[266]. В Куйбышеве городские и заводские бани должны были совместными усилиями обеспечить каждому жителю в 1943 году 21 помывку, в действительности ограничились только семью[267]. На Урале, в полной мере ощутившем на себе массовый приток населения, ситуация была столь же критичной, если не хуже. Бани, например, в промышленных центрах Свердловской области функционировали на пределе, не справляясь с огромным количеством клиентов. Они работали на износ, многие из них были сколочены наспех, как времянки, и к 1944 году некоторые уже стали не пригодными к эксплуатации. Единственная баня в промышленном городе Красноуфимске была закрыта весь 1944 год. Необходимость вывести некоторые бани из общего пользования, чтобы передать их для санобработки многочисленного «спецконтингента», еще более ограничила возможности «вольного» населения. Смягчал кризис только тот факт, что в некоторых промышленных городах области значительная доля местных жителей – до 20 % в Ревде и Ревдинском районе – проживала в частных домах, где были свои бани[268].
Отдельного упоминания заслуживает дефицит мыла, поскольку он сохранялся, по крайней мере, до конца 1940-х годов, если не дольше. Местным заводам были спущены планы по производству мыла из любого имеющегося под рукой сырья, в первую очередь из жиров и каустической соды, являвшихся отходами других предприятий. Мне не встретилось ни одного случая, когда местной промышленности удалось бы выполнить эти планы. Пожалуй, наиболее документированный пример – Татарская АССР. Вплоть до 1944 года мыло было практически недоступно, и лишь в декабре 1943 года республиканские бани начали продавать его посетителям, и то речь шла о хозяйственном, а не туалетном мыле. Власти основывались на предположении, что на каждую помывку в бане требуется 25 г мыла. Используя эту цифру, ГСИ рассчитала, что Татарии (не только Казани) потребуется 2250 т мыла. Отметим, что в этих выкладках не учитывалось мыло, необходимое прачечным или населению для повседневной личной гигиены на дому. Производственный план местной промышленности составлял всего 625 т, но выпустить удалось вдвое меньше запланированного – 304,5 т. Местные советы и заводские отделы рабочего снабжения (ОРСы) вместе наскребли с торговой сети еще 1133 т, обеспечив в итоге 1437,5 т мыла, или всего 64 % от фактической потребности. Как и в других городах, власти должны были расставлять приоритеты. Мыло выделялось так называемым организованным контингентам, то есть тем группам в государственных учреждениях (в первую очередь, рабочей молодежи или ученикам, жившим в общежитиях и школах ФЗО, и воспитанникам детдомов), которые проходили регулярные медосмотры и санобработку; рабочим и служащим, получавшим мыло по карточкам; дезстанциям, представлявшим собой первую линию обороны в борьбе с эпидемическими заболеваниями. Другими словами, большинству простых граждан мыло было недоступно. Это, впрочем, только количественная составляющая вопроса. Мыло, по крайней мере, в Татарии, было настолько низкого качества, что люди не всегда могли им пользоваться. В Казани мыло было «полужидким», и население пользовалось им «неохотно». В целом ГСИ подтверждала, что дефицит мыла отвращал людей от бань[269]. Так обстояли дела по всей стране. В Ярославле ни в банях, ни в дезстанциях мыло клиентам не выдавалось. Город берег свои скудные запасы для больниц, детских учреждений и прачечных, а также для борьбы с эпидемиями[270]. В Московской области мыло продавалось лишь в больших промышленных городах, и то нерегулярно: в Коломне мыло исчезло в последние три месяца 1943 года; в Орехово-Зуеве его не было полгода. Только рабочие промышленных предприятий время от времени разживались мылом через свои ОРСы. Здесь также органы здравоохранения указывали на нехватку мыла как на один из множества факторов, мешающих людям посещать общественные бани[271].
Таким образом, не стоит удивляться тому, что к концу войны банный фонд требовал значительных инвестиций в ремонтные работы. Бани, находившиеся на оккупированных территориях, нуждались почти в полном восстановлении: в десяти областях бани были полностью разрушены, их надо было отстраивать с нуля. В РСФСР в целом пропускная способность бань в 1945 году оставалась ниже, чем в 1941 году, несмотря на значительные усилия по строительству новых бань, предпринятые в конце войны. Мыльный кризис оказался столь же затяжным: в середине 1945 года только в Москве, Ленинграде, Куйбышеве, Архангельске, Новосибирске и Чкалове посетителям бань мыло выдавалось на постоянной основе, в то время как в Горьком, Казани, Саратове и Ульяновске лишь время от времени. В остальных населенных пунктах, включая крупные промышленные центры, мыла не видели вообще[272].
Первые послевоенные годы практически везде были трудными. Из всех крупных промышленных городов и областей только Горький мог отчитаться о соблюдении рекомендованной санитарной нормы в 36 помывок в год (см. табл. 3.1) Во всех остальных регионах, включая Москву, на городские и заводские бани давил тяжкий груз военной разрухи, сохраняющегося дефицита дров и мыла и нехватки финансов на ремонтные работы и реконструкцию. При этом в следующие 4-8 лет прогресс был крайне неравномерным. В некоторых городах помыться стало гораздо проще в основном благодаря восстановлению и расширению заводских душевых и/или строительству новых жилых домов, где люди могли принимать ванну. Они могли хотя бы выполнять элементарные санитарные нормы. Впрочем, другие, включая такие крупные промышленные центры, как Иваново и Челябинск, почти не продвинулись вперед.
Таблица 3.1
Среднее количество помывок на одного жителя в городских банях и банях, принадлежавших предприятиям (за год и месяц)
Источники: Москва: ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 7669. Л. 105 (1948); Оп. 49. Д. 7373. Л. 155-155 об. (1953).
Московская область: Там же. Д. 6347. Л. 94 (1947); Оп. 49. Д. 103. Л. 54-55 об. (1949).
Ивановская область: Там же. Д. 4925. Л. 202 (1946); Оп. 49. Д. 1610. Л. 22-28 (1950); Оп. 49. Д. 8836. Л. 25-26 (1954).
Ярославская область: Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 745. Л. 110 (1946); Оп. 47. Д. 7685. Л. 98-99 (1948); Оп. 49. Д. 8856. Л. 87 (1954).
Горький: Там же. Д. 798. Л. 40-40 об. (1947); ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 49. Д. 3240. Л. 39 (1951).
Куйбышев: Там же. Ф. А-482. Оп. 52с. Д. 224. Л. 89.
Казань: Там же. Оп. 49. Д. 7324. Л. 162-164, рассчитано на основе показателей пропускной способности, исходя из 96-часовой рабочей недели (максимум для больших бань) и отсутствия простоев, но исключая возможное пользование заводскими душевыми.
Свердловск: Там же. Оп. 47. Д. 6358. Л. 8
Челябинск: Там же. Д. 4960. Л. 49 (1946); Оп. 47. Д. 6363. Л. 27-28 (1947); Оп. 49. Д. 3261. Л. 25-26 (1951).
Молотовская область: Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 899. Л. 313-314.
Кемеровская область: Там же. Д. 932. Л. 24-25.
В табл. 3.1 отражена ситуация в ряде тыловых городов в первые послевоенные годы и при наличии доступных данных в начале 1950-х годов. В 1946-1948 годах картина почти повсеместно приводила в уныние: горожане в среднем могли помыться не чаще одного-двух раз в месяц. В большинстве случаев цифры в таблице отражают только помывки в банях (городских и заводских) и на дезстанциях, то есть исключены случаи, когда люди могли принимать душ на работе или в летних душевых павильонах либо мылись дома. Впрочем, за очень немногими исключениями в эти первые послевоенные годы заводские душевые были в плачевном состоянии, и их вклад в общие показатели незначителен. Даже в 1950 году заводские душевые в Иванове обеспечили лишь 80 тыс. помывок в год сравните с примерно 4,5 млн посещений общественных бань в том же году[273]. Точно так же в очень немногих квартирах были ванные или возможность согреть воду. В Москве в 1947 году менее чем в 9 % жилых домов имелись ванные, но половина из них не функционировала[274]. Это, естественно, не означает, что все постоянно были грязными. Люди, разумеется, выходили из положения, как могли, использовали любые доступные средства – от тазика с мочалкой до импровизированного душа под струями холодной воды из уличной колонки, как это показано в некоторых советских фильмах. Все дело в том, что выбирать было особо не из чего, учитывая повсеместное отсутствие водопровода в домах, нехватку топлива, а самое главное – острый дефицит мыла. К концу 1940-х – началу 1950-х годов ситуация во многих, но отнюдь не во всех городах начала меняться. Мыло становилось более доступным, а заводские душевые и личные ванны компенсировали по-прежнему неудовлетворительную работу бань[275].
Здесь, как и в том, что касается других аспектов санитарии, Москва выделялась на общем фоне. В 1946 году московские бани испытывали те же трудности, что и все остальные. Им требовалась масштабная модернизация, включая ремонт или замену котлов. Помещения нуждались в оштукатуривании, покраске, облицовке кафелем и других работах. Не хватало кранов, белья, а главное – мыла: бани были обеспечены им лишь на 2/3 от фактической потребности. Впрочем, в следующем году ремонтно-восстановительные работы уже шли полным ходом. В банях ставили новые котлы, обновляли сантехническую подводку, чинили или меняли вентиляцию, штукатурили стены и потолки. Обеспечение мылом улучшилось и теперь уже почти на 80 % удовлетворяло спрос, и это в год, когда на всей остальной территории СССР дефицит мыла ощущался еще острее. Как это типично для СССР, ремонт часто оказывался не очень долговечным и шел насмарку из-за плохого состояния вентиляции или неумения обеспечить гидроизоляцию стен. И все же наблюдалось определенное движение вперед. В 1949 году мыло уже свободно продавалось в магазинах, и людям необязательно было приобретать его в банях. Качество ремонтных работ улучшалось, хотя плохая вытяжка оставалась настоящим бичом бань и в 1950-е годы. Перебоев с горячей водой стало меньше, поскольку примерно половина бань либо переключила