, что Бергенские купцы, несмотря на значительные дела, имеют больше надсмотрщиков и работников в своих магазинах, чем помощников в своих конторах. Все свободное место в конторе, также как и проход, были завалены ящиками и сундуками, бочками, тюками с перьями и тюленьими кожами. Все помещения внизу дома были пропитаны специфическим запахом жира и разлагающегося мяса, и это неприятно поражало свежего человека.
Фандрем подвел своего покупателя к конторке и заставил его прочесть и подписать контракт. Затем Гельгештад взял перо в руки и подписал особое поручительство на сумму, на которую Стуре забрал товаров у Фандрема.
— Следовательно, мне нужен еще поручитель? — спросил Стуре раздраженно и с удивлением. — Я думал, что за данный мне кредит я достаточно ручаюсь моим имуществом, словом и честью.
— Если вы взвесите, сударь, — возразил спокойно Гельгештад, — что здесь в Бергене никто не знает ни вас, ци вашего имущества, и если обдумаете, что, несмотря на все ваши надежды, планы в Бальсфиорде все-таки могут не осуществиться, то вы увидите, что не легко будет найти кого-нибудь, кто бы вам открыл кредит без поручительства.
Стуре с трудом победил в себе неприятное настроение. Он рассчитывал, что открытый ему Фандремом кредит облегчит его обязательство относительно Гельгештада и думал освободиться понемногу от владельца Лингенфиорда с помощью этих новых связей. Вместо этого он увидел, как он все дальше и дальше затягивался в сеть паука, который, казалось ему, жадно протягивал над ним свои лапы.
Он взглянул в глаза Гельгештаду, и ему показалось, что он прочел в них злую насмешку над его беспомощностью; недоверие его возросло в высшей степени и пересилило осмотрительность. Почти невольно он произнес:
— Нет, нет, мне достаточно и тех обязательств, которые уже существуют, я не желаю увеличивать их число. В этом деле я не принимаю вашего поручительства.
— Хорошо, как вам угодно, сударь! Может быть вы знаете кого-либо другого в городе, кто бы за вас поручился? — спокойно спросил Гельгештад.
Этот вопрос смутил Стуре; он должен был объявить, что знаком только с капитаном Гейбергом, и произнес его имя немного нерешительно.
До сих пор Фандрем присутствовал при переговорах молча и не вмешивался; но когда его новый покупатель назвал поручителем датского капитана, это уже ему показалось слишком. Изо всей силы ударил он кулаком по столу и вскричал:
— Этот-то молодой ветреник — поручитель? Господин Стуре, вы, кажется, намерены надо мной смеяться? Конечно, когда капитан шагает по улицам, он гордо вытягивает свои ноги…
Дальше он не договорил, потому что в эту минуту послышался громкий голос в смежной комнате, и в открытой двери показалась стройная фигура Германа Гейберга.
Купец так удивился неожиданному присутствию офицера в его доме, что в первую минуту ничего не мог сказать. Капитан сказал с иронией, что, кажется, разговор коснулся его достойной особы, и он просит общество не стесняясь, продолжать начатое; Фандрем быстро овладел собою — он был не из тех, кого легко смутить.
— Не знаю, сударь, — начал он, — что могло вас побудить посетить мой дом и мою контору; но как это уже случилось, то нечего делать. Я могу во всякое время повторить мои слова.
— Я вполне понял вас, господин Фандрем, — возразил молодой человек с гордой улыбкой, — и вижу, что мое слово не может быть для вас поручительством, так как вам недостаточно и слова барона Стуре, моего уважаемого давнишнего товарища.
— Я полагаю, Фандрем, — сказал Гельгештад, поднимая свое суровое лицо над столом, — что мы здесь заняты делом, которое неудобно продолжать при постороннем.
— Совершенно с вами согласен, — отвечал Фандрем.
— Я полагаю, — сказал самонадеянно офицер, подражая манере норвежца, — что вам не следует вмешиваться в дела, касающиеся меня. Я не треска, не несчастный лапландец, и у меня нет в кармане королевского указа, и потому я, конечно, имею право уклониться от ближайшего знакомства с вами. Что же касается вас, господин Фандрем, — с достоинством продолжал он, — то я сейчас же избавлю вас от своего присутствия, как только скажу несколько слов этому господину.
И он указал при этом на Стуре.
— Стуре, — обратился он к своему товарищу и положил руку ему на плечо, — если ты занят, я не буду мешать тебе, выслушай только вот что: генерал Мюнтер с курьером вызывает меня назад в Трондгейм. Завтра я уже должен выехать из Бергена; навряд ли мы с тобой сможем сегодня еще раз увидеться, и потому, прощай, дружище, если ты не предпочтешь последовать за мной.
— Ты знаешь, Гейберг, что этого не может быть, — твердо отвечал Стуре.
— Я так и думал, — печально проговорил Гейберг, — я знаю твою железную волю. Ну, так Бог да хранит тебя всегда и повсюду; да избавит Он тебя от всех норвежских плутов # да соберет всех рыб морских в твои сети! Господин Фандрем, я теперь покидаю ваш дом и желаю ему всякого благоденствия. Сохраните обо мне добрую память.
Он пожал руку своему другу и пустился в обратный путь, немилосердно разбрасывая ногами все, что ему мешало на ходу.
— Пускай его бежит! — презрительно сказал ему вслед Гельгештад, но мрачно наморщенный лоб ясно показывал, как трудно ему подавить свой гнев. — Я бы желал, чтобы этот офицерик не попадался больше на моем пути, иначе может окончиться хуже, чем сегодня.
Потом он выпрямился во весь свой рост и опустил тяжелый кулак на обязательство.
— Господин Стуре, — сказал он, — вот бумага, и вот я стою здесь. Объясните же теперь окончательно, желаете ли вы принять мое поручительство, или вы рассчитываете на чью-либо чужую помощь.
Очевидно, тут был только один исход; купец, по-видимому, принял твердое решение. Стуре больше не колебался, противиться было бы бесполезно и даже опасно; таким образом он дал свое согласие, и Гельгештад подписал этот многозначащий документ. Когда это совершилось, оба купца опять рассыпались в уверениях, что все это только одна формальность;
никто не сомневается в том, что владелец Бальсфиорда через год полностью уплатит свои счета и тогда будет пользоваться открытым кредитом, безо всякого поручительства; но здравый смысл Стуре ясно говорил ему, как мало можно было полагаться на эти речи.
Целый день прошел в выборе и осмотре товаров, которыми предполагалось нагрузить «Прекрасную Ильду». Гельгештад и сам купил кое-что, но при этом не забывал осматривать и пробовать все, предназначенное для Стуре. Все закупленные товары сейчас же переносились работниками и слугами на яхту, где матросы занимались погрузкой; через два дня яхта должна была уже пуститься в обратный путь.
В тот же день вечером купцы задали пир владельцам гаардов и капитанам кораблей в зале той же самой старинной башни, где в былые времена танцевал король Христиан II. Но на этот раз танцев не было. Бергенские дамы не присутствовали на пиршестве, но зато кутеж продолжался до рассвета. Фандрем так усердно подчевал своих гостей, что около полуночи Стуре должен был проводить его домой. Сам Стуре рад был уйти от беспорядочной попойки; на него со всех сторон сыпались насмешки за воздержность.
Гельгештад вернулся уже только с рассветом, но в его крепких мускулах и жилах было столько несокрушимой жизненной силы, что после часового отдыха он снова занимался делами и окончил их только тогда, когда яхта его была совершенно готова к отплытию.
Прощальный тост выпили с Фандремом на палубе яхты; когда лодка его удалилась, путешественники воспользовались еще несколькими часами отдыха. Но только что утро осветило самые высокие вершины, окружавшие Берген, «Прекрасная Ильда», снялась с якоря и при утренней свежести проплыла мимо батареи порта. Все еще было тихо в гавани; на безмолвном городе лежала полутьма; над фиордом подымался легкий туман, тянувшийся около береговых скал как колеблющееся покрывало. Приветливые маленькие долины скрывались еще в ночной мгле. Большое судно описывало дуги, то проходя сквозь узкие проливы, то перерезая большие водные бассейны; оно как бы будило сонное море, и шептавшиеся волны разбивались о его бока, будто вопрошая, зачем тревожат их покой.
Гельгештад в непромокаемой теплой одежде моряка стоял у руля и направлял яхту в этом лабиринте скал и утесов. Время от времени он зорко поглядывал в сторону, измеряя пространство, пройденное судном; потом он смотрел опять вперед, где уже виднелась колокольня Гаммерской церкви и открывался Алезунд. Позади быстрого судна, с шумом рассекавшего волны под напором легкого ветра, солнце освещало снеговые вершины у Гардангерфиорда; лучи его покоились на лесах, на громадных массах скал, подошвами упиравшихся в море, а главами своими достигавших облаков. Путь около берегов Норвегии постоянно идет между бесчисленными островами и группами скал, оставшихся после мировых переворотов и образующих множество заливов и проливов. Но кое-где они вдруг исчезают, и воды Атлантического океана и Северного Ледовитого моря беспрепятственно разбиваются о берег материка, и часто корабли должны целыми днями пережидать в каком-нибудь уголку, не решаясь пуститься по бурному морю. На третий день пути, когда показался Штатенланд, Гельгештад тоже не решался обогнуть его ночью. Но ветер стих. Купец, уступая просьбам нетерпеливого пассажира, спешившего в свои новые владения, решился двинуться вперед, но лишь с тем условием, что они проведут всю ночь за стаканом пунша, и в минуту опасности он тотчас же сменит рулевого. Стуре согласился и вечером нашел в каюте чисто накрытый стол с разными кушаньями, а на печке кипящий чайник, около которого хлопотал старый моряк.
Гельгештад был, очевидно, в наилучшем расположении духа. Когда приготовили пунш, этот северный нектар, он храбро наливал его из дымящейся чаши и смеялся над серьезным лицом Стуре, утверждая, что он походил на снеговую вершину Кильписа.
— Ну-у, — сказал он, — я не знаю, что вас мучает, но должно быть что-нибудь очень тяжелое. Вернитесь же в Бальсфиорд человеком, который уверен в своих барышах. Вы умно придержали рыбу, показали, что у вас верный взгляд; вы везете полную яхту товаров, дом ваш уже, вероятно, готов; вам остается только в нем поселиться. Но я знаю в чем дело, — дразнил он дальше, — вас страшит одиночество в Бальсфиорде, и вам следует позаботиться о хозяйке. Если вам не повезет, поможет колдун Афрайя своим волшебным напитком. Не правда ли?