Она точно не сможет спать с открытыми окнами.
Было уже за полночь. Она разобрала свои покупки и все разложила, включила чайник, достала кружку и банку с какао, молоко, ложку. Поставила их на стол. Самый негромкий шум – стук банки о столешницу, звук включения вилки в розетку – казался непривычным, оглушительным и звонким. И, когда он прекратился, повисшая гробовая тишина была нервирующей, напряженной и враждебной.
Она схватила дымящуюся кружку и решительно пошла в кабинет. Взяла молитвослов со стола.
– «О Боже! Дай сил до исхода дня! Когда удлинятся тени и наступит вечер, и затихнет этот мир».
Какое-то время она провела за молитвами, потом читала службы и свою Библию, так что, когда она отправилась спать, было уже далеко за час ночи. Но тишина приобрела иное качество, стала успокаивающей и баюкающей, а не пугающей. Она почитала «Обладать» А. С. Байетт [8] где-то полчаса, и выключила лампу. Она почувствовала глубокую усталость, которая путала ее мысли и наливала свинцом ее тело. Сон пришел к ней, словно благословение.
Она проснулась от кошмара про какое-то темное сырое место, в котором она захлебывалась омерзительной субстанцией, а ее легкие пронзала тысяча лезвий. Она села на кровати, испуганная и мокрая от пота. Пытаясь дотянуться до лампы, она опрокинула ее на пол. Джейн вскрикнула, но потом взяла себя в руки, вылезла из постели, поставив ноги туда, где не было осколков, и на ощупь добралась до выключателя рядом с дверью. Когда она это сделала, она услышала шум в саду.
«Нет, – сказала она себе, – ничего в саду нет, только коты и лисы, и совы, может быть. Ничего. И никого».
Она взяла совок и швабру, прибралась и выбросила мусор в корзину. У нее в кабинете была запасная лампа, которую она сразу же и принесла, включила и почитала еще двадцать минут.
– Ты, Господи, светильник мой; Господь просвещает тьму мою, и защищает детей света от врагов их. Через Иисуса Христа, нашего Спасителя.
В шуме за окном послышался глухой удар, как будто кто-то упал.
Она могла сделать много чего: позвонить в полицию, позвонить Доу, выглянуть в окно, выйти на улицу… Но она была не в состоянии сделать ничего, ее парализовало от страха; ее губы слиплись, во рту пересохло.
В ее голове мелькали одна за другой картины, движение которых она не могла остановить: Макс Джеймсон опрокидывает ее на пол, хватает ее за руки, смотрит ей в лицо, держит нож, и смеется, и триумфально рычит, а потом сидит напротив ее, и пытает ее страхом, и говорит, говорит – медленным, больным шепотом, который скребется и ворочается у нее в ушах.
Она заставила себя выбраться из постели, надеть тапочки и халат, а потом отодвинуть шторы. Она положила ладонь на ручку, готовясь открыть окно, и заглянула в темноту ночного сада.
Оттуда на нее посмотрело лицо Макса Джеймсона. Его тело было в тени, даже его шею, казалось, окутывает темнота, так что его лицо с растрепанными волосами и лохматой бородой будто парило в нескольких ярдах от нее. Джейн могла закричать, начать стучать по стеклу, замахать на него руками в попытке заставить его уйти, но она просто в ужасе застыла у окна, отвечая своим взглядом на его.
Свет полицейских фонариков, скачущий по саду и исследующий темноту в поисках того, что скрыто, стал для Джейн неописуемым облегчением. Они приехали буквально через пять минут после того, как она им позвонила. Патрульная машина оказалась неподалеку, и теперь двое молодых полицейских – больших, тяжелых и внушительных – проверяли кусты, бродили вокруг фруктовых деревьев, изучали дорожки и заходили во все садовые постройки. А вскоре огни зажглись и в доме Доу, и в саду послышались другие голоса.
Джейн сидела в кресле с кружкой чая. Была половина четвертого. Еще час, и начнется рассвет. Она не знала, что она видела, и не могла теперь сказать наверняка, было ли лицо Макса Джеймсона реальностью или игрой ее воспаленного воображения. Но когда она закрывала глаза, оно появлялось перед ней – совершенно ясно, во плоти, не размытое и не призрачное. Макс Джеймсон, глядящий на нее из темноты.
Она начала дрожать и расплескала чай. Она нагнулась, чтобы поставить кружку на столик рядом, но ее руки отказывались ее слушать, так что кружка упала на пол, чай разился, и его брызги ошпарили ее голые ноги.
Когда в комнате появилась Рона Доу в огромном розовом велюровом халате и со съехавшим набок пучком, Джейн разрыдалась.
Двадцать пять
Сержант Натан Коутс сидел на переднем сиденье машины, скрытой за кривым деревянным забором, и наблюдал за овощным складом. Они с констеблем Брайаном Дженнингсом наблюдали за этим сараем уже добрых два дня, в течение которых должно было произойти множество событий, но не произошло решительно ничего.
Натан остервенело вгрызся в яблоко.
Дженнингс моргнул.
– А еще громче вы могли бы его есть, сержант?
– Это вопрос или руководство к действию?
– Просто…
– Просто я каждые полчаса терплю твои чипсы со вкусом жареной курицы. Лучше бы ты не тянул в рот всякую дрянь, а тоже съел что-то такое. – Натан опустил стекло и швырнул огрызок яблока в помойную кучу.
– Кто-то же здесь живет…
– Ты, например.
– Мне кажется, это склад овощей и фруктов. И мне не кажется, что там внутри есть что-то, кроме овощей и фруктов. Ничего, кроме овощей и фруктов, внутрь не попадает, и ничего, кроме них, оттуда не уезжает, так что…
– Ладно, я понял твою мысль.
– Думаю, у инспектора сомнительный информатор.
– Нас бы здесь не было, если…
– Один сержант, один констебль и гора бананов.
– Подожди…
– О, смотрите, сержант, грузовик с овощами и фруктами!
Натан взял свой бинокль и направил его на железные двери склада. Грузовик остановился и начал медленно разворачиваться, когда двери открылись.
– Я его где-то видел… этого водителя.
– Да, водителя грузовика с фруктами…
– Замолчи-ка. Запиши номер грузовика, я хочу его сфотографировать.
Натан перегнулся на заднее сиденье, чтобы взять камеру, и направил ее на кабину.
– Поймал. Это Пигги Плэйтер. Я взял его на взломе промышленного помещения пару лет назад, но он отделался условным сроком – уверял всех, что его втянул брат. Так-так, значит, Пигги Плэйтер. И что же он здесь делает – уж точно не подрабатывает водителем грузовика. Ты проверь этот номер…
Констебль уже этим занимался.
Мужчина, за которым теперь внимательно наблюдал Натан, выпрыгнул из кабины, разговаривая по мобильному телефону. Рядом со складом какие-то темные фигуры открывали грузовик. Тут из-за угла выехал темно-синий «БМВ» и плавно у него остановился. Из одной двери вышел человек в кремовом льняном костюме, а из другой – кто-то потолще и понеряшливее.
– Черт возьми, это же Фрэнки Никсон со своим приятелем. Это определенно не бананы. – Натан нащелкал еще десяточек снимков и бросил камеру. – Нам нужно установить круглосуточное наблюдение за этим местом. Тут в ближайшее время намечается что-то крупное.
У него снова зазвонил телефон.
– Сержант Натан Коутс…
– Дженни МакКриди, криминологический научный отдел. Я пыталась связаться со старшим инспектором Серрэйлером, но мне сказали, что он в отпуске и нужно звонить вам.
Натан выпрямился. Он не отрывал глаз от синего «БМВ». Фрэнки Никсон уже залез обратно. Его здоровый подручный внимательно огляделся вокруг, прежде чем скользнуть на пассажирское место вслед за ним. Машина быстро и легко сорвалась с места и тут же исчезла со двора. Грузовик задом въезжал в темные недра склада, пока железная дверь медленно опускалась. Все это зрелище начало отдаленно походить на сцену из фильма. Натан прижал ухо к телефонной трубке.
– Вы что-то нашли? Скажите мне, что Бог существует.
– Нашли.
– В доме Слайтхолм?
– Нет, дом чист. Но в машине мы нашли два волоса и фрагмент ногтя. Оба волоса с одной головы, и ДНК совпадает с материалом того мальчика, Дэвида Ангуса. Ноготь не подходит, совпадений не найдено. Пока что.
– Значит, это ноготь второго мальчика?
– Нет. И не той девочки, которую нашли живой в багажнике.
– Вы хотите сказать, что был еще один ребенок?
– Похоже на то.
– Боже мой… Это все?
– Нет. Они пока не закончили. Но поскольку появилось прямое пересечение с вашим делом, я подумала, что вам нужно знать. Когда возвращается ваш старший инспектор?
– Не беспокойтесь, у меня есть его личный номер, он бы точно не захотел дожидаться таких новостей. Спасибо вам огромное! – Он победно потряс кулаком в воздухе.
Склад окончательно поглотил грузовик, и железные двери с грохотом закрылись. Больше там никого не оставалось. Полуденное солнце ярко освещало пустырь вокруг них, который уже успел запылиться. Вдалеке зяблик слетел с головки чертополоха.
– Давай уезжать отсюда.
– Что там случилось, сержант?
– Дэвид Ангус.
– Они нашли его?
– В каком-то смысле. – Натан завел двигатель и резко дал назад, прокрутив колеса.
Констебль откинулся в кресле.
– Ну расскажите теперь про Фрэнки Никсона.
– Мне сейчас срать с высокой колокольни, – сквозь зубы процедил Натан, – на этого Фрэнки Никсона.
Двадцать шесть
– Вы выглядите не слишком довольным, Саймон.
– Мне кажется, что эта группа слишком большая… Мы можем попробовать разбить серию в церкви? Получится пять и два… Вот так?
Саймон немного отошел от стены галереи и взглянул на нее снова. Кураторы выставки выполнили практически идеальную работу, не считая этой группы рисунков из Венеции. Некоторые из них представляли собой просто темное пространство, на фоне которого были изображены лица молящихся мужчин и женщин из церкви на Дзаттере; сгруппированные вместе, как сейчас, они конфликтовали друг с другом, а вывешенные по отдельности, не создавали такого сильного эффекта.
Так было всегда – большинство работ сразу вставало на свои места, но разбираться с последними несколькими приходилось вечность.