Я очнулась от холода. Вокруг был полумрак, сверху, через маленькое окошко под потолком, в помещение проникал тусклый свет. Площадь моей временной жилплощади была не велика, метров пять на пять, стены из кирпича, потолок из бетонных плит. С мебелью было плохо, кроме горки колотых кирпичей, наваленной в углу, другой обстановки не было. Мне было плохо, голова кружилась и болела, все тело казалось, напиталось холодом до такой степени, что я не смогу согнуть ноги. Но нет, ноги со скрипом согнулись, я, цепляясь за шершавую кирпичную кладку, смогла подняться.
Возле кирпичной горки лежал какой-то сверток. Держась за стену, я поползла до него. Вещь знакомая, и даже знаковая. На темной тряпке лежала аккуратно сложенная униформа Деда Мороза. Я с рычанием закуталась в красный халат и нахлобучила на голову огромную шапку. Сидя на тряпке, ощущая попой острые грани кирпичных половинок, я пыталась оказать себе медицинскую помощь. Халат, в который могли поместиться три девочки моего размера, а также шапка, повисшая на моих ушах, оказались штуками довольно таки теплыми, минут через двадцать я перестала ощущать себя ледяным человечком. Гематому на затылке я смогла рассосать, кроме мысли «Как мне плохо» появились и другие, я приступила к анализу ситуации.
Надежда, что добрый Дедушка Мороз отвез меня в Лапландию или Великий Устюг, чтобы продлить каникулы девочки, которая хорошо вела себя в прошлом году, мелькнула, но в голове не задержалась. Оборотни явно поставили бы пьесу по иному сценарию. Для моей заклятой подружки Наташи Богоявленской эта драма слишком сложная. Тут меня вновь бросила в холод, несмотря на толстый халат и ватную шапку. Милейший Сергей Сергеевич, с улыбкой крокодила и его группа поддержки. Со смертью прабабушки и последующим за этим событиями, я совсем забыла об этом крестном отце и его недвусмысленном пожелании. Что-то стало понятнее, правда, настроение от этого не прибавилось.
Я подняла лицо и сделала глубокий выдох. Струйка пара устремилась вверх. Очевидно, что меня привезли в заброшенную трансформаторную будку, торчащую где-нибудь в поле или заброшенном хозяйстве. Отопление тут не предусмотрено, электричества нет. Стылостью тянуло отовсюду — и от кирпичных стен, и от треснувшего мутного стекла в узком окошке и от покрытых инеем металлических ворот с узкой дверкой в середине. Ворота закрыты снаружи, как я не прислушивалась, с улицы не доносилось ни звука, такая ватная тишина окружала меня. Я сложила из обломков кирпича подобие лестницы, дважды сорвавшись и чуть не поломав ноги, смогла подобраться к окошечку. Высота полтора кирпича, даже если выбью раму, наверное, могла бы вылезти через него лет в пять. Но сейчас, увы, несколько округлилась. В окошко я смогла рассмотреть только заснеженное поле и какую-то заброшенную ферму, чья обвалившаяся крыша темнела метрах в ста от будки. Ни огонька вокруг, ни звука.
Пока окончательно не стемнело, я поискала какой-нибудь полезный для меня предмет. Нашла посох Дедушки Мороза, оказавшийся палкой от швабры, замотанной фольгой. Фольгу сорвала, палку поставила в уголке у ворот. С мыслью о том, сколько мне понадобиться времени, чтобы проковырять кирпичную стену гнутым гвоздем-соткой, я задремала. Открыла глаза от грохота металлической дверцы. Понятно, приехали злодеи, узнавать у меня военную тайну. Когда мои глаза ослепил узкий луч электрического фонарика, я спрятала лицо поглубже в ворот халата и поприветствовала посетителей:
— Ну, вы и балбесы…
Наверное, такой реакции от приличной барышни молодые люди не ожидали, поэтому ответ прозвучал секунд через тридцать:
— А вот сейчас вообще не понял…
Ага, угадала, Коленьки голос.
— Вашего Дед Мороза полдвора запомнили…
— И че? Мы че, деды морозы?
Я прикусила язык. Ну да, возможные свидетели, возможно, удивились, встретив загулявшего после длинных выходных, Деда Мороза, но ничего сверхъестественного в этом не было, в России такое бывает. Меня, скорее всего, вынесли на улицу в мешке — обязательном атрибуте формы порядочного Деда Мороза, который не только выпивает и закусывает, но и дарит детям подарки. А если кто увидел, то приметы похитителя — борода, усы, парик. Все белое. Халат красный или синий, очень информативно.
— Павлик, не надорвался мешок тащить? — спросила я у темного силуэта, полностью заслонившего выход.
— Не, нормально…
Ого, Павлик и говорить умеет, не только жрать и бить девочек по голове, гад.
— Коля, ты очень умный, сам же придумал такой способ.
— Ага, я такой.
Коленька щелкнул кнопкой, и фонарик превратился в подобие лампы «летучая мышь», свет перестал резать глаза, стало даже чуть-чуть уютней.
Павлик прикрыл дверь, согнал меня с тряпки, уселся и стал чавкать какими-то пирожками. Меня замутило от запаха еды, желудок скрутило с безмолвным воплем: «Я кушать хочу».
Я отошла и присела в углу. Коленька присел на корточки напротив меня и, не отрываясь, уставился мне в лицо.
— Ну, что будем делать с тобой?
— Коля, поехали домой, я никому не скажу.
— Не вариант. Сергей Сергеич четко сказал, либо ты даешь ему, что он велел, либо мы закопаем тебя в лесу.
— Хорошо, отпустите меня, и завтра я все сделаю.
— Ты вроде меня умным называла. Кто ж тебя отсюда отпустит. Скажи, что привезти, мы завтра привезем все необходимое.
— Я замерзну к утру.
— Похолодание через два дня обещают, тогда действительно замерзнешь, не придется лишний грех на душу брать. Сергей Сергеевич сейчас в Таиланде, приедет через три дня, спросит меня о результате. Его устроит только два варианта: твое лекарство, или что ты должна сделать, а второй вариант — место, где ты лежишь и больше никого не обманываешь. Если я не выполню его указание, будем с тобой лежать рядом, а мне это не понравится.
Сбоку раздался негромкий хлопок, мы с Коленькой одновременно вздрогнули от неожиданности и посмотрели налево.
Павлик меланхолично открыл бутылку пива и продолжал с аппетитом поедать пирожки.
Между тем, мирная беседа с Коленькой перерастала в нечто более неприятное. Рассказывая о том, что со мной сделают присутствующие джентльмены, Коленька увлекся, стал хватать меня за отвороты халата, махать перед моим носом жилистым кулачком. Постепенно я почувствовала возбуждение, исходившее от Коленьки. В моей голове стали мелькать отражения его фантазий, в которых он явно нарушал мою половую неприкосновенность, и это мне совсем не понравилось. Когда он, крепко схватившись за одежду, потянул меня к себе, хрипло дыша, я выкинула вперед руку, почти ударив его пальцами в глаза.
— Остановись, пока Машкою не стал…
От неожиданности Коленька замер:
— Ты это о чем?
— Мне четырнадцать лет, если ты не угомонишь свою фантазию, то когда тебя найдут, все двадцать лет в тюрьме проведешь в роли Машки под шконкой, если сам не повесишься.
Я старалась думать о моем теплом халате и о том, что Коленька, в принципе симпатичный молодой человек, которого просто надо оградить от дурного поступка. Если бы я думала о своей судьбе, о том, что дома меня ждет мама, наверное, я не смогла бы справиться с собой и придать голосу спокойную уверенность.
Коленька чуть подался назад, скривил ром в сардонической улыбке:
— Кто меня посадит? Они даже тебя не найдут, а если найдут, вскрытие покажет, что дура-девка сбежала из дома, заблудилась в лесу, потом замерзла, а к весне тебя лисы обглодают, так что никаких следов не будет.
— Коля, ты вот умный, но меня за дуру не считай. Сейчас сколько времени?
— Где-то девять часов.
— Я из школы должна была прийти в три часа. Не пришла. Я девочка домашняя, не гулёна. Значит сейчас на меня уже подали в розыск, а мою комнату осматривают милиционеры. А там, в верхнем ящике стола лежит толстая тетрадь, подписанный «Дневник», где я важные для себя вещи пишу. И вашу компанию во главе с уважаемым Сергеем Сергеевичем подробно описала, с указанием адреса офиса. Ты думаешь, через сколько часов милиционеры эту запись прочитают и твою фамилию узнают? Я даже замерзнуть здесь не успею.
Коленька чуть-чуть подумал, и я поняла, что он не купился. Пытаясь спасти ситуацию, я добавила:
— А знаешь, как они все узнают?
— Ну?
Я обличающее ткнула пальцем в сторону силуэта Павлика:
— Вот, Павлика пару дней не покормят, так он тебя за палку копченой колбасы сдаст.
Глаза Коленьки недобро сверкнули, я, почувствовав отблеск эмоций молодого бандита, поняла, что вот она, маленькая щёлка, через которую я смогу выскользнуть. Я говорила, стараясь отслеживать эмоции Коленьки, сплетая паутинки лжи с узелками страхов и комплексов этого опасного, но уязвимого человека, пытаясь ткнуть ядовитой иголочкой сомнений в самую потаенную часть его души:
— И знаешь, он даже удовольствие от этого получит… Догадываешься, почему? Ты его когда со своей познакомил, полгода, год назад? А когда у вас разладилось, не помнишь? Так я тебе скажу… Вижу, сам вспомнил… А, знаешь, почему? Ее от Павлика просто трясет, от таких огромных, здоровых мужиков. Ты не смотри, что он все молчит, зато там все в порядке, долбит как отбойный молоток, она после Павлика даже пищать не может… а ты не ее калибра мужчина, просто не ее формат, мелковат везде. А так, ты сядешь надолго, и всем хорошо будет, лишний ты… поэтому Павлик молчать не будет…
Коленька, зацепив на ходу половинку кирпича, мягко скользнул за спину Павлика, с удовольствием присосавшегося к пивной бутылке.
Я даже не заметила момента удара, с такой скоростью он был нанесен. Павлик уронил бутылку, обиженно хрюкнул, затем взревев, вскочил как огромный медведь и навалился сверху на Коленьку.
Не мешая мужчинам выяснять, кто из них самый сильный мачо, я, на цыпочках рванула к воротам, боясь запнуться. Не веря своей удаче, я выскочила на улицу, захлопнула дверь и накинула огромный кованый засов на проушину. Первый удар в ворота раздался только после того, как я, вдев дужку замка в петлю засова, отошла от будки на десяток шагов. За углом стоял знакомый «москвич». Не слушая мат и угрозы, рвущиеся из узенького окошка, я потянула дверку водителя на себя. Открыто, чудненько. Ключей нет, но все не так страшно. Когда то один из деревенских кавалеров катал меня на похожей машине. Отец паренька трижды терял ключи, и, задолбавшись покупать замки зажигания, оставил все как есть.