Другие города пытались сдержать распространение эпидемии путем принятия ряда жестких мер. В Куйбышеве перекрыли пункты въезда в город, организовали специальные бригады для досмотра и дезинфекции всех поездов, прибывающих в город или следующих через него, обеспечили круглосуточное функционирование железнодорожной дезстанции. Как и в других городах, никто не мог купить железнодорожный билет без предъявления справки о прохождении санобработки[318]. Свердловск принял схожие меры предосторожности и плюс ряд дополнительных. В милиции иногородним давали временную прописку только при наличии медицинской справки о прохождении санитарной обработки. На самом деле даже в зал ожидания вокзала нельзя было зайти без такого документа. ГСИ также требовала от милиции активнее разгонять беспризорников, которые регулярно собирались у вокзального туалета, хотя нет данных, что милиция такие меры действительно принимала[319].
Нет сомнений в том, что эпидемия тифа еще более усугубила сложности контроля над перемещениями кабальных работников и завербованных по оргнабору, не говоря уж о тех, кто спонтанно снялся с места. На Министерство трудовых резервов и его представительства на местах давили сверху, требуя выполнения планов по призыву и доставке учащихся на предприятия, а сами предприятия также стремились как можно быстрее заполучить рабсилу в свое распоряжение. Таким образом, стимул игнорировать санитарные нормы имелся у обеих сторон. В крайних случаях подростков «утрамбовывали» в грязные теплушки, не приспособленные для пассажирских перевозок, без предварительной санобработки, не обращая внимания на возможность присутствия переносчиков вшей. Если, как в одном случае в Ярославской области, представители местной ГСИ пытались задержать отправление поезда, то областное управление трудовых резервов договаривалось с начальством вокзала о том, чтобы составу все равно давали зеленый свет. Схожие нарушения наблюдались со стороны принимающих инстанций. Промышленные предприятия Московской области, как правило, селили вновь прибывших без санобработки или прохождения карантина, хотя у многих из них были вши, а у нескольких в итоге обнаруживали тиф. Практика заселения относительно больших групп новых рабочих в частные дома или квартиры только повышала риск, которому подвергалось местное население[320]. С другой стороны, даже регулярные помывки не могли уберечь от заражения паразитами в неблагоприятных условиях проживания. Мы знаем из главы 1, что бытовые условия в Кемеровской области были чрезвычайно примитивными и что значительное количество рабочих проживало в общежитиях, не отвечавших никаким санитарным нормам. И все же и они были дворцами по сравнению с теми жилищами, в которых обитали кабальные работники в угледобывающих районах. Общежития для учеников школ ФЗО представляли собой набитые до отказа людьми ветхие строения, в которых кишели насекомые, которые испытывали нужду в постельном белье и проблемы с водоснабжением. Несмотря на регулярную санобработку, заболеваемость педикулезом в Сталинске сохранялась на уровне 3 %, в некоторых же общежитиях Ленинск-Кузнецкого достигала 20 %[321].
Единственным исключением из общего правила, похоже, были сезонные рабочие, приезжавшие на торфоразработки. Они в основном приезжали из беднейших сельских местностей, где не имели представления о санитарии. В отчетах ГСИ из ряда областей в их отношении использовался эвфемизм «санитарно запущенные», означавший, что они кишели вшами и, вероятно, очень долго не мылись. Несмотря на это и несмотря на очень большее их количество, они все же проходили оперативное медобследование, санобработку и прививались от тифа. Даже в Горьковской области, где и общее санитарное состояние железнодорожных станций, и осуществление санитарного контроля оставляли желать лучшего, властям удалось принять в 1946 году 36 тыс. рабочих на торфоразработки и обеспечить им надлежащий режим наблюдения[322].
Всеобщая зависимость от подневольного труда показывала, что система санитарно-гигиенического контроля, может, и была приемлемой для «нормальных» времен, но с трудом справлялась с напряжением в условиях реальной эпидемии. Когда в 1948 году эпидемия тифа сошла на нет, меры контроля оказались адекватными своим задачам, и серьезных вспышек болезни больше не было. Убедительнее всего этот факт иллюстрирует, наверное, Молотовская область. В 1948 году область приняла 26 тыс. рабочих из других областей; еще 80 тыс. сменили место пребывания в пределах области. Эти цифры включали в себя «спецконтингент» из 20 тыс. колхозников, отправленных на лесоповал на самый север области. Они прибыли из беднейших районов Челябинской области, Коми АССР, Удмуртии и Мордовии. И все же, несмотря на большие объемы людских перевозок, санитарное состояние поездов, их осуществлявших, было значительно лучше, чем в 1947 году (когда количественные показатели были намного ниже), а санитарный контроль несравненно жестче. Было несколько исключений из общей картины, особенно в Губахе, но в целом область справилась с приемом кабальных работников без крупных происшествий[323].
Заключение
Эта глава подводит итог нашему анализу городской среды. Из первых трех глав в совокупности следует, что, за исключением Москвы, санитарная реформа в городах во внутренних районах России либо проводилась медленно, либо не проводилась совсем. Вкладывались определенные средства, достигались определенные успехи в устройстве канализации, улучшении водоснабжения и увеличении доступности общественных бань, но ни в одной из этих областей робкие шаги вперед не поспевали за повышением спроса со стороны растущего городского населения. Даже там, где местные Советы пытались добиться каких-то улучшений, их останавливало нежелание Москвы выделять необходимые для этого средства. Как и перед войной, основным приоритетом режима было расширение промышленного производства. Вложения в санитарную инфраструктуру имели значение лишь в той степени, в какой они влияли на способность предприятий выполнять план.
Мы видели в этой главе, что та же логика применялась к вопросам личной гигиены. Цель сталинского режима заключалась не в том, чтобы сделать жизнь граждан более сносной, а в том, чтобы контролировать распространение болезней. Не имея желания или возможности выделять средства на постройку новых бань и модернизацию старых или хотя бы на производство элементарного мыла, режим полагался на жесткие меры санитарно-эпидемиологического контроля, направленные на выявление и изоляцию тех, кто может представлять угрозу здоровью граждан. Экономисты могут возразить, что в обществе, где линию поведения определял тотальный дефицит, такой адресный подход представлял собой рациональное использование ограниченных ресурсов. Само по себе такое предположение, безусловно, имеет право на существование, но оно не учитывает политического контекста, в котором принимались такие решения. Сталинизм всегда ограничивал потребление в целях накопления. В этом смысле сокращение продовольственного снабжения и пренебрежение жилищно-бытовыми условиями и санитарными требованиями были разными гранями одного и того же явления.
Впрочем, точку на этом ставить рано. Позднесталинский режим, характеризовавшийся упорным нежеланием отвлекать ресурсы от развития тяжелой промышленности на создание приемлемой городской инфраструктуры и наличием сельского хозяйства, не способного обеспечить население нормальным питанием, тем не менее, знаменовал собой начало долговременного улучшения общего состояния здоровья населения и снижения смертности. Хотя мы не можем с абсолютной точностью назвать все факторы, способствовавшие этому достижению, или удельный вес каждого из этих факторов, качественные данные дают веские основания предполагать, что это преимущественно результат сочетания лучшего лекарственного обеспечения (включая появление антибиотиков), сохранения жестких мер санитарно-эпидемиологического контроля и повышения осведомленности рядовых граждан о необходимости соблюдения правил элементарной личной гигиены. По сути, режим использовал организационные меры с целью компенсировать те инвестиции в города и колхозы, которые он не смог или не пожелал осуществить. С одной стороны, эта политика оказалась успешной, поскольку сдержала распространение массовых эпидемий и довела взрослую и детскую смертность до невиданно низкого до тех пор в российской и советской истории уровня. Впрочем, с другой стороны, из-за этой же политики граждане плохо питались и были вынуждены вести ежедневную борьбу за выживание в условиях изнурительной и зачастую убогой городской среды. Города в 1953 году, несомненно, были чище, чем в 1945-м, но все-таки они не были чистыми. Люди, без сомнения, были здоровее, но они не были здоровыми. Они питались, конечно, лучше, но по-прежнему плохо. Что действительно удалось сталинскому режиму, так это поднять условия выше той отметки, ниже которой речь шла уже не просто о нужде, а о высокой смертности. Я более подробно проиллюстрирую этот тезис во второй половине книги, где мы рассмотрим два основных показателя социального благополучия: питание и детскую смертность.
Глава 4Рацион и питание: продовольственный кризис 1947 года и его последствия
Предпосылки кризиса
Летом 1946 года Советский Союз пострадал от серьезной засухи, повлекшей за собой осенью неурожай зерновых, которых собрали лишь 39,6 млн т. Последний предвоенный урожай зерна в 1940 году составлял 95,5 млн т. Во время войны, когда вся Украина (одна из главных житниц страны) была оккупирована Германией, а количество рабочих рук в колхозах на неоккупированных территориях резко сократилось из-за мобилизации в армию, урожаи упали до катастрофического уровня: 29,7 млн т зерна в 1942 году и 29,4 млн – в 1943 году, что привело тогда к массовому голоду гражданского населения. В 1944 и 1945 годах наблюдался скромный рост – 49,1 млн и 47,2 млн т соответственно: эти показатели вдвое уступали уровню 1940 года. Как будет пояснено далее в этой главе, существуют альтернативные хлебу культуры, которые теоретически могли бы восполнить потерю зерна. Важнейшая из них – картофель, но урожаи картофеля в военное время тоже снизились: с 75,9 млн т в 1940 году до 23,8 млн в 1942-м, 34,9 млн в 1943-м, 54,9 млн в 1944-м и 58,1 млн в 1945 году. Таким образом, к концу войны ощущалась острая нехватка двух основных продуктов питания, в наибольшей степени обеспечивавших население калориями и белком