Войдя в кабинет, Пэтси споткнулась о рыжий чемоданчик с бумагами, которые муж принес из комитета. Увидев это, Ян сказал:
— Осторожно, Пэтси, дорогая, от этих бумаг зависит судьба нации, я не хочу, чтобы они, бедные, были в синяках, когда я за них примусь. Пэтси взорвалась.
— Интересно, а зачем ты вообще приходишь домой, — бросила она мужу, повернулась и, прихрамывая, устремилась вверх по лестнице. Пэтси больно ушибла палец об этот дурацкий рыжий чемодан. Она не удивится, если окажется, что палец сломан. В спальне, присев на кровать, она стала рассматривать свою ногу. Несколько лет назад Пэтси свернула палец, задев им о прутья лестницы. Мизинец пришлось прибинтовать к соседнему пальцу, и она проходила так довольно долго. Сейчас все вроде бы было в порядке.
Пэтси сидела на кровати, потирая палец. Было уже не так больно. Она продолжала ненавидеть рыжий портфель. Он был для нее в этот момент символом всего, из-за чего им с Яном приходилось отказываться от частной жизни. Вот и сегодня они из-за него поссорились. А ведь Пэтси так ждала вечера. Она так любила эти полчаса, которые проводила с Яном, прежде чем он усаживался за бумаги, которые доставал из этого дурацкого чемодана. Пэтси вдруг захотелось, чтобы Ян поднялся сюда, и она могла сказать ему, что очень жалеет о своей дурацкой вспышке. Но вряд ли он так сделает, ведь ссору-то затеяла она. В этот момент Пэтси услышала за дверью шаги мужа. Дверь спальни открылась.
— Ну так как, что случилось интересненького за день?
Пэтси испытала огромное облегчение. Она была тронута. Как мило со стороны Яна, что он первым пошел на примирение. Пэтси вскочила с кровати и спрятала лицо на груди мужа. Ян был без пиджака, и сквозь рубашку она чувствовала тепло его кожи. Пэтси посмотрела на мужа снизу вверх — Ян был на целый фут выше.
— Прости, милый. Я просто жутко ушибла палец о твой противный рыжий портфель. И это вдруг показалось мне символичным. Давай начнем наш вечер сначала. Расскажи мне обо всем, что ты делал с тех пор, как ушел сегодня утром из дома.
Ян наклонился и поцеловал жену в губы. Пэтси покрепче прижалась к нему. Рука об руку они спускались по лестнице. Как вдруг зазвонил телефон. Ян посмотрел на часы. Было около одиннадцати. Кто бы это мог быть в такое время? Хорошо хоть звонил обычный телефон. Если бы так поздно зазвонил правительственный, Ян забеспокоился бы сильнее.
— Иди вниз, дорогой. Я возьму трубку в спальне. Ты дома?
— Только если что-то важное.
Пэтси взяла трубку.
— Ян дома? — спросили на другом конце провода, чуть растягивая слова. Пэтси опешила. Она не привыкла, чтобы по этому телефону незнакомые люди просили Яна. Обычно спрашивали министра Лонсдейла или господина министра.
«Наверное, я становлюсь подозрительной», — подумала она.
— Это его жена.
— А, миссис Лонсдейл.
«Она говорит с ирландским акцентом», — подумала Пэтси и насторожилась.
Спроси ее кто-нибудь, она ни за что не смогла бы ответить, почему голос этой незнакомой женщины вдруг показался ей угрожающим. Тем не менее она явственно ощущала эту угрозу. У нее вдруг все похолодело внутри.
— Не могли бы вы кое-что передать Яну. Скажите, что мне очень жаль, что я не смогла это сделать. Я не могла позвонить ему раньше. Спокойной ночи.
В трубке щелкнуло, и раздались гудки.
У Пэтси было такое чувство, как будто она смотрит на себя со стороны. Вот она идет вверх по лестнице босиком, в пижаме Яна. Она чуть прихрамывает: сегодня ушибла палец. Он, наверное, еще болит, но сейчас Пэтси ничего не чувствует.
— Кто это был? — Ян уже успел достать из чемодана какие-то бумаги. На столике рядом с креслом, в котором обычно сидела Пэтси, стоял бокал с виски. Прежде чем ответить, Пэтси отпила глоток.
— Она не представилась.
Еще глоток.
— Сказала, что очень сожалеет, что не смогла выполнить данное тебе обещание.
Она пристально глядела на мужа сквозь стекло бокала. Лицо его было непроницаемо.
— И откуда только берутся эти шутники, которые набирают первый попавшийся номер и просят передать совершенно бессмысленные сообщения.
— Довольно сложно случайно набрать номер, которого нет в телефонной книге, — едко сообщила Пэтси и добавила неожиданно для самой себя: — Ненавижу ирландцев.
— Что ж, хорошо, это был не случайный звонок. Это телефонистка с коммутатора КПТЭ, с которой я целыми днями трахаюсь в подвале, пока моя контора трудится. Разве не помнишь, я же сто раз тебе о ней рассказывал.
Картина, нарисованная Яном, вызвала слабое подобие улыбки на губах Пэтси.
— Пойду-ка я лучше наверх. Работай спокойно. Видно, не судьба нам сегодня поболтать.
— Я постараюсь не засиживаться. В сущности, у меня был сегодня довольно скучный день. А у тебя произошло что-нибудь интересное?
— Уже не помню.
Поднимаясь по лестнице, Пэтси вдруг ясно осознала, что Ян, в сущности, ничего не стал отрицать.
10
В половине первого следующего дня Даунинг-стрит была забита машинами. В основном это были «роверы» и «ягуары» с бронированным дном для защиты от мин.
Обычно по четвергам заседание заканчивалось в час. Шоферы болтали друг с другом, опустив окна. Около машин министров, которые с наибольшей вероятностью могли стать жертвами террористов, толпились детективы в штатском.
Без нескольких минут час двери дома номер 10 открылись, выпустив на улицу восемнадцать мужчин и двух женщин. У каждого был в руках красный портфель. Кроме министра иностранных дел. Его чемодан был черным. Среди них не было министра финансов. Он обедал дома, а домой к нему можно было попасть, пройдя через внутреннюю дверь, соединявшую дома номер 10 и 11.
Ян Лонсдейл подошел к своему «роверу» и передал портфель шоферу.
— Я прогуляюсь, Крис. И вернусь тоже пешком, совсем засиделся. Нужно размяться.
Высокие чугунные ворота, которыми Маргарет Тэтчер распорядилась перегородить Даунинг-стрит, были открыты для выезда машин. Полицейские отдали Яну честь. Он свернул на Уайтхолл. Голубые стрелки Биг Бена показывали ровно час.
Ян пересек площадь парламента, вышел на Виктория-стрит. Перед ним, на другой стороне улицы, возвышалось здание КПТЭ. Ян невольно поднял голову и взглянул на верхний этаж, хотя окна его кабинета выходили на другую сторону, на Вестминстерский госпиталь и Темзу. Из кабинета открывался шикарный вид на противоположный берег реки.
Со стороны можно было подумать, что Лонсдейл направляется в один из ресторанов, где любили обедать члены парламента. Он оглянулся и посмотрел через площадь на католический собор. Ему нравился неовизантийский стиль: величавый купол, массивные ступени лестницы.
Ян свернул направо, потом еще раз направо, на Стаг-плейс, и через несколько минут он уже нажимал на кнопку звонка.
Фасад дома был не так давно выкрашен дешевой краской и уже начал лупиться. Поглядев вверх, он увидел на окнах верхнего этажа ящичек с геранями и петуниями.
— Да, — послышалось из переговорного устройства.
— Это Ян.
Замок щелкнул, открываясь. Ян вошел. Перед ним была лестница, покрытая бежевым ковром, протертым почти до дыр. Не потому, что он был таким уж старым. Просто хозяин тратил минимум средств на то, чтобы дом производил хорошее впечатление. На каждом этаже была одна дверь. Когда Ян поднялся на последний этаж, дверь была уже открыта, он закрыл ее за собой.
Прихожая была крохотной, зато спальня справа от Яна была довольно большой. Там никого не было. Ян прошел в гостиную и через дверь, ведущую в кухню, увидел наконец Морин. Она набивала льдом хромированное ведерко. У девушки были золотисто-каштановые курчавые волосы до плеч. На ней были розовая футболка, розовые брюки и босоножки на высоких каблуках. В глазах был вызов.
— Давай поговорим, Морин.
— Что может быть лучше, господин министр? — ответила девушка, вручая ему ведерко.
Морин не торопясь открыла дверцу буфета, достала оттуда два бокала, а Ян так и стоял с ведерком. Самообладание девушки раздражало его и заставляло чувствовать себя неловко.
— Только после вас, — произнесла она вежливо, от чего Яну сделалось еще более неловко. Они прошли в гостиную. На полу лежал бежевый ковер, вытертый в двух местах.
Он поставил ведерко на книжную полку, рядом с бутылкой виски. На полке стоял разрисованный горшок с полиантусом. Двухцветные зелено-белые листья цветка каскадом спускались почти до пола, прикрывая корешки стоявших на полке книг в мягких обложках. Ян чуть улыбнулся про себя, вдруг вспомнив, с каким удовольствием он недавно наблюдал за Морин, когда она обрывала с этого цветка зеленые листья без белых крапинок. «Хотя все равно на этом месте уже не вырастут пестрые», — повторяла она. Морин нравилось выглядеть хозяйственной.
Ян не особенно интересовался работой Морин. Он только знал, что она была чьим-то секретарем, и работа девушке нравилась, так как она могла самостоятельно планировать свое рабочее время. Обсуждать с женщинами их работу вообще было не в характере Яна, что, впрочем, вполне устраивало Морин.
Ян и Морин познакомились на встрече Яна с радикальной парламентской группой. На встрече присутствовала пресса, и Морин пришла туда вместе с журналистом из «Белфаст Телеграф». Из Яна пытались выудить, действительно ли его комитет собирается вложить пятьдесят миллионов фунтов в фабрику мотоциклов в Белфасте, чтобы та осталась на плаву. Почти все рабочие этой фабрики были католиками. Ян лишь коснулся этого вопроса в своей речи, никак не дав понять, каким будет решение комитета. «Придется подождать, пока об этом будет объявлено в Палате общин».
После встречи был прием, на котором Морин Халлоран сама представилась Яну. Девушка рассказала, что специально пришла послушать Яна, поскольку ее интересует все, что имеет отношение к Ольстеру, где она родилась. Выяснив, что Морин живет в десяти минутах ходьбы от здания парламента, Ян предложил как-нибудь вместе позавтракать.
— Я тоже хочу узнать из первых рук, что же такое Ольстер.