Детская[449] смертность
В предыдущей главе мы увидели, что доступные нам данные позволяют делать только умозрительные заключения о влиянии на смертность таких крупных событий, как война и послевоенный голод. У нас есть приблизительные представления о том, сколько людей умирало в городских местностях РСФСР, об их возрасте, поле и причинах смерти. Однако мы не можем рассчитать стандартизированную возрастную смертность. Демографы предпринимали попытки оценить ежегодные изменения численности населения РСФСР в целом. Но если мы опускаемся на уровень региональных сравнений, то данные по первым послевоенным годам отсутствуют почти полностью. В 1956 году Статистическое управление РСФСР (республиканское подразделение ЦСУ) провело оценку численности населения, основываясь на переписи 1939 г. и данных за 1948-1955 гг., но и в данном случае примечательно то, что отсутствуют цифры за военные годы и годы послевоенного продовольственного кризиса. Даже данные 1948-1955 годов имеют ограниченную ценность, потому что они являются общей оценкой численности местного населения в целом, без разделения по полу и возрасту. Таким образом, детальное систематическое сравнение региональных трендов смертности на протяжении времени является сложным делом, если не невозможным. Однако есть другие данные, позволяющие провести подобное сравнение, а именно детская смертность. ЦСУ заносило в таблицы факты рождения и смерти, включая младенческую, по каждому населенному пункту. Исходя из этого мы можем рассчитать, какой процент младенцев, родившихся в определенный год, доживал до своего первого дня рождения – стандартная мера понятия «детская смертность». Благодаря тому, что эта единица измерения – количество смертей на 1 тыс. рождений – та же самая, можно легко сравнивать данные по населенным пунктам. Проблемы с точностью советских данных общеизвестны, и это мы разберем в следующем разделе, но расхождения не столько велики, как попытки спрятать основные тренды, и именно на этом я сосредоточу свое внимание. Также я должен подчеркнуть, что в случае СССР мы вынуждены использовать младенческую смертность как точку отсчета при оценке общей смертности, хотя этот подход и связан с определенным риском. Болезни и обстоятельства, приводящие к смерти младенцев, детей и взрослых, заметно различаются, и исторически тренды смертности для этих трех групп необязательно совпадают или развиваются параллельно. В частности, это справедливо для поздней викторианской Англии, где младенческая смертность снижалась гораздо медленнее, чем смертность в целом и смертность детей в возрасте от одного года до четырех лет (так называемая смертность маленьких детей)[450].
Но и с учетом изложенного младенческая смертность считается одним из стандартных показателей состояния государственной системы здравоохранения и благосостояния. Мы склонны связывать высокие показатели младенческой смертности с так называемыми развивающимися странами, но еще не так давно эти показатели в промышленно развитых странах Западной Европы превосходили, и довольно заметно – те же показатели в Сьерра-Леоне или Либерии -двух странах с самым высоким уровнем младенческой смертности в современном мире[451]. В 2006 году на каждую тысячу новорожденных в Сьерра-Леоне и Либерии почти 160 младенцев, то есть почти каждый шестой, умирали, не прожив и одного года. Веком ранее в Германии, уже тогда одной из крупнейших промышленных и военных держав, уровень детской смертности составлял 199 на 1 тыс. новорожденных, то есть почти 20 %. Детская смертность в Австро-Венгерской империи была еще выше, около 215 смертей на 1 тыс. рождений, в России она составляла 253 – почти на 60 % выше, чем в современном государстве Сьерра-Леоне. Кстати, Венгрия находилась на уровне нынешнего Сьерра-Леоне вплоть до середины 1930-х годов, а послереволюционная РСФСР -до 1943 года. Все результаты приведены в табл. 5.1.
Это означает, что значительная доля русских и венгров и в меньшей степени австрийцев и немцев, живущих сегодня, родились в тот момент, когда для их семей было практически обычным делом потерять хотя бы одного ребенка в возрасте до одного года; возможно, они сами хорошо помнят, как теряли своих братьев или сестер, а может быть, даже своих детей.
Все это выглядит совершенно неудивительно, если рассмотреть основные причины детской смертности: бедность, плохая санитария, ограниченный доступ к чистой питьевой воде, перенаселенные жилища, отсутствие адекватной медицинской помощи и рудиментарные представления об основах личной и общественной гигиены. В этой главе будет разобран кумулятивный эффект влияния всех этих разнообразных факторов на детскую смертность в РСФСР в период позднего сталинизма.
Таблица 5.1
Детская смертность в отдельных странах в начале XX и начале XXI века
(количество смертей младенцев в возрасте до одного года на 1 тыс. рождений)
* Чехия – 3; Словакия – 7.
** Российская империя. Данные показывают ежегодные средние данные за 19021906 годы.
Источники: Столбец 2: Masuy-Stroobant G. Infant Health and Infant Mortality in Europe: Lessons from the Past and Challenges for the Future // The Decline of Infant Mortality and Child Mortality: The European Experience, 1750-1990 / eds. C. A. Corsini, P. P. Viazzo. The Hague: Martinus Nijhoff, 1997. Р. 30-31 (исключая Россию); Прохоров Б. Б. Здоровье населения России в прошлом, настоящем и будущем // Проблемы прогнозирования. 2001. № 1. С. 148-163, табл. 2 (Россия).
Столбец 3: World Health Organization. World Health Statistics 2008. Geneva: World Health Organization, 2008. Part 2.
Столбец 4: Masuy-Stroobant G. Infant Health and Infant Mortality in Europe. Р. 3031 (исключая Россию); ГА РФ. Ф. A-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 1, 29 (РСФСР).
Мы увидим, что РСФСР, как и Советский Союз, имела много общих черт с промышленными странами Западной Европы полвека назад и ранее. Но мы также увидим и несколько принципиальных различий. Детская смертность оставалась на очень высоком уровне (выше, чем в викторианской Англии или Германии эпохи Вильгельма) вплоть до начала Второй мировой войны. Во время войны детская смертность продолжала повышаться до конца 1942 года, а затем внезапно и быстро сократилась, несмотря на то что санитарные условия, качество жилья, количество продовольствия или стандарты жизни в городах улучшились совсем незначительно. В послевоенный период мы наблюдаем появление радикальных региональных различий. В тех регионах, где санитарные реформы шли медленно, детская смертность упорно оставалась высокой, как минимум, до начала 1950-х годов. Если в 1945-1946 годах детская смертность в этих регионах слабо отличалась от московских показателей, то прогресс столицы в послевоенный период начал отделять ее от остальной страны. Детская смертность в Москве была заметно ниже, чем в регионах. К середине 1950-х годов подобное неравенство стало наблюдаться уже внутри регионов, где областные столицы показывают значительно более низкий уровень младенческой смертности, чем остальные города области.
Для понимания радикальности послевоенного переходного этапа необходимо вернуться назад и более детально изучить данные детской смертности в Европе, дореволюционной и постреволюционной России, представленные в табл. 5.2.
Мое внимание будет сосредоточено на положении в России по сравнению с другими европейскими странами. Совершенно ясно, что до революции детская смертность в России (включавшей территорию, примерно соответствующую территории позднего СССР, плюс Польша и Финляндия, которые получили независимость в 1917 году, то есть значительно превосходящую территорию РСФСР) была заметно выше, чем в любой другой крупной европейской стране. Ее ближайшими «конкурентами» были страны, составлявшие прежнюю Австро-Венгерскую империю. При этом поражает, что, хотя новому большевистскому режиму удалось снизить детскую смертность примерно на треть по сравнению с уровнем до начала Первой мировой войны, разрыв с большинством европейских стран лишь слегка сократился, а в некоторых случаях (отметим прежде всего Германию, Англию и Уэльс, Австрию и Нидерланды) даже увеличился. С концом нэпа и ухудшением условий жизни вследствие коллективизации и форсированной индустриализации положение в Советском Союзе по сравнению с Западной Европой ухудшилось еще больше: детская смертность в РСФСР выросла, тогда как почти во всех остальных странах Европы (за исключением Испании, обедневшей и охваченной разрушительной гражданской войной) она снизилась. Так, в 1928-1930 годах, то есть в начале первой пятилетки, уровень детской смертности в РСФСР был сопоставим только с Венгрией и в полтора раза превосходил Италию, вдвое – Германию (хотя Германия и находилась в глубокой депрессии), в 2,7 раза – Англию и Уэльс. В непосредственно предвоенные годы положение в РСФСР относительно других стран выглядело еще хуже. В это время уровень детской смертности уже на 50 % превышает венгерский, почти вдвое – итальянский, в 2,9 раз выше, чем в нацистской Германии, и в 3,5 раза выше, чем в Англии и Уэльсе.
Вероятно, мы сможем лучше понять относительное положение РСФСР, если посмотрим с точки зрения отставания во времени. В 1940 году в вопросе детской смертности РСФСР находилась примерно там же, где Германия в 1900 году, а Англия, Уэльс, Франция и Нидерланды – в середине XIX века. Таким образом, сталинская Россия отставала от этих стран примерно на 40-80 лет[452]. Однако если посмотреть на первые послевоенные годы, то можно увидеть довольно неожиданную картину. Как мы уже знаем, война привела к радикальному сокращению гражданского населения России, а детская смертность выросла в 1942 году по сравнению с высокими довоенными показателями до ужасающих 314 смертей на 1 тыс. рождений в тыловых регионах. Однако уже с 1943 года этот показатель снижается, причем радикально: 159 смертей на 1 тыс. рождений в 1943 году, 112 – в 1944, и 85 – в 1945 году