Войдя в спортзал, Римо двинулся по длинному коридору, заглядывая в каждую раздевалку. Преследователь закурил и побрел по коридору за ним с деланно равнодушным видом.
На последней двери висела табличка: «Народно-демократическая Республика Баруба». И как только Римо вошел, то сразу же увидел в углу возле открытого шкафчика домотканую сумку из такой же материи, обрывок которой был у него в руке.
– Эй, приятель, – окликнул Римо парня, одиноко сидевшего на столе. – Желаю удачи.
Чернокожий спортсмен вздрогнул, поднял глаза, но тут же улыбнутся в ответ.
– Желаю тебе выиграть, – прибавил Римо. – Как тебя зовут?
Негр на какое-то время замешкался, потом ответил:
– Самми Уоненко.
– Прекрасно, – сказал Римо. – Ну, еще раз желаю удачи. – И пожал боксеру уже забинтованную руку.
Римо помедлил секунду, прикидывая, не тряхнуть ли слегка этого парня, чтобы развязать ему язык, но тут же решил, что если сейчас займется этим делом, то неизбежно поднимется шум, пойдут расспросы, а тем временем можно пропустить выступление Джози. И Римо вспомнил, что в коридоре остался «хвост». Он вполне сгодится для передачи сообщения в службу безопасности.
Когда Римо вышел в коридор, «хвост», подпиравший стену, подался вперед и закурил сигарету, следя глазами за Римо.
Римо подозвал его кивком головы.
– Иди сюда, – сказал он.
Русский агент оглянулся назад – в коридоре никого не было. Он подошел к Римо, и тот, схватив его за руку, потащил в неглубокую нишу в конце коридора.
– По-английски понимаешь? – спросил Римо.
– Да.
Человек попытался высвободиться.
– Не дергайся, – сказал Римо. – Я просто хочу тебе кое-что сказать. У меня есть сведения для твоего начальника.
– Да?
– Передай, что террористы в команде боксеров из Барубы. Вот покажи им это.
Римо сунул в руку агенту кусок материи.
– Я нашел это на месте взрыва. В этом была взрывчатка, – продолжал он. – Из такой ткани сделаны сумки спортсменов из Барубы. Ты понял?
Русский сначала молчал, но потом быстро сказал «да», так как что-то невероятно твердое ткнулось ему под ребро через толстый пиджак. Это был палец Римо.
– Да, да, – повторил он. – Я понял.
– Вот и хорошо. Мне надо бежать, а ты передай, что я тебе сказал.
И Римо бросился вон, чтобы успеть на выступление Джози.
Агент посмотрел ему вслед, затем на кусок ткани, который держал в руке. «Ай да полковник! Ай да Носорог! – подумал он. – Всегда знает, где что искать».
И он представил, как вернется к Соркофскому и передаст полученную от американца информацию.
Он двинулся по коридору, не отрывая глаз от тряпки.
Он даже не слышал, как позади него открылась дверь раздевалки спортсменов из Барубы, а когда услышал у себя за спиной шаги, было уже слишком поздно: сильная рука крепко обхватила его за шею, его затащили в раздевалку, и он увидел у себя под головой блеснувший нож, а затем его словно обожгло огнем, когда нож вошел в грудь и остановил его сердце.
Глава тринадцатая
– А ты молодцом, – сказал Джек Муллин боксеру, вытиравшему белой тряпкой кровоточащую бровь.
– Меня нокаутировали в первом раунде, – отозвался тот.
– Да я вовсе не о твоем дурацком боксе, идиот, – проворчал Муллин и указал на труп русского агента, лежавший в углу комнаты. – Я об этом.
Трое других негров, исполнявших роль посланцев Барубы, согласно закивали.
– Кому-нибудь из вас известно, кто этот американец, что разговаривал с ним? – спросил Муллин.
Один из негров сказал:
– Судя по описанию, похоже, это Римо Блэк. Когда я бываю на стадионе, все американцы только о нем и говорят. Все считают, что он какой-то ненормальный.
– Может, он из ЦРУ? – предположил Муллин.
– А тренер у него какой-то азиат, – добавил негр. – Совсем старый и хилый. Одевается в красивые халаты. Все расшиты разными узорами и...
– Меня не интересуют его чертовы вышивки, – оборвал его Муллин, и африканец на полуслове захлопнул рот. – Нужно будет за ними присмотреть. За обоими.
Как бы то ни было, а Муллин был доволен тем, что в его группе наметилось некоторое оживление. Он был человеком действия, и всякие ухищрения, топтание вокруг да около выводили его из равновесия. Он почувствовал, что у него начинает стучать в висках.
Тут и возникла новая идея.
– Есть еще двое из службы безопасности. Здоровяк и немец. Если уж этому американцу удалось что-то пронюхать, то, возможно, им тоже удастся. Думаю, уже пора чем-нибудь отметить эти игры, – так что начнем прямо сейчас.
– Что вы имеете в виду, лейтенант? – спросил один из негров.
– Прикончим этих из службы безопасности. Тогда все сразу поймут, что мы тут не в бирюльки играем.
Он окинул взглядом всех четверых, вглядываясь в каждое лицо. Все согласно заулыбались.
– Эта бомба – только начало, – сказал Соркофский. – Действовать нужно быстро.
– Что вы предлагаете? – спросил Бехенбауэр.
– Я думаю, нам следует заняться этим американцем. – Соркофский приподнял донесение с лежавшей на нем фотографией. – Римо Блэк. Он был на месте происшествия, а вчера пытался обмануть охрану.
– Уж не думаете ли вы, что он каким-то образом причастен к взрыву? Просто невероятно, чтобы агент ЦРУ действовал заодно с террористами.
– Он не агент ЦРУ, – сказал Соркофский. – Я только что получил сообщение из главного управления. У них там свои способы проверки. Он не агент ЦРУ. И не агент ФБР. Он вообще не состоит на службе ни в каком государственном учреждении.
– И все же... чтобы американец угрожал взорвать американских же спортсменов?.. Я нахожу это маловероятным, – сказал немец.
– Послушайте, – продолжал Соркофский. – Вы же знаете, какие странные эти американцы. Они как будто радуются всякой возможности полить грязью свою собственную страну. Кто знает, что может взбрести в голову этому чудаку.
Он посмотрел на Бехенбауэра, и тот после некоторого раздумья кивнул в знак согласия.
– Я думаю, его надо взять, – сказал Соркофский.
Уже подняв трубку телефона, он вдруг вспомнил, что обещал сегодня повести своих девочек сначала куда-нибудь пообедать, а потом на балет. Они ужасно огорчатся, но раз он возьмет этого Римо Блэка, то придется сразу же допросить его и выяснить, на кого он работает. А с дочками он проведет вечер завтра.
Бехенбауэр поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы этот Римо Блэк действительно оказался главарем террористов. Немец очень соскучился по жене и детям и был бы просто счастлив поскорее снова их увидеть.
«Теперь уже скоро, – подумал он. – Теперь уже, наверное, скоро».
Стоявших у входа в отдел охраны двух часовых Муллин и его люди сняли спокойно и тихо, воспользовавшись ножами. Дверь эта выходила не на ту сторону, где царило наибольшее оживление, так что риск попасть кому-нибудь на глаза был невелик. Выставив одного из террористов для наблюдения, Муллин занялся дверным замком.
Почувствовав, что замок поддается, он обернулся к остальным и дал последние указания.
– Запомните: быстро и без шума. Никакой стрельбы, кончайте их сразу, пока они не опомнились и не схватились за свои пушки. Ясно?
Все согласно кивнули. Послышался щелчок, и дверь открылась.
Муллин чувствовал, как стук сердца отдается у него в ушах. Действие – вот ради чего он жил, и, если действовать означало убивать, да будет так. Подозвав наблюдавшего, чтобы тот присоединился к ним, Муллин попробовал рукой лезвие ножа и шепотом проговорил:
– Ладно, ребята. Вперед!
Услышав звук открывающейся двери и увидев выражение лица Соркофского, Бехенбауэр вскочил со стула и повернулся к двери. Времени сосчитать ворвавшихся в комнату у него не было. Схватив стул, он швырнул его в одного из нападавших. Тот увернулся, но все же получил удар по руке выше локтя и вскрикнул не то от боли, не то от ярости.
Немец лихорадочно схватился за револьвер, но тут же получил удар ножом: как раз под ремень, точно в пупок. Когда лезвие, вспарывая живот, пошло влево, второй нож вонзился ему в горло, оборвав не успевший вырваться крик боли. По всему его телу разлилась вялость и оцепенение. Ноги вдруг стали будто чужими. «Сейчас я упаду», – подумал он, – но вместо этого почувствовал, что словно погружается в какой-то густой туман.
«Скоро, – мелькнула мысль, – теперь уже скоро... я... буду... дома ...».
Бехенбауэр стоял спиной к Соркофскому, и тот не мог видеть, что с ним случилось, но когда немец мешком свалился на пол, Соркофский мгновенно распознал то, с чем сталкивался множество раз: это была смерть.
Подавшись назад вместе со стулом, он уперся ногами в край стола и своей мощью толкнул его от себя. Легкий письменный стол скользнул по комнате, ударив в спину уже мертвого Бехенбауэра, но вместе с тем сбил с ног и одного из террористов. Оставалось разобраться с четырьмя.
Не защищенный больше столом, Соркофский вскочил со стула и схватился за висевшую на боку кобуру. При этом он даже удивился, насколько четкими и выверенными были все его движения. Он точно знал, что именно нужно делать, и понимал, что, если сумеет выполнить все, как надо, у него есть шанс спастись.
Он уже поднимал руку с пистолетом, когда его настиг удар ножа. Один из чернокожих полоснул его по руке чуть ниже локтя. Пальцы его разжались, и пистолет упал на пол. Но в тот же момент Соркофский левой рукой схватил террориста за горло и, подняв как игрушку, швырнул в другой конец комнаты, где тот врезался в другого негра, и они оба грохнулись на пол.
Соркофский метнул взгляд на свой пистолет, но перед глазами его мелькнула обутая в солдатский ботинок нога, отбросившая оружие в сторону. Он вскинул глаза и увидел стоявшего перед ним невысокого белого.
– Здоровый ты малый, – проговорил Муллин.
Соркофский не понял его слов, но, увидев усмешку на лице этого человека и бросив взгляд на лежавшего на полу истекающего кровью Бехенбауэра, вдруг взревел каким-то утробным голосом, слив в этом звуке всю свою ярость и боль, и, повинуясь идущему из самой глубины сознания сигналу, выбросил вперед левую руку и схватил англичанина за подбор