— Тихо стой.
Все замерли. На крылечке показался мужчина лет пятидесяти, одетый в короткую кожаную куртку, серый свитер грубой вязки. Сзади его прикрывали еще два охранника в тех же синих костюмах. Мужчина с доброй улыбкой двинулся в нашу сторону, с каждым шагом его улыбка становилась все шире, круглое добродушное лицо давало мне глупую ложную надежду, что все закончится хорошо.
Остановившись в шаге от нашей шеренги, мужчина остановился, раскинув руки, как будто хотел заключить нас в объятия:
— Коленька, а кого ты к нам привез? А, к нам Людочка в гости решила заехать.
— Да, Сергей Сергеевич, вот, дорогую гостью привезли — так же радостно ответил водитель.
Мой взгляд скользнул снизу вверх по фигуре мужчины. Дорогие лаковые туфли, отглаженные, до бритвенной остроты стрелок, брюки, из-под ворота свитера тускло блеснуло плетение золотой цепи с палец толщиной. Когда мы встретились глазами, я отшатнулась от неожиданности. Мутные серые глаза, не мигая, смотрели на меня, как на таракана, застигнутого в миске с черной икрой. Поняв, что я не купилась, Сергей Сергеич сменил улыбку доброго дядюшки на ухмылку кобры при встречи с кроликом. Глядя мимо меня, он процедил:
— Два приворотных зелья через десять дней, принесешь, и отдашь охране на входе. Не вздумай принести туфту.
После чего Сергей Сергеич двинулся к «Мерседесу», заднюю дверь которого уже распахнул предупредительный охранник.
— Товарищ, не торопитесь — от испуга я опять понесла всякую пургу.
Сергеич от неожиданности даже вздрогнул и недоуменно уставился на меня.
— Рецепт приворота я списала из сказки, не понимаю, почему все поверили.
Сергей Сергеич повернулся к Коленьке.
— Коля, дорогой, объясни глупой девочке, что мне все равно, из какой сказки будет рецепт, но если он не подействует, то, у ее семьи новогодних праздников не будет.
Затем Сергеич завершил своё перемещение в салон «Мерседеса», дверь сыто чавкнула, и кавалькада тронулась.
Мне на плечи тут же упали неподъемные лапы Павлика, а Коленька злобно зашипел прямо в лицо:
— Ты что творишь, чувырла, если не исполнишь в срок сказанное, Сергей Сергеевич только мигнет, и мы тебя, вместе со всей твоей семейкой, в лесочке прикопаем. Пошла отсюда!
Толчок в спину, но мне удалось не упасть. За спиной хлопнули дверцы «Москвича», взревел мотор, и я осталась одна, только на крыльце особняка стоял охранник в синем костюме, с насмешкой рассматривая меня.
Я тоскливо шла в сторону дома и ругала себя последними словами. Помогла человеку и вот, оказалась в полной ж… Насколько в полной, на тот момент я представить себе не могла. До Нового года оставалось три дня.
Глава девятаяКаникулы в деревне
В последний учебный день декабря я вернулась из школы в превосходном настроении. Даже злобное фырканье сестры, выглядывающей из кухни, не могло его поколебать. Отец был в рейсе, должен был вернуться только в последний день года, впереди были каникулы, ничего не предвещало неприятностей. Как сильно я ошибалась. Тишину квартиры разорвал звонок телефонного аппарата. Я взяла трубку, услышала сдавленные рыдания, с трудом узнав голос бабушки и, разобрав только слова «Баба Аня» и «Беда», выскользнула за дверь. Бегом добежала до платформы метро, впервые поездка казалась бесконечной, но при выходе из вестибюля конечной станции с удивлением обнаружила, что ехала всего двадцать пять минут. Когда я, хрипя как загнанная лошадь, ворвалась в квартиру бабушки, она сидела на кухне и беззвучно плакала, напротив нее сидел незнакомый мужик в валенках и ватных штанах. Когда мужчина заговорил, я с трудом смогла узнать дядю Мишу, настолько он постарел и осунулся.
Из сбивчивого и многословного рассказа дяди Миши, периодически прерываемого рыданиями бабушки, я поняла, что пять дней назад, утром, дядя Миша, по дороге к колодцу, обнаружил распахнутую калитку во двор прабабушки. Войдя, сначала он обнаружил пятна крови и хвост Шарика. Прабабушку он нашел на тропинке к будке туалета. Судя по следам и повреждениям, бабу Анну убил и частично объел медведь-шатун или крупный волк.
Позавчера ее похоронили. Нам не сообщили, потому что, вечером того же дня, когда дядя Миша обнаружил страшную находку, началась страшная пурга, дорогу завалило снегом, так что, следователь на вездеходе с трудом смог уехать из деревни, а ночью повалило столбы и три ближайших села остались без электричества и связи. Поэтому ни позвонить, ни отправить телеграмму было невозможно. Только вчера трактора расчистили дорогу, и дядя Миша приехал к бабушке, посчитав, что лучше будет лично рассказать бабе Тане о смерти матери.
Вечером, когда старики помянули прабабушку и дядя Миша пошел спать, я сказала:
— Бабуль, надо ехать в деревню.
— Конечно, Люда, второго числа утром и поеду.
— Бабушка, я с тобой.
— Зачем тебе, у тебя каникулы, отдыхай.
— Бабуль, я обязательно поеду с тобой, созвонимся и встретимся на вокзале, давай на второй электричке, чтоб на автобус успеть.
— Ладно, хочешь — поедем вместе.
Первого января бабушку увезла в больницу «скорая помощь». Заговора от сердечного приступа бабушка не знала, лекарств от сердечной боли дома не держала, так как уже много лет ничем не болела, кроме естественного износа организма, определяемого неумолимым возрастом.
Родителям я сказала, что уеду в деревню на несколько дней. Отцу было все равно, мама, абсолютно выбитая из колеи страшными вестями из деревни, в тревоге о состоянии бабушки и сборах передачи в больницу, как-то не сопоставила, что взрослый, с которым я на несколько дней отпросилась в деревню, и бабушка, лежащая на больничной койке, один и тот-же человек.
Так, как живем мы возле вокзала, то уехала я на первой электричке. Полтора часа до отправления ежедневного автобуса до села Ново-Бабкино, я провела в шопинге по магазинчикам на привокзальной площади райцентра, так как в Старо-Бабкино магазин сгорел еще при Советской власти, а в Ново-Бабкино цены на продукты в двух конкурирующих между собой торговых точках были высоковаты.
Нетерпеливо подпрыгивая у постреливающего выхлопом старого «ПАЗика», в ожидания окончания процесса выгрузки — погрузки нервных деревенских бабок, я внезапно почувствовала, как огнем вспыхнули мои щеки, и заломило в висках от полных дикой злобой мыслей, направленных в мой адрес. Я торопливо зашла в салон, встала на задней площадке и попыталась через грязное стекло автобуса незаметно разглядеть человека, которому я была настолько несимпатична. Толкотня в автобусе, суета на привокзальной площади, мешали мне сосредоточится. Вдруг я поняла, что молодая спортивная пара, одетая в красные импортные куртки, которые внимательнейшим образом рассматривала выгоревшие портреты передовиков железнодорожного транспорта и сельского хозяйства на стенде «Гордость Болотнинского района», еще минуту назад смотрели на меня. Я была уверенна, что никогда не видела этих людей.
Девушка, среднего роста, с короткими золотистыми прядями, выбивающими из-под белоснежной спортивной шапочки, весело улыбаясь, потянулась губами к щеке мужчины, одновременно я четко увидела ее, неестественно кошенные вправо темные радужки глаз, взгляд, незаметно шарящий по набитому автобусу. Мы встретились взглядами, она вздрогнула, резко отвернула голову, затем парочка быстро пошла в сторону вокзала. И вдруг я чуть не упала на прижатый к моим ногам клетчатый баул «мечта оккупанта», принадлежащий малознакомой бабульке из Ново-Бабкино. Над головами спешно удаляющейся парочки я с трудом различила два грязно-серых пятна, с которыми я несколько раз сталкивалась в своей жизни, при обстоятельствах, которые бы я хотела забыть. Наконец, дверь автобуса с лязгом захлопнулась, прочихавшись, ветеран пассажирских перевозок заложил широкий вираж по площади и не спеша покатил в сторону автотрассы «Сибирь». В широкое заднее стекло я рассмотрела приметную парочку в красных куртках, стоящих возле новенькой вишневой «Нивы» с приметной гроздью противотуманок на крыше. Радом с машиной стоял высокий крепкий мужчина средних лет в темной меховой куртке. Все трое смотрели на автобус.
Всю дорогу я не отрывалась от заднего стекла, пытаясь рассмотреть в плотном потоке машин, спешащих по федеральной трассе, приметную «Ниву», но ничего подозрительного не заметила. К моей несказанной радости, по лесной дороге между деревнями я шла не одна, за мной топала группа пожилых женщин, на весь лес браня власть в общем, а Пенсионный фонд России в частности.
Я долго топталась перед знакомой калиткой, казалось, что вся моя решимость осталась на лесной дороге. С трудом я смогла заставить себя взойти на крыльцо дома прабабушки, отряхнуть снег с сапог, найти ключ в щели под наличником и войти в дом.
Я тихо плакала, положив голову на клеенку кухонного стола. В доме было прохладно, в остальном все было по-прежнему. Родной мне человек, проживший в этом доме почти сто лет, проводивший на войну любимого мужа и не дождавшийся его обратно, вырастивший детей, подаривший свою любовь внукам и правнукам, внезапно ушел из жизни по прихоти какой-то твари. В доме раздавались знакомые с детства шорохи, отстукивал свой ритм маятник старых часов, казалось, сейчас прабабушка вернется с огорода и обрадовано воскликнет:
— Приехала, Людочка, сейчас я тебя накормлю.
Через пару часов, когда печь, весело потрескивая березовыми дровами, вовсю делилась своим теплом, я поняла, что идти на место гибели бабы Анны мне все равно придётся.
Тропинка к дощатой будке, торчащей на краю огорода, была заметена снегом. Я с облегчением поняла, что следы трагедии, разыгравшейся здесь несколько дней назад, надежно укрыты слоем выпавшего снега. Я открыла дверь покрытую потрескавшейся голубой краской и перестала дышать. Мое тело скрутил спазм, сердце остановилось. На боковой стенке туалета в красном отсвете заходящего зимнего солнца я увидела след когтей, пробороздивших стенку будки наискосок, четырьмя параллельными полосами.