– Итак, Берни, вся надежда только на вас.
– Да-да, господин Сорингер, я понимаю, – энергично затряс головой Аднер, но получилось у него как-то не очень убедительно.
В последнее время он напоминал мне прежнего Берни Аднера, когда тот был беззаветно влюблен в некую девушку по имени Роккуэль. Все как тогда: тяжелые вздохи, печальные взгляды и рассеянность. И все это, несомненно, относилось к паурянке Хлое, ждавшей его (во что он искренне верил, а я всячески сомневался) в Банглу.
Конечно же, имелись и отличия: Роккуэль смотрела на него как на пустое место, и даже улыбалась ему так, как будто делала одолжение, с Хлоей все было несколько иначе. Все время до нашего отбытия из Банглу они очень мило общались, не расставаясь практически ни на минуту. А как трогательно было смотреть на нее, когда она махала платочком вслед взмывающей в небо «Смеющейся мартышке».
«Господи, – умиленно подумал я тогда, – какая из нее получилась бы замечательная актриса!»
Нет, я не прожженный циник, но однажды мне довелось узреть, как изменился ее взгляд, когда Хлоя считала, что его никто не видит. Любящий, ласковый, нежный и заботливый, он мгновенно исполнился интереса к проходившему мимо мужчине, чтобы тут же стать прежним, когда она вновь перевела глаза на Аднера. Но больше всего мне нравилось то, что денег Хлое доплачивать не пришлось…
– Пять штук, Берни, нам их потребуется целых пять. Вы уж, пожалуйста, очень постарайтесь.
Мы их нашли, проклятые механизмы. Узнать по описанию их было легко. Металлический, неправильной формы куб, высотой в рост человека, установленный на круглой плите, с короткой трубой на каждой боковой грани. Сверху нечто вроде полушария из более темного металла, с торчащими из него несколькими рукоятками. Словом, не ошибешься.
Нашли много, почти десяток, и теперь предстояло самое сложное: определить те из них, которые все еще находятся в рабочем состоянии. Очень досадно будет, если мы, преодолев столько препятствий по дороге сюда, и не меньше на обратном пути, доставим их, наконец, в Банглу, а они, все как один, окажутся негодными.
Ну а как определить, что они будут работать? Возьми любую вещь Древних, смахни с нее пыль, и она начнет выглядеть так, как будто изготовлена только вчера. Но что творится у нее внутри?
Среди людей Адеберта Кеннета, был и один человек Жануавье, который помог ему это сделать. Но чудом спасшись, отправиться вместе с нами на остров Неистовых ветров во второй раз он категорически отказался. Правда, и без подробных инструкций Аднера он не оставил. И теперь вся надежда оставалась только на Берни. Существовал и еще один момент: все механизмы и устройства Древних работали от заключенной в л’хассах силы.
«И возможно, в каждом из них, – едва ли не с вожделением взглянул я на покрытые многовековой пылью механизмы, – скрыт новенький, ни дня не побывавший в работе темно-синий камень. В котором бьется неугасимый язык пламени, такой завораживающий, что можно смотреть на него бесконечно. А такое количество л’хассов – это уже целое состояние».
В разговоре с господином Жануавье ни слова было не сказано о том, что камень и должен там находиться. И даже если он узнает, что мы выпотрошили их, то предъявить мне ему будет нечего. Ну а нам получилась бы весьма неплохая прибавка к вознаграждению.
«Будь скромнее, Люк, – следующая пришедшая мне в голову мысль была полна скепсиса. – Этот человек, он что, не извлек бы их все? Но с другой стороны, Адеберт ни слова не говорил о них. Да и спас он с „Удальца“ всего три уцелевших. Будь их больше, Кеннет что, оставил бы их так и лежать на корабле?»
– Я сделаю, все что смогу, господин капитан, – в очередной раз заверил меня Аднер.
– Может быть, оставить с вами кого-нибудь?
– А вот Гвена и оставьте, на всякий случай, – легко согласился он.
Гвенаэль Джори поморщился: Аднер, когда занят каким-нибудь делом, на помощников постоянно покрикивает: «Ну-ка, сбегай, ну-ка принеси, отнеси, помоги, подержи», – причем самым приказным тоном.
– Гвенаэль, останешься с господином Аднером, – распорядился я.
Ничего, потерпит: тут такие деньги на кону!
Когда я вышел из каменной полости в чреве горы, где и были найдены механизмы, из рощицы донесся частый стук топоров: готовили валки для транспортировки механизмов на борт «Альбатроса».
По рассказу Кеннета, три таких устройства доставляли на «Мантельского удальца» целую неделю, до того они были неподъемными на вес. И катки оказались измочаленными так, что их только на дрова и оставалось пустить. Нам же предстояло загрузить их целых пять.
«Боюсь, от рощицы совсем ничего не останется, когда мы отсюда улетим. Вообще-то катки можно было и с собой привезти. Времени их заготовить у нас имелось предостаточно, но что-то мне эта мысль раньше в голову не приходила».
Немного в стороне от рощицы в земле виднелся провал. Часть каменного свода рухнула и внизу можно было увидеть останки того, что когда-то так поразило меня на Гаруде – фабрику или завод по производству л’хассов: те же металлические ленты, будто сплетенные из тончайших металлических проволочек, такие же странные устройства высотой с дом в тех местах, где ленты пресекались между собой под прямым углом. И еще множество тиг – черных блестящих дисков, толщиной в три пальца и размером с обычную суповую тарелку.
Когда-то, отправляя меня на Гаруд, чему я немало противился, мессир Коллегии господин Анвигрест настоятельно меня просил, что, если мне попадутся тиги, привезти их столько, сколько вообще это возможно, пообещав заплатить за каждый из них неплохую цену.
– Именно из этих тиг, – объяснял он, – л’хассы и получают ту силу.
Под контролем Коллегии находится весь оборот этих чудесных камней, и именно на этом строится все ее могущество. Но беда в том, что л’хассов в мире становится все меньше и меньше. Пройдет какое-то время – и они попросту закончатся, и тогда эта могущественная организация утратит все свое влияние. И потому Коллегия стремится любыми путями наладить производство л’хассов.
«И все-таки Коллегия не должна не понимать, что, даже обнаружив такую фабрику Древних и научившись производить л’хассы, мы получим всего лишь отсрочку. Ведь рано или поздно сырье для их создания закончится, и тогда прощай небо!» – посмотрел я вверх, в его бездонную синеву, которая так и манила к себе…
– Сорингер, – окликнул меня капитан Солетт, и я обеспокоился, что он сейчас заявит: «Я передумал».
Накануне у нас состоялся серьезный разговор, закончившийся далеко за полночь. Тема была одна: я убеждал его, что нам необходимо взять пять механизмов.
– Согласен, – убеждал я его, – вес для «Альбатроса» критический, на грани его возможностей. Кроме того, обратный путь нам предстоит не менее тяжелый. Но, понимаешь, это наш шанс, счастливый случай.
– Я счастливые случаи несколько иначе себе представлял, – по своему обыкновению, бурчал себе под нос Солетт.
– Именно счастливый случай, – настаивал я. – Да, сюда было тяжело попасть, и будет не менее трудно выбраться. Но посуди сам: Жануавье позарез нужны эти механизмы и цена на них запредельная. А сам случай заключается в том, что нет на Эстольде даже ручейка, а шахта, где, как ты утверждаешь, обнаружили не железную руду, золото, находится высоко в горах.
– Тебе легче, ты рискуешь только своей головой, – не сдавался Солетт.
– Мне почему-то кажется, что все они неразрывно связаны: моя жизнь, твоя собственная жизнь, и жизнь твоего корабля. Ведь погибни он, вряд ли мы останемся живы. Пойми, это ты должен меня убеждать, чтобы мы взяли их целых пять. Ведь если все обернется хорошо, ты одним махом рассчитаешься с займом.
За Ником Солеттом висел долг: для того, чтобы приобрести «Альбатроса», ему пришлось взять заем. Под проценты, естественно. Дела у него шли не так хорошо, как он рассчитывал, и потому долг его не сокращался, а ровно наоборот.
– Представляешь, как это здорово: всего несколько дней нервотрепки – и ты свободный от всяких обязательств человек. Ты даже не представляешь, как ты себя при этом почувствуешь.
Я представлял себе это в полной мере, когда выплатил займ Доходному дому Брагта, взятый у них на постройку «Небесного странника».
– С таким грузом на борту «Альбатрос» может и не подняться в небо. Ты же знаешь, чем грозит лишний вес л’хассам.
Знаю, Солетт, знаю. От чрезмерной нагрузки они могут попросту рассыпаться серой пылью, еще ни на пядь не оторвав корабль от земли.
– Значит, необходимо разгрузить корабль от всего, что только можно. Кстати, не думаю, что аркбалисты и катапульты могут нам пригодиться. Скажу больше: в Банглу я возмещу половину их стоимости, все будет по-честному.
Мысль о том, чтобы взять пять механизмов, а не три, пришла мне в голову после того, как мы обнаружили их много. Тогда-то я и подумал, что если мы увезем их пять, я точно смогу осуществить то, о чем мечтал больше всего.
– А господин Жануавье точно возьмет их все? – продолжал сомневаться Солетт.
– Точно Ник, точно. У меня с ним был об этом разговор, и он заявил: «Возьму все, сколько ни привезете».
Мне пришлось солгать: разговор шел только о четырех устройствах. Но где четыре, там и все пять.
– И потом, Солетт, не дай бог, конечно, вдруг случится так, что какой-нибудь из механизмов окажется в нерабочем состоянии? А если два? Вот мы и подстрахуемся на такой случай.
– Ты же утверждаешь, что этот твой, как его, Берни Аднер, поистине гениален.
– Но ведь и он может ошибаться, как и все обычные люди!
«Господи, как не вовремя он отказался от рома и тому подобного! – с тоской думал я. – Мы бы с ним выпили бутылочку-другую, а там, глядишь, он бы хлопнул ладонью по столу и заявил: „Люк, что ты меня как девицу уламываешь? Возьмем мы пять, а если останется место, то и все шесть“.»
– Ладно, Люк, согласен, – уже отчаявшись, я наконец-то услышал то, к чему стремился весь вечер. – Но только при одном условии.
– Выкладывай его, Ник. Не скажу, что я соглашусь на любое, но, думаю, все в наших руках.