столик, отражаясь в рамке с фотографией ее отца. Бабочка раскинула свои крылья в углу белой стены. Это был красный адмирал, он спокойно красовался, медленно поднимая и опуская крылышки, попав в теплую комнату.
– Макс?
Пожалуйста. Пожалуйста…
– Я здесь.
– Вы откроете окно?
Он задумался, но потом слегка толкнул окно вперед.
– Спасибо. Вы можете открыть занавески?