Глава начинается со всестороннего рассмотрения состояния городских бань, которое за годы войны стало крайне запущенным и очень медленно приводилось в нормальное. В большинстве городов главной проблемой оставалась их низкая пропускная способность. Даже если бы все бани были в состоянии функционировать на полную мощность и бесперебойно (а это было не так), они не смогли бы в полной мере удовлетворить потребности населения. Я также опишу состояние общественных прачечных, которые, учитывая неимоверные трудности с надомной стиркой постельного белья и одежды, должны были стать еще одним бастионом в битве с распространением вшей. В действительности они лишь частично могли выполнять эту роль, поскольку, как и в случае с банями, их производственных мощностей попросту не хватало, чтобы принимать в стирку личные вещи граждан. Наконец, в главе рассматриваются меры, предпринимавшиеся для того, чтобы предотвратить распространение эпидемий перемещавшимися по стране лицами, как вольными, так и заключенными.
Бани и общественные прачечные
Сложности с поддержанием чистоты наряду с другими санитарными мерами в послевоенном СССР нельзя назвать явлением уникальным и не имеющим исторических прецедентов. В викторианской Англии, где водоснабжение было ограничено и людям не только приходилось таскать воду по улицам в тяжелых ведрах, но еще и платить за нее, помыться для многих семей было роскошью. По данным Воля, в 1894 году только в 5 % домов в промышленных городах Северной Англии имелись ванны. Их количество росло очень медленно: в 1930 году две трети североанглийских жилищ все еще обходились без них[256]. Впрочем, относиться к этим цифрам нужно с известной долей осторожности, поскольку отсутствие стационарной ванны или ванной комнаты не означало, что люди не мылись. В домах представителей рабочего класса Северной Англии распространенным явлением была оловянная ванна, которая ставилась перед камином и наполнялась кипятком из кастрюль и чайников. И все же регулярные водные процедуры, по крайней мере, в викторианскую эпоху были исключением, а не правилом. Воль цитирует отчет за 1895 год санитарного врача Биркенхеда, который утверждал, что «бо́льшая часть низов рабочего класса проводит жизнь, из года в год не умываясь и не моя руки». Схожим образом д-р Джеймс Керр, санитарный врач английских школ, сообщал в 1894 году, что треть осмотренных им школьников не снимала свою одежду, как минимум, полгода[257]. Для Воля самое удивительное заключалось не в том, что люди так редко мылись, а в том, как много рабочих семей прилагало все усилия, чтобы преодолеть препятствия на пути к чистоте, вплоть до выделения значительной доли недельного бюджета на покупку мыла и моющих средств[258].
В Великобритании, где, как и в Германии, сеть общественных бань возникла в первой половине XIX века, их развитию оказывали содействие такие организации, как Ассоциация по устройству бань и прачечных для трудящейся бедноты. Как я уже упоминал во введении, руководствовались при этом во многом уверенностью в том, что грязный пролетариат является потенциальным источником гражданских беспорядков и болезней, которые в равной степени угрожают благополучию среднего класса. В журнале The Lancet в 1846 году была опубликована петиция группы терапевтов и хирургов из Саутгемптона, которые предельно лаконично изложили суть дела: «…богатые крайне заинтересованы в здоровье бедных, и не только по экономическим причинам, но и потому что многие инфекционные заболевания, жертвами которых становятся в конечном итоге люди любого сословия, происходят и распространяются из густонаселенных кварталов, где обитают самые обездоленные». К 1912 году общественные бани Великобритании насчитывали 5 млн посещений в год, 3 млн из них – в Лондоне[259]. На первый взгляд, много, на самом деле -ничтожно мало. Население Лондона в то время составляло примерно 4,5 млн человек. 3 млн походов в бани означали, что на каждого лондонца приходилось 2/3 посещения бани в течение года. Даже если мы возьмем за основу неправдоподобное предположение о том, что у 2/3 лондонцев имелась ванна и они могли мыться дома, в среднем на душу остального населения приходилось лишь около двух посещений общественных бань в год. Для остальной Великобритании, которая в сумме набирала всего 2 млн посещений, среднедушевой показатель оказывается просто микроскопическим. Чтобы оценить насколько, начнем с фантастической гипотезы. В 1912 году население Манчестера, включая окружающие районы, составляло около 2,3 млн человек. Предположим, что у 300 тыс. (13 %) из них была дома ванна (напомним, что в 1894 году средний показатель по городам Северной Англии равнялся всего 5 %). Далее предположим, что на оставшиеся 2 млн жителей Манчестера приходились все 2 млн посещений бань за пределами Лондона. Это означало бы, что каждый житель Манчестера ходил в баню раз в год. В действительности, разумеется, эти 2 млн посещений бань приходились не на 2 млн человек, а на 36,2 млн, то есть на совокупное население Англии, Уэльса и Шотландии, не считая Лондона. В этом аспекте общественные бани, какую бы важную роль они ни играли в некоторых городах и районах, вносили, вероятно, очень скромный вклад в общественную гигиену в Великобритании.
В Советском Союзе баня играла гораздо более важную роль. Органы здравоохранения установили норму – одна помывка каждые десять дней, или 36 помывок в год. Такую частоту считали необходимой для того, чтобы держать под контролем распространение педикулеза. То, что кому-то для поддержания личного комфорта могло потребоваться больше, в расчет не принималось. Во всех дискуссиях о том, насколько хорошо или плохо работают бани, на эту норму опирались работники здравоохранения, определяя, удовлетворяются ли нужды местного населения. Всего один пример: в 1944 году, когда еще шла война, в Челябинске, население которого составляло приблизительно 450 тыс. человек, было зафиксировано около 6,5 млн посещений общественных бань. Это примерно на треть больше, чем во всей Великобритании в 1912 году, что наглядно иллюстрирует важность бани в советской жизни. Впрочем, в то же время этого было достаточно лишь для того, чтобы каждый горожанин как следует мылся раз в 17,5 дней, что почти вдвое меньше установленной государством нормы для предупреждения вспышек эпидемий[260].
Война вызвала глубокий кризис снабжения бань. Массовые перемещения людей в промышленные города тыла поставили местные системы на грань выживания. Бани работали на износ, зачастую круглосуточно, в условиях серьезных перебоев с водоснабжением, электричеством, подвозом топлива и поставками мыла. Жители Москвы в 1943 году могли помыться лишь раз в четыре недели. Главным препятствием была нехватка топлива: многие бани закрывались из-за отсутствия дров; в других было так холодно, что люди просто отказывались ими пользоваться[261]. В Московской области бани в нескольких промышленных центрах, включая пригороды Москвы – Мытищи и Тушино, были вынуждены из-за нехватки дров работать лишь два дня в неделю. Здесь тоже люди могли помыться не чаще одного раза в три-четыре недели, и не только потому, что бани часто были на замке, а потому что даже в работающих банях было слишком холодно или же они просто не успевали туда после удлиненного в военное время рабочего дня[262]. Та же ситуация наблюдалась в Ивановской области. Жители самого Иваново могли позволить себе баню раз в три недели, другим же центрам текстильной промышленности повезло меньше. Бани в Фурманове, например, могли обеспечить лишь шесть посещений на каждого жителя за весь 1943 год[263]. Чуть севернее, в Ярославле, в 1943 году городские и заводские бани в совокупности ограничились лишь восемью помывками в год[264].
В принципе еще острее была ситуация в городах, находившихся восточнее и принявших большое количество эвакуированных, мобилизованных рабочих, «спецконтингентов» ссыльных и каторжан. Власти, разумеется, пытались ввести дополнительные мощности. В Челябинской области количество бань увеличили примерно на треть, прачечных, парикмахерских и дезкамер – более чем вдвое. Проблема состояла в том, что они просто не справлялись с потоками вновь прибывших. В Магнитогорске, где разруха в целом обошла бани стороной, пропускная способность лишь на 2/3 удовлетворяла имевшийся спрос. В свою очередь, доступные дополнительные мощности простаивали: бани не работали из-за отсутствия дров и мыла. В городских банях и банях при предприятиях Челябинска хватало мест, чтобы обеспечить каждому 23 помывки в год, но в реальности этот показатель составлял в среднем лишь 19,5[265]. Впрочем, и он выглядит просто шикарно на фоне показателей других городов. В городских банях Казани количество посещений снизилось с 6 млн в 1941 году до 3,7 млн в 1942-м и до 3,15 млн в 1943-м, лишь в 1944 году вновь выросло до 4,2 млн. Низшей точкой стал август 1942 года, самый мрачный период войны, когда было зафиксировано всего 179 тыс. посещений против 495 тыс. в августе 1941 года. Надо иметь в виду, что этот сократившийся объем приходился на бо́льшую численность населения. Городские бани и бани, находившиеся в ведении промышленных предприятий, в совокупности обеспечивали каждому казанцу лишь 9 помывок в 1943-м и 12 – в 1944 году при установленной органами здравоохранения «норме» в 36. В банях был дефицит буквально всего: дров, белья и, разумеется, мыла; постоянными были перебои в подаче горячей и холодной воды