сь с твердого топлива на газ, либо получала горячую воду напрямую с ТЭЦ. Самый наглядный пример: в то время как сами бани стали более эффективными, количество посещений бань на душу населения неуклонно падало в силу стремительного роста количества квартир с газовыми плитами (облегчавшими кипячение воды) и газовыми колонками. Это объясняет внешне парадоксальные цифры в табл. 3.1, демонстрирующей, что среднестатистический москвич в 1953 году посещал бани реже раза в месяц[276]. Одним словом, и здесь Москва «примеряла» на себя роль «современного» города.
Другие города и регионы следовали несколько иной модели или, скорее, моделям развития. Неудивительно, что областные города сразу после войны находились в гораздо худшем положении. Города Московской области страдали от нехватки топлива, нерегулярной подачи электроэнергии, периодически выходивших из строя генераторов и котлов, перебоев с водоснабжением, неудовлетворительного состояния канализации и, разумеется, почти полного отсутствия мыла. Эти проблемы усугублялись медленными темпами ремонтных работ. Эти сложности сохранялись до 1949 года, первого послевоенного года, в ходе которого было зафиксировано значительное сокращение простоев, а обеспечение мылом начало удовлетворять потребности граждан. Тем не менее именно в этом году бани стали посещать реже, поскольку власти дали указание повысить стоимость банных услуг и бани стали для многих недоступными. Документы не говорят о том, снижались ли когда-либо повышенные цены, но мы знаем, что в Иванове в 1950 году посещаемость возросла только после того, как местные власти снизили плату за вход[277]. В Горьковской области еще в 1947 году 18 из 50 городских (в отличие от находившихся в ведении предприятий) бань находились в столь плачевном состоянии, что были практически не пригодны к эксплуатации, но, несмотря на это, на протяжении всего этого года никаких ремонтных работ в них не производилось. Может, это было и к лучшему, поскольку ремонт остальных бань был настолько плохо организован, а выделенные на него средства настолько нерационально освоены (а часто использовались на другие нужды), что необходимые работы редко доводились до конца и бани прекращали обслуживание, едва успев вновь открыться. Из 32 бань, прошедших в 1947 году через то, что в СССР называли капремонтом, в каждой, по оценкам ГСИ, необходимо было в 1948 году вновь начинать ремонтные работы. Заводские бани в целом выглядели лучше, хотя так было далеко не всегда. К 1954 году, то есть потребовалось шесть-семь лет, чтобы города Горьковской области преодолели путь от ситуации, близкой к катастрофической, до положения, когда бани, по крайней мере, были чистыми и обеспечивались необходимым минимумом материалов и оборудования[278].
Впрочем, главной трудностью в этой и многих других местностях была низкая пропускная способность. В первые послевоенные годы случались длительные периоды, когда челябинские бани бездействовали, и эти периоды были равносильны тому, как если бы каждая из них в 1946 году закрылась на целый месяц. Впрочем, даже если бы бани работали идеально, горожане могли бы помыться не чаще 20 раз в 1946 году и 24 – в 1947-м. Именно недостаток мощностей наряду с ростом возможностей принять душ или помыться на работе или дома объясняют, почему в Челябинске и городах Ивановской области население в начале 1950-х годов ходило в баню не чаще, чем в первые послевоенные годы[279].
Еще один фактор, который необходимо принимать во внимание, -удовлетворение потребностей. Рабочие не всегда считали, что базовые санитарные «нормы» отвечают их личным запросам. Отсутствие возможности помыться было одним из поводов для жалоб на железных дорогах, а партийные инстанции Челябинской области приводили недовольство, высказывавшееся рабочими по поводу бань, в качестве одной из причин текучки кадров[280]. Еще одна проблема заключалась в том, что некоторые местности страдали больше остальных, хотя на бумаге обеспечение услугами могло быть таким же. Вероятно, в первую очередь это относилось к шахтерским регионам в силу характера труда и худших санитарно-гигиенических условий в целом. В табл. 3.1 приводятся цифры помывок в городах Кемеровской и Молотовской областей. Наряду с угледобычей ведущими отраслями промышленности в Кемерово были металлургия и строительство. Ни в одной из этих отраслей даже речи не шло об удовлетворении насущных потребностей рабочих. В Сталинске, крупнейшем городе области, в 1947 году было 14 бань, из которых три находились в ведении местного совета, 11 – в ведении различных предприятий. Все три городские бани разрушались на глазах, и на 1948 год было запланировано их закрытие. По меньшей мере, три из 11 заводских бань были в таком же состоянии, хотя все еще работали. В Ленинск-Кузнецком две из шести городских бань рухнули по причине проседания грунта над горными выработками. В Осинниках ГСИ пришлось закрыть одну из четырех бань из-за ее крайней обветшалости. И это только самые яркие примеры из длинного списка.
Впрочем, это относится только к состоянию зданий. Не было недостатка и в других проблемах. Баням – особенно городским – не хватало котлов, труб и кранов. Ранее их поставляли местные промышленные предприятия, но министерства дали им указание свернуть эту деятельность. Затем шел уже привычный дефицит. Кемеровская область была угледобывающим регионом, но ее общественным баням не хватало угля. Это был край полноводных рек, но ее бани периодически надолго прекращали работу из-за отсутствия воды. Простои были настолько длительными, что и в Кемерово, и в Ленинск-Кузнецком срок полного бездействия для каждой бани составлял в среднем девять недель. Впрочем, это было еще не самое худшее. Существовали населенные пункты, где проживали от 10 тыс. до 25 тыс. человек, вообще не имевшие бани. А в шахтерском поселке Березовая Роща, близ Прокопьевска, имелась лишь одна крошечная баня, рассчитанная на 24 человека и обслуживавшая свыше 30 тыс. жителей, что обеспечивало каждому чуть больше двух помывок в год[281]. Во многом такое же положение сложилось в шахтерских городках Молотовской области. Количество помывок в Половинке, например, было лишь чуть ниже санитарной нормы, но бани находились в ужасающем состоянии -они были не только грязными и переполненными, но и зачастую не имели горячей воды. Нередко после смены в забое шахтеры не могли помыться. Здесь в некоторых шахтерских поселках также не было бань. ГСИ была вынуждена дать местному угледобывающему тресту «Коспашуголь» указание построить бани для этих поселков, но трест работу не выполнил[282].
Прежде чем перейти к следующему разделу, в котором рассматриваются санитарные мероприятия, с помощью которых пытались смягчить негативные последствия нехватки мощностей для оказания банных услуг населению, стоит сказать несколько слов об общественных прачечных. Все, кто знаком с бытом СССР последних десятилетий, знают, что прачечные или, вернее, их отсутствие играло большую роль в семейной жизни. Советские женщины выполняли почти все домашние обязанности, отработав при этом полный рабочий день, и делали это без использования современных технических средств. К наиболее тяжелым из этих обязанностей относилась стирка постельного белья и одежды, осуществлявшаяся почти исключительно вручную. В конце 1950-х годов на 61 млн жителей городов РСФСР приходились лишь 300 тыс. стиральных машин (для сравнения: в США в 1940 году в быту использовалось около 15 млн стиральных машин). Когда в 1960-е годы в Советском Союзе началось массовое производство бытовых стиральных машин, ими пользовались лишь 10 % рабочих семей, но начиная с 1970-х годов этот показатель начал быстро расти.
При этом важно помнить, что даже в позднесоветский период это были далеко еще не привычные для нас стиральные машины. Они экономили массу времени по сравнению с ручной стиркой, но труд все равно оставался тяжелым. Белье надо было загружать в машины и разгружать вручную, и из-за отсутствия центробежной сушилки выжимать белье опять-таки приходилось вручную. Даже во времена перестройки более половины новых стиральных машин требовали ручного отжима и лишь 4 % были полностью автоматическими. Теоретически общественные прачечные, где вы могли оставить постельное белье и одежду и получить их обратно выстиранными, высушенными и выглаженными, должны были избавить от этих трудностей, но на практике дело обстояло иначе. В середине 1960-х годов только 13 % всех советских женщин пользовались прачечными, да и то доверяли им лишь незначительную долю домашней стирки. В Москве, Ярославле и, возможно, других советских городах в 1962 году проводились эксперименты по открытию прачечных самообслуживания, напоминающих западные ландроматы, но количество стиральных машин было невелико: всего 20 машин вместимостью 4 кг в Москве и 63 – в Ярославле. Эксперимент не получил широкого распространения. В 1990 году в девятимиллионной на тот момент Москве было всего 65 прачечных самообслуживания, но треть из них уже обветшала до того, что буквально разваливалась на части[283]. Но даже эти общественные прачечные не могли помочь всем желающим. Крупнейший банно-прачечный трест Москвы во время перестройки лишь на 10 % удовлетворял спрос населения, а качество обслуживания оставалось низким. Не стоит этому удивляться, учитывая нечеловеческие условия, в которых трудились прачки, перетаскивавшие вручную 150-килограммовые тюки во влажных испарениях при температурах, достигавших летом 60-70 °С[284].
Впрочем, все это ни в какое сравнение не шло с условиями последних лет правления Сталина. Как и бани, прачечные были, в первую очередь, линией обороны в борьбе с распространением вшей. Их главная функция заключалась не в том, чтобы снять бремя домашних забот с простого народа, а в профилактике болезней. Это был вопрос не столько сознательной открытой политики, сколько необходимости, проистекавшей из их плохого состояния и ограниченной пропускной способности. Проблема сводилась к тому, что для рядовых граждан стирка постельного белья и одежды на дому была колоссальной задачей. Как уже отмечалось, бытовые стиральные машины были недоступны и водопровод с горячей и холодной водой имелся у немногих. Таким образом, стирать приходилось в корыте, а для этого надо было таскать ведра с холодной водой, набранной в уличных колонках, согревать ее, а потом полоскать белье и выжимать его вручную. Все это происходило в тесноте коммуналок, общежитий, а то и бараков. Единственной альтернативой было отнести вещи в общественный пункт приемки, где одежду и белье забирали и транспортировали в центральную прачечные, крупнейшие из которых были организованы как фабрики. Некоторые из них могли быть полностью «механизированы», но в большинстве происходила «полумеханизированная» обработка белья, то есть там стояли стиральные машины промышленных размеров, но большинство остальных операций, включая отжим, сушку и глажку, осуществлялось вручную. В мелких прачечных механизации не было вообще. В первые послевоенные годы у всех прачечных были трудности с приобретением мыла и качество стирки оставалось низким