Пятьдесят пять
– Привет.
Эдди не подняла голову.
– Я Кат. Все называют меня Рыжей.
Она села рядом на скамейку.
В зале играли в бадминтон. Эдди хотела попросить поиграть, но потом решила так сильно не напрягаться и просто посидеть и посмотреть. Это был второй раз, когда ее выпустили с остальными. Видимо, они решили, что она вряд ли взбесится.
– Я знаю, кто ты.
Эдди немного отодвинулась на скамейке. Эта женщина подвинулась вслед за ней.
– Нам дают смотреть телевизор, дают читать газеты. Без проблем. Эдвина Слайтхолм.
– Эдди, – сказала она. Это сработало у нее на автомате.
– Ты просто дерьмо под ногами.
Эдди встала.
– Давай, Линда, зажми ее, зажми.
Эдди начала медленно двигаться вдоль задней стены спортивного зала. Она не хотела смешиваться с другими – и она об этом говорила – она предпочитала быть сама по себе.
– Да-а-а! – Восторженные крики становились все громче.
Эдди проскользнула к двери. Сейчас она вернется обратно и почитает.
Игра закончилась, все побежали к двери и начали ломиться. Женщина по имени Рыжая оказалась первой и прижалась прямо к Эдди.
– Мразь.
Эдди почувствовала, что на нее давит что-то очень твердое в районе поясницы. Толкучка у двери становилась все хуже, а давление превратилось в пронизывающую боль, из-за которой у нее помутилось в глазах.
Толпа вылетела из дверей, как пробка из бутылки, когда все вывалились в коридор.
– Ладно, ладно, хватит пихаться и толкаться, что с вами не так? Вы об очередях не слышали? Давайте-ка двигаться организованно, а то кто-нибудь покалечится.
Эдди обернулась, но все бросились врассыпную. Она не увидела даже спины Рыжей. Она поднялась до середины железной лестницы под крики и топот, а потом упала без сознания.
Эдди никогда не болела и не собиралась начинать сейчас.
– Я не пойду к доктору. Мне просто стало жарко.
– Да? Вы можете идти?
– Мне не нужен чертов доктор.
– Эдди, у вас здесь нет особого выбора. Вы упали в обморок – вы обязаны посетить тюремного врача. Тут вы не на свободе, тут есть правила. Так вы в состоянии идти?
Эдди не сказала «нет», не сказала, что боль в пояснице до сих пор была как воткнутая в нее раскаленная кочерга. Во время ходьбы кочерга проворачивалась. Она сжала кулаки и заставила себя встать прямо.
Ее не очень волновало, может она проводить время с другими людьми или нет. Она предпочла бы оставаться одна, но она хотела иметь возможность ходить на улицу, в спортивный зал, в библиотеку, а не торчать в своей комнате двадцать четыре на семь.
– Вы уверены, что вы в порядке?
– Я уже сказала.
Кочерга теперь крутилась в другую сторону, но она не собиралась об этом говорить. На вид она была совершенно здорова, если, конечно, доктор не захочет раздеть ее и осмотреть каждый сантиметр ее тела, так что она просто примет болеутоляющие от выдуманной головной боли, и они ей помогут.
Путь от начала последнего коридора до его конца был самым страшным в ее жизни. Кочерга втыкалась глубже, крутилась сначала в одну сторону, потом в другую, выходила и входила снова. Она преодолела его, потому что преодолела себя, но она была на грани.
На враче были такие очки, какие Эдди особенно ненавидела – овальные и без оправы, а когда она подняла глаза, она не улыбнулась. Эдди хотелось закричать на нее. Я под следствием, меня не посадили, так что улыбайся мне!
– Добрый вечер.
Эдди ничего не сказала. С чего бы?
– Я слышала, что вы только что упали в обморок.
– Типа того.
– Ну им пришлось вас поднимать.
– Там было жарко.
– Это на вас всегда так влияет – жара?
Эдди пожала плечами.
– Когда вы в последний раз ели?
– Пила чай.
– Когда вы последний раз видели своего терапевта?
– Никогда. Я не болею.
– Понятно. Месячные в норме?
– Да.
– У вас есть месячные сейчас?
– Нет.
– Ваши медицинские показатели при поступлении на первый взгляд кажутся абсолютно нормальными. Вы не принимаете никакие лекарства. Ладно, давайте я сначала на вас хорошенько взгляну.
– У меня весь день болела голова. Мне нужно что-нибудь от нее, и со мной все будет в порядке.
– Сначала я вас осмотрю. Сильно болела?
Эдди пожала плечами.
– У вас часто болит голова?
– Нет. Я же сказала, было жарко.
– Понятно. Зайдите за ширму и разденьтесь до лифчика и трусов, пожалуйста.
– Я же сказала, со мной все в порядке, мне вообще не надо было сюда приходить.
– Вы отказываетесь раздеваться?
– Да.
Она вздохнула.
– Ладно, но мне нужно померить ваше давление. Низкое кровяное давление может быть причиной обморока. Это для вас будет приемлемо? Если да, то закатайте, пожалуйста, рукав.
Нажимая на грушу и затягивая рукав у Эдди на плече, доктор отвернулась от нее и посмотрела в окно.
– Все хорошо. Абсолютно нормальное давление. Откиньте голову, я хочу проверить ваши глаза. – Она посветила фонариком. Боль в спине никуда не делась и была такой же пронзительной. Но, по крайней мере, кочерга больше не крутилась.
Она выключила фонарик.
– Что же. Я не вижу никаких нарушений.
– Я вам так и сказала. Там было жарко.
– Да. Я выпишу вам парацетамол от головной боли. Пейте как можно больше воды. Обезвоживание не улучшит ситуацию ни с головной болью, ни с обмороками. Если подобное повторится, я возьму у вас анализ крови.
Она нажала на кнопку на своем столе, чтобы вызвать надзирательницу. Хорошо, что она уже ждала за дверью. Эдди вышла прямо за ней.
– Хорошего вечера, – сказала доктор. Это был сарказм. Эдди даже не стала отвечать.
Дорога назад была новым кошмаром. Кочерга начала крутиться и вибрировать, стоило ей только двинуться. Врач дала ей четыре таблетки парацетамола – две принять сейчас и две позже, если ей это понадобится. Четыре чертовых таблетки. От такой боли ей нужно было штук сорок.
– Ты хочешь посмотреть фильм? Сегодня Ноттинг Хилл.
– Нет.
– Отличный фильм. Я его три раза смотрела.
Так еще больше отупеешь, подумала Эдди. Такие фильмы были не в ее вкусе.
Через черный ход в ее сознание проникло воспоминание. Как они с Кирой сидели на диване и смотрели Джеймса и Гигантский персик. Им обеим понравилось. Кира хотела, чтобы он сразу начался снова, но это было не видео, так что, разумеется, он не начался. Все было у нее прямо перед глазами, в деталях, в цвете – ее комната, ее растения на подоконнике, безделушки, кожаная обивка дивана, занавески, ковер, обои. Кира.
– Вот твои таблетки, прими две, запей. И приляг ненадолго, хорошо?
Эдди проглотила белые таблетки и два стакана воды. Она уже вспотела от боли, и как только приняла таблетки, ее затошнило. Боль ухудшилась. Она даже лежа чувствовала себя на грани обморока. Спустя полчаса боль лишь чуточку притупилась, так что она приняла третью таблетку и потом заснула, пока в час ночи кто-то не начал колотить в дверь, колотить чем-то твердым и тяжелым, пока не проник прямо ей в мозг, а потом вниз по позвоночнику в поясницу, и не начал колотить уже там.
Она приняла четвертую таблетку, но они отодвигали дверцу каждый час, чтобы проверить ее, так что каждый час она просыпалась. Только ближе к рассвету боль наконец утихла.
Пятьдесят шесть
– Сэм, прекрати. Сколько раз я говорила тебе… Не дразни ее. Ты так только хуже делаешь. Иди проверь, есть ли яйца.
– Я уже ходил, нет.
– Пойди почитай.
– Я прочел все свои книжки.
– Ну тогда перечитай какую-нибудь еще раз.
Сэм одарил ее уничижительным взглядом и ушел на улицу, шаркая ногами.
– Им обязательно так шуметь? Я пытаюсь читать газету, – сказал Крис.
– Какой ты молодец.
– Извини, но не ты провела полночи на ногах.
– Вообще-то, я провела полночи на ногах, с Феликсом.
– Это не одно и то же.
– Что же, не переживай, в любую минуту ты сможешь попрощаться с ночными сменами навсегда. Когда начнет работать новая система, ты станешь спать – я бы сказала, как младенец, но я никогда не видела младенцев, которые бы спали, – ты просто станешь спать, и если ты думаешь, что все отлично и супер, все отлично и супер.
Крис опустил газету.
– Я не хочу сейчас вести скучный политический спор по поводу директив в области здравоохранения. Сейчас субботнее утро, на улице тепло и солнечно, и я пытаюсь забыть обо всем, что связано с медициной, национальной службой здравоохранения Великобритании, ночными сменами, дневными сменами, приемами…
– Ты думаешь, я хочу спорить обо всем этом? Ты думаешь, это мой самый любимый способ провести время в веселый выходной день?
– Мама, Сэм кинул мою Барби Рапунцель в курятник!
Кэт закрыла глаза.
– Ты думаешь, что я не понимаю, но я понимаю. Правда.
– Ладно.
– Господи, хватит изображать из себя сурового мужика. Слушай, дело не в тебе, дело в системе. Ты знаешь, как было раньше. Когда работали мама с папой, врач мог начать с работы в больнице, потом перейти в общую практику, а потом вернуться к какой-то частичной занятости в больнице и консультированию – и так получались хорошие доктора. Ну уж точно так получились наиболее разносторонние доктора. Но сейчас это, видимо, невозможно. Вернее, возможно, но…
– Я слишком стар. В последнее время мне об этом довольно часто напоминают.
– Я уже сказала – если ты хочешь это сделать, я на твоей стороне.
– Забудь.
Крис был зол, его гордость была задета, и он был расстроен. Кэт знала это, и это ее волновало. И еще ее волновала его реакция. Он хотел уйти из общей практики, чтобы переквалифицироваться и пойти работать в психиатрию в их больнице, но оказалось, что единственный способ это сделать – снова начать с должности младшего врача [14] и пытаться двигаться дальше. Ему был сорок один год. Десять лет?