Дура! Идиотка! Если Дом узнает об этом, он будет считать, что это она убила его мать. Разумеется, не преднамеренно, однако ясно, что шок, который пережила Сьюзан, узнав, кто такая Ларк, а также правда о Джастине и Карле оказались для нее слишком большим потрясением.
Комната поплыла перед глазами Ларк. Покачнувшись, она схватилась за дверной косяк. Коридор ушел у нее из-под ног, накренился, и Ларк почувствовала, что сползает на пол.
Чья-то сильная рука проводила ее в спальню Дома.
— Приляг, — ласково сказал он. — Я не хочу, чтобы на меня обрушилось еще и несчастье с тобой.
Ларк села на краешек кровати, ее тошнило.
— С ней все будет в порядке?
Вид у Дома был озабоченный.
— Не знаю. Когда приедет «скорая»?
— Через двадцать минут.
— Не знаю, — повторил он.
Ларк в ужасе подняла глаза.
— Как это, не знаешь?
— Она по-прежнему не приходит в сознание. Я не понимаю, что произошло.
— Это я виновата, — выдавила из себя Ларк. — Не надо было мне разговаривать с ней вчера ночью. Я должна была заставить ее заснуть. Нельзя было рассказывать ей ничего. О Господи!
Дом покачал головой.
— Я знаю свою мать. Если у нее появилась возможность расспросить тебя, то для того, чтобы отказать ей, нужна железная воля. Я уверен, что ты тут ни при чем. Кто знает? Наверное, у нее было какое-то предчувствие, что такое может произойти, и ей захотелось узнать тебя так же хорошо, как она могла бы узнать тебя раньше… — Он помолчал. — И еще услышать о… моем отце.
Но слова Дома не утешили Ларк.
— Ну почему же не едет «скорая»? — простонала она.
Дом пошел обратно к матери. Некоторое время спустя подъехала «скорая помощь». Бледная как полотно, Ларк смотрела, как бесчувственное тело Сьюзан кладут на носилки и сносят вниз.
— Я поеду с ними, — сказал Дом, натягивая пальто. Ларк, терзаясь, смотрела, как отъезжает «скорая». Хочет он, чтобы она поехала с ним, или нет?
— Не знаю, что и делать, — сказала она.
Дом обнял ее.
— Ты сможешь немного поспать, если останешься здесь? У тебя такой вид, что тебе это явно пошло бы на пользу.
Она покачала головой, прижимаясь к нему.
— Тогда бери пальто. Я слишком эгоистичен, и мне хочется, чтобы ты сейчас поехала со мной. Прихвати-ка с собой какую-нибудь книгу. Сегодня может оказаться длинный день.
Но Ларк не нужна была книга. В больнице им велели подождать. О состоянии Сьюзан по-прежнему ничего не сообщалось. Дом метался по приемному покою. Ларк сидела, закрыл лицо руками.
— Мистер Уитфилд?
Они оба подняли глаза. Подошел врач.
— Мне очень жаль. Мы сделали все, что смогли. Что произошло, можно будет сказать только после вскрытия.
Ларк снова закрыла лицо руками.
— Я бы хотел посмотреть на нее, — хрипло сказал Дом.
— Разумеется.
В дверях врач бросил взгляд на Ларк, которая не двинулась с места, и спросил:
— А ваша сестра тоже пойдет?
— Она не моя сестра.
— О, простите. Мне сказали, что миссис Уитфилд ее мать.
Дом подошел к Ларк.
— Я иду наверх.
Она поднялась.
— Я тоже пойду.
— Необязательно, — сказал Дом, с беспокойством глядя на нее.
— Я хочу.
Они пошли за доктором, крепко взявшись за руки.
Если бы не странная тишина, обволакивающая Сьюзан, то могло бы показаться, что она спит. Ларк, встав на колени подле кровати, разрыдалась.
— Прости меня, Сьюзан, — прошептала она.
Дом продолжал стоять. Ларк почувствовала, как на ее руку упало что-то мокрое, и подняла глаза.
Дом безмолвно плакал.
ГЛАВА 67
В снах Тони Пьер каким-то непостижимым образом становился неотличим от Дома. В этих снах она без умолку смеялась. «Как приятно снова смеяться, — думала она. — Мне так радостно, что я способна смеяться». Но когда она просыпалась, лицо ее было мокрым от слез.
На работе Тони была деловой, сильной, приветливой. В гостях она становилась утонченной, общительной. И только в постели, одна, Тони не могла сдерживать своих чувств. Она задерживалась на работе все дольше и дольше.
Пьер не давал о себе знать с той ночи в октябре, когда они занимались любовью. Ремонт в квартире был давно уже закончен. Но даже пестрая мраморная ванна не вывела Тони из состояния депрессии и неудовлетворенности.
Она пыталась сосредоточиться на стратегии проведения кампании Грума, однако это оказалось трудной задачей. Газетные статьи, посвященные Груму, сказывались на результатах опросов общественного мнения, и Тони не удавалось предпринять никаких ответных мер. Помимо того Тони все больше уставала от самого Грума.
Прошел месяц — тусклый, холодный месяц февраль. И вот как-то поздним вечером в пятницу ей на работу позвонил Пьер.
— Привет, это я.
Тони затаила дыхание, услышав его низкий голос с французским акцентом.
— Привет, а это я.
— Ты занята? — спросил он.
Был девятый час, у нее не было причин оставаться на работе и дальше, разве что не хотелось возвращаться домой.
— Ну…
— Я подумал, что, может быть, ты захочешь прийти ко мне. Я соскучился по тебе.
— Вот как?
— Да.
— А что же ты тогда не позвонил?
— Я звонил. Твоя секретарша сказала, что ты в Калифорнии. — Он помолчал. — Я не знал, что ты замужем.
— Мы разводимся.
— Надо было сказать мне.
Тони молчала. Дождь стучал в темное окно ее кабинета. Все остальные разошлись по домам.
— Я бы подъехала, — наконец сказала она.
— Хорошо.
Под сильным, холодным хлещущим дождем такси было поймать нелегко, но наконец Тони это удалось. Движение на улицах было очень оживленным. По дороге к центру она немного вздремнула.
Пьер поцеловал ее и потянул с собой в постель. Он смотрел телевизор. Свет в мансарде не горел, мерцал, освещая ее, только экран телевизора.
Тони сразу почувствовала себя легче, когда легла рядом с Пьером. Она не могла объяснить, отчего неубранная, грязная мансарда, в которой не было почти никаких красивых или ласкающих взор вещей, казалась ей такой умиротворяющей. Тони закрыла глаза и облокотилась головой о спинку кровати. Ей не мешал даже включенный телевизор. Ей было покойно от того, что не надо говорить. Пьер протянул ей свой стакан с сельтерской и рассмеялся над чем-то, что говорилось по телевизору. Тони отпила из его стакана. Она понимала, что Пьер ощущает ее присутствие так же остро, как и она его, хотя и ведет он себя по отношению к ней так пренебрежительно. Но это тоже было частью умиротворенности от пребывания рядом с ним.
— Отлично, — сказал он, когда программа закончилась. Он выключил телевизор пультом дистанционного управления. — На сегодняшний вечер все. Дождь еще идет? Ты вся промокла.
— Льет, как из ведра.
— Пойдем-ка со мной. Устроим тебе горячую ванну.
В длинной ванне, стоящей на когтистых лапах, Пьер намылил ей спину и груди. Он помыл ей каждый пальчик на ногах и руках. Перевернув Тони, Пьер сделал ей массаж спины и ягодиц.
Тони трепетала от удовольствия.
Пьер погладил ей бедра изнутри, и она застонала. Забыты были и Дом, и Грум, и офис, и Нью-Йорк, она ощущала только грубую, мозолистую руку Пьера, которая нежно ласкала ее.
Пьер помог ей выбраться из ванны; Тони была мокрой, с нее стекала вода. Она раздела его. На широкой кровати она села на него, и они снова начали древний ритмичный, завораживающий танец.
— Ну вот тебе и удалось немного снять с себя напряжение, — заметил Пьер, когда, обессиленные и довольные, они могли лишь лежать, обвив друг друга руками. — Ты была вся напряжена, как кошка, когда пришла сюда. Что случилось?
— Наверное, из-за работы. Эта грязная кампания заставляет Джастина Грума вести себя очень странно. Я никогда не видела, чтобы он был так холоден и так много оправдывался. Он хочет, чтобы мы начали собственную кампанию по очернению Тима Маршалла. Беда в том, что мы не можем найти ничего против него. Его преимущество в том, что он очень молод. Честно говоря, чем больше я о нем узнаю, тем больше он мне нравится. Мне кажется, что я бы даже проголосовала за него.
— Ну так брось свою нынешнюю работу и вместо этого иди работай на Маршалла.
Тони рассмеялась.
— Это не так просто. Грум по-прежнему остается нашим самым крупным клиентом. Он меня вмиг раздавит, если решит, что я нелояльна.
— Это плохо, — сказал Пьер. — Никогда нельзя так подчинять себя мужчине. Я ему не верю.
— О, Джастин — не тот человек, которому можно верить! Это просто человек, которого можно использовать, и наоборот. Таковыми были и останутся наши взаимоотношения.
— Я бы послал его в черту.
— И я бы с удовольствием.
— А то, что о нем пишут в газетах, — медленно спросил Пьер, — это правда?
Тони молчала.
— Это правда? — настаивал Пьер.
— Не знаю.
— Тони, посмотри на меня. — Он оперся на локоть, глядя на нее сверху. — Девушка, которую убили, была твоя сестра. Неужели вы никогда не говорили о ней?
Она покачала головой.
— Почему?
— Я не в состоянии, — прошептала Тони, вновь закрывая глаза от прилившей неожиданной, отчаянной волны слез.
Пьер крепко прижал ее к себе. Спустя некоторое время он сказал:
— А если бы я попросил тебя отправиться со мной в плавание по Карибскому морю, ты бы послала этого Грума к чертям собачьим?
— Возможно, — удалось выговорить Тони.
Они пролежали в постели весь следующий день. На улице по-прежнему шел дождь, но когда им хотелось есть, они заказывали еду на дом. Главным образом они занимались любовью и смотрели кино по «видику» Пьера. Тони даже не прослушала сообщения на своем автоответчике. Она решила, что может побыть по-настоящему счастливой еще один день.
Похороны Сьюзан Уитфилд были недолгими. Джонни прилетел из Бразилии — изнуренный, с красными кругами вокруг глаз. Казалось, его не удивило то, что Ларк и Дом были вместе.
Сначала Ларк не хотела оставаться на похороны. Дом не мог понять почему.